Он с благоговением смотрит на меня.

— Думаю, у тебя много талантов, о которых никто даже и не подозревает, — говорит он.

Чувствую, как краснею.

Я поднимаю пачку влажных шампуров.

— Нанизывай все, что хочешь. И в любом порядке.

Он берет палочки и начинает с кусочка курицы.

— Это будет лучшая еда, которую я ел в походе. Мой папа брал с собой банку запеченных бобов и хот-доги. Ты не представляешь, что для меня значит то, что ты...

— Хот-доги, — говорю я, пальцем указывая вверх. Иду к кулеру и вынимаю сосиски и булочки. — Я тоже нашла этот рецепт. Не знаю, насколько вкусно получится, но надо просто положить сосиски в булочку и приготовить на огне.

Адам вздыхает.

— Тогда нам лучше приступать.

Что мы и делаем.

Насаживая помидоры на шампуры, я рассказываю Адаму о домике на дереве на заднем дворе моих родителей. Мы с Люком и Эммой оставались там, но никогда на всю ночь.

— В основном потому, что, как только мы собирались отключиться, Люк выпрыгивал из своего спального мешка с фонариком под подбородком и криком «Редрум! Редрум!»^[6]. Эмма чуть лодыжку не сломала, так быстро побежала по лестнице вниз домой.

От воспоминания лица Люка, подсвеченного ярким желто-оранжевым светом, из-за которого Эмма стала белой, словно призрак, я громко смеюсь. К моему удивлению, Адам смеется вместе со мной.

— Похоже на моего младшего братика. Лэндон обычно находил ненастоящих муравьев и раскладывал их по папиному телу, когда тот спал. Старик просыпался с криком, — Адам берет мой наполовину готовый шампур и добавляет туда ананас и курицу.

Я закрываю рот рукой, чтобы не рассмеяться.

— Когда мой папа пришел домой с жареным цыпленком, вместо него мы взяли пластикового цыпленка из моего игрового набора и положили на тарелку, а потом смотрели, как он укусил его, — я на октаву понижаю голос, изображая отца. — Пэм, что это за курица?

И мы продолжаем работать вместе. Не обсуждая то, что делаем, мы продолжаем нанизывать еду. Я начинаю нанизывать помидоры, лук, цуккини и мясо, а затем передаю шампур ему, чтобы он нанизывал остальное, прежде чем смазать все масляной смесью.

Наши пальцы соприкасаются, когда он рассказывает мне о своем времени в академии. Он в течение нескольких месяцев, когда проходил учебу в тренировочном лагере, чтобы стать одним из наших защитников, находился вдали от дома

— У нас был парень, Нил, который любил приколы. Однажды ночью я залез в свою койку и обнаружил, что он положил в мою постель огромнейшего паука.

— Фу, гадость. Ты бросил его ему в лицо?

— Не мог. Зашёл сержант, и мне пришлось запрыгнуть в постель с этой чертовой живностью внутри.

Я откидываюсь назад.

— Что? Почему ты ничего не сказал?

— Потому что тогда бы Нила наказали, а в лагере все устроено таким образом, что нам всем пришлось бы наворачивать круги до самого заката. Так что я вынужден был потерпеть.

Я возвращаюсь к шампурам.

— И как долго ты лежал в кровати с пауком?

— Всю ночь. Сержант так и не ушёл, — он кладёт готовый шампур в жестяную кастрюлю в конце стола.

— Фигово, — вручаю ещё следующий шампур.

— А однажды другой парень взял с кухни еду без разрешения. Сержант хотел знать, кто это был или всем бы пришлось делать упражнения. Я знал, что это мой приятель Трей, но ничего не сказал.

— Почему нет? Что случилось? — мне немного трудно наколоть кусочек мяса на шампур.

Адам берет шампур и мясо из моих рук и помогает мне.

— Мы бегали всю ночь. Один за всех и все за одного, такой вот принцип.

— Звучит не очень-то весело.

— Я был там не для того, чтобы веселиться, — мгновение он смотрит на свои руки.

С шампурами покончено, поэтому я поворачиваюсь, чтобы вымыть руки. Он следует за мной и делает то же самое. Мы вытираем руки и возвращаемся к складному столику. Я прислоняюсь бедром к краю, смотрю на него и спрашиваю:

— Ты когда-нибудь мечтал вернуться в колледж, чтобы изучать архитектуру? Тебе же это нравилось. Ты постоянно говорил о зданиях.

Он ни секунду не медлит с ответом.

— Нет. Я постоянно занимаюсь дизайном домов.

Смотрю на него слишком долго, пока до меня доходит.

— Ты занимаешься дизайном домов для «Дома для всех душ».

Его брови приподнимаются, и он кивает, на лице гордая улыбка.

— Крутой коп и строитель. Ничего себе, Адам, это... Я так счастлива, что ты смог что-то сделать со своей мечтой стать архитектором. Я всегда удивлялась, почему ты изменил курс.

Он скрещивает руки, и его поза становится тверже. Глядя вниз, он говорит:

— После того, как Брэд умер, я узнал, что его поставщиком был Нико Мартинес. Кузен Нико был крупным дилером, перевозящим наркотики по стране. Я делаю все, что в моих силах, чтобы держать их в уезде, но это сложно. Иногда мне кажется, что я крайне близок к тому, чтобы добраться до источника, но проблема в том, что, ты убираешь с улицы одного отморозка, но тут же появляется еще мудак, да и не один, готовый занять место предыдущего ради быстрых и легких денег.

— Как ты все это прекратил?

Он качает головой.

— Некоторые говорят, необходимо защищать границы, другие, ужесточить контроль в аэропортах. Возможно, легализация - вот ответ. Заберите власть у дилеров, чтобы мы могли лучше следить за ситуацией. Честно говоря, я понятия не имею. Все, что знаю, я сделаю все, что в моих силах, чтобы убедиться, что то, что произошло с Брэдом, никогда не произойдет ни с кем другим, когда я на посту и присматриваю за всеми. А я всегда начеку.

Я делаю шаг вперед, намереваясь положить руку на его руку, но потом думаю об этом ещё раз. Держа руки по бокам, смотрю на него и говорю:

— Кто присматривает за тобой?

С болезненным выражением на лице, он отвечает.

— Мне хорошо и самому по себе.

Прикусываю нижнюю губу, чтобы не сказать что-то, о чем пожалею. Вместо этого спрашиваю:

—Как Брэд связался с таким отбросом, как Нико?

— Нико был с ним в одном художественном классе. Он был приличным ребенком, пока его двоюродный брат не показал ему, сколько можно сделать денег. Видимо, Брэд хотел использовать свою творческую сторону. Перед тем, как он умер, Нико заставил его создать марку вроде логотипа... для целлофановых мешочков, в которых они распространяют героин. Чертово дерьмо по-прежнему продается с рисунком Брэда на них.

— И что это за логотип? — спрашиваю я.

— Женские губы. Продукт называется «Лук Купидона».

Моя рука поднимается ко рту и к маленькому холмику на верхней части верхней губы. Брэд говорил, что у меня губки бантиком, это и есть тот самый лук Купидона.

— На протяжении многих лет Нико занимался семейным бизнесом. Теперь он во главе всего этого. Его кузены давным давно отошли от дел. Я просто надеюсь, что он останется в тюрьме. Я не впервые посадил его за решетку, но он постоянно выходит.

Я кладу ладонь на руку Адама. Его кожа горячая на ощупь, и когда он смотрит на мою руку, лежащую на его, его рот приоткрывается.

— Брэд гордился бы тобой, — шепчу я, и моя рука скользит вниз по его руке.

— Лия, — выдыхает он.

Его костяшки потираются о мои, и электричество мчится от моих пальцев прямо к сердцу.

Я поворачиваю руку и предлагаю ему свою ладонь. Длинным, ловким пальцем он прослеживает линии на моей кожи. Это едва различимое и мягкое прикосновение, но оно влияет на меня больше, чем любое прикосновение от любого человека, что были до него.

— Еда выглядит обалденно! Кто готов поесть? — Рори хлопает ладонью по моему плечу и плечу Адама и слегка тормошит нас.

— Я! — заявляю, и возвращаю к столу.

Даже не знаю, как долго ещё смогу оставаться в стороне от Адама.

Мы переодеваемся в сухую одежду и впятером садимся вокруг костра. Адам принес газовый гриль, и мне кажется, это своего рода жульничество. Я подаю макароны и картофельные салаты, которые привезла, и даже специальные «Маргариты» без пенки и бутылку «Сангрии», которую я сделала дома с лепестками роз, настоянными на виски, кленовым сиропом и домашней настойкой.