— Да. Некоторые изменения он вносил. Сначала он хотел, чтобы весь спектакль шел без антракта, потому что Ионеско ведь написал эту пьесу как одноактную. Но позже он пришел к выводу, что двое актеров не смогут внести на сцену нужное количество стульев, и тогда он решил прервать пьесу в определенном месте и дать публике передохнуть. А в это время технический персонал внесет на сцену двести или триста стульев, выстроив из них самые причудливые проходы. Кроме того, у него были проблемы с Винси. Вначале Винси ни за что на свете не хотел играть в маске. Это такие тонкие нейлоновые маски; они плотно прилегают к лицу актера, но полностью лишают его мимики. Генри терпеливо и упрямо объяснял Винси, что еще в Древней Греции актеры Эсхила, Еврипида и кого-то там еще играли в масках. Наконец он пообещал ему, что на этот спектакль у него будут самые блестящие рецензии, несмотря на то, что он даже не покажет своего лица. Винси поверил. Ну, и это подтвердилось.

— А почему он сам сыграл эпизодическую роль Рассказчика, а не дал ее никому из актеров театра?

— Для него этот спектакль был очень важен, и он считал, что присутствие режиссера на каждом представлении будет держать актеров в тонусе. Ну, вы знаете, как актеры могут «разыграться» на двадцатом-тридцатом спектакле! Они меняют мизансцены, интонации, и спектакль начинает разлезаться по швам. Генри Дарси является сторонником абсолютного подчинения актеров общей режиссерской концепции.

— Интересно, а почему Рассказчик выходит без маски? — спросил Алекс. — Разумеется, это не имеет отношения к расследованию, но я задумался об этом еще во время спектакля.

— О, я тоже его об этом спрашивал. Он сказал, что Рассказчик — это ведь не кто иной, как сам Старик или то, что останется от Старика. Старик верит: то, что после него останется, объяснит смысл его жизни. Поэтому рассказчик одет точно так же, как Старик. У него только нет маски, потому что маска ему больше не нужна. Он ведь теперь уже не Старик, а лишь идея, тень, которая осталась от человеческой мысли. Поэтому у него на голове огромная шелковая шляпа, напоминающая о традиции бродячих уличных комедиантов. И тут оказывается, что эта тень человеческой мысли лишена какого бы то ни было контакта с теми, кто остался. Она бормочет что-то непонятное и уходит.

— Да-да. — покивал Алекс. — Я понимаю.

— А вот Ева Фарадей, — спросил Паркер, — она тоже считает Дарси очень способным человеком?

— Несомненно. Она верит в него, как в Бога. Я думаю, что для них обоих это была страшная трагедия. Она тоже его очень любила, и я не знаю, быть может, любит и сейчас. Думаю, что да. Он ее тоже. Такие люди, как Дарси, не перестают любить женщин, которые их бросают. Можете мне поверить. Я не знаю, что такого особенного имел в себе этот Винси, но он просто задул ее, как свечу, прежде чем она успела прийти в себя. Полагаю, она сама не поняла, как все это случилось. Но в этом человеке было что-то, перед чем не могла устоять ни одна женщина. Его обаяние было неоспоримым. Ева — очень способная девушка. Она скромна в обычной жизни, она такая тихая умница. Это качества, которыми редко обладают восходящие звезды театра или кино. Я в душе желаю и ей, и ему всего самого лучшего. Однако лишь время покажет, что из этого выйдет.

— У нас остался еще Джек Сойер.

— Это короткая история. Джек Сойер — сын моего одноклассника. Он учится на медицинском факультете. Я дал ему работу в театре, потому что его отец умер и парень должен содержать свою немощную матушку. Эта работа одновременно помогает ему закончить учебу, и мы стараемся, чтобы работа в театре не совпадала в утренние часы с лекциями в университете. Он обожает Дарси. Со своими обязанностями в театре справляется очень хорошо. Быть помощником режиссера вовсе не так легко, как кажется. О его ссоре с Винси вы уже знаете, да?

— Да, — Паркер встал. — Большое спасибо, господин директор. Если мне еще что-нибудь понадобится, вы позволите снова заглянуть сюда, хорошо?

— Разумеется. Я — холостяк. Я и так не мог бы высидеть один дома всю эту ночь. Так что тут останусь. Все равно не усну. А с утра надо будет заняться поиском замены Винси. А кроме того — репортеры! Не хочу даже думать об этом!

— Я тоже, — Паркер направился к двери. — Может, все же попробуете уснуть? Если б не надо было работать, я бы сейчас спал как суслик.

Он улыбнулся и вышел, а за ним Алекс, как верная, неразлучная тень.

Паркер сел за столик в гримерной комнате убитого и начал вполголоса читать список лиц, присутствовавших в театре во время и после спектакля.

И авторучкой дописал:

— Кроме того, двое рабочих сцены, которые во время антракта внесли на сцену стулья, после чего ушли домой. Их зовут: Стенли Хиггинс и Джошуа Брэддон. На всякий случай их тоже вношу в список.

— Это все? — уточнил Алекс.

— Это уже абсолютно все.

— Хорошо, — Алекс чуть заметно улыбнулся и снова стал серьезным.

— Чему улыбаешься? — спросил Паркер. — Хочешь что-то сказать?

— Нет. Ничего. Ага, ну разве что хочу тебя попросить, чтобы ты никого не спрашивал о маске Винси.

— Да? А почему?

— Сделай это для меня. Через час я тебе все о ней расскажу. По крайней мере, надеюсь, что расскажу.

Паркер колебался.

— Ну ладно, — согласился он наконец. — Сегодня ты правишь. Лишь бы только ты оказался мудрым и великим правителем!

— Попытаюсь заслужить признание полиции Ее Королевского Величества, — скромно сказал Алекс, — но в случае неудачи провалюсь со стыда под землю.

— Тогда попробуем без чудес, спокойно и неторопливо, — сказал инспектор. — Но может, начнем уже, Бога ради! Джонс!

— Да, шеф? — Круглая, коротко стриженная голова сержанта показалась в щели приоткрытой двери.

— Пригласи сюда мистера Генри Дарси.

— Слушаюсь, шеф!

Минуту спустя Генри Дарси вошел в комнату. Это был высокий, еще молодой человек, и его даже можно было бы назвать красивым, если бы не очень высокий, выпуклый лоб, который занимал слишком много места, нарушая тем самым пропорции строения черепа. Алекс видел его первый раз в жизни, не считая эпизода на сцене, когда часть лица режиссера была скрыта полями большой черной шляпы. Джо заметил, что Дарси окинул гримерную спокойным, почти безразличным взглядом, который не задержался на кушетке.

— Садитесь, прошу вас. — Паркер указал ему на стул. — Вы, вероятно уже знаете, кто мы. Я веду расследование по делу об убийстве одного из ваших коллег, Стивена Винси. Можете ли вы что-нибудь сказать по этому делу?

Дарси медленно покачал головой.

— Нет, сэр.

И все. Голос у него был мягкий и приятный.

— Не заметили ли вы чего-нибудь необычного в течение самого спектакля либо после него?

— Нет.

— Гм. — Паркер помолчал. — Быть может, в таком случае, вы опишете нам как можно точнее каждую минуту, которую вы провели вчера вечером в театре «Чембер»?

— Конечно, — Дарси спокойно кивнул головой. — Я пришел в театр за несколько минут до начала спектакля. Поскольку выхожу на сцену под конец второго действия и по сути заканчиваю спектакль, мне не надо было торопиться. Но с другой стороны, я хотел присутствовать в театре во время спектакля. В коллективе возникли некоторые неурядицы. между мисс Фарадей и покойным Стивеном Винси. Поскольку они оба исполняли главные роли, а по сути — единственные роли, я предпочел быть здесь, чтобы в случае чего предотвратить дальнейшие недоразумения, которые негативно сказывались на ходе спектакля.