Зазвенел телефон. Трудны поднял трубку.

- Зенон просит пана в четвертый, - сообщила пани Магда, секретарша и бухгалтер фирмы в одном лице, неоценимая мастерица всяческих хитростей и выкрутасов, знающая все лазейки в законах, вот уже два десятка лет ведущая документацию всех последующих друг за другом фирм Трудного.

- Что-то серьезное?

- Нельзя сказать, чтобы он был спокоен.

- А что конкретно?

- Там приехали от генерал-майора и, похоже, не хотят платить.

- Иду.

Он положил трубку, поднялся, одел пальто.

Несколько дезориентированный Гречны тоже поднялся.

- Что случилось?

Трудны не собирался оставлять их здесь одних. Он указал на двери.

- Пошли вниз.

?????

Они прошли через секретариат и по длинному коридору, потом по железной лестнице спустились в мастерскую, где гудел фрезерный станок, а уже оттуда - прямо во двор, покрытый слоем слегка примерзшей бурой грязи, образовавшейся из смеси песка, жужелицы, гравия, глины и снега. Трудны вел за собой, он шел быстро, решительно, не говоря ни слова. Он обошел волочащийся в прогулочном темпе, до краев нагруженный книжками форд; потом телегу, на которую с трудом взгромождали тяжелый барочный секретер (запряженная в телегу кляча лягнула копытом косого, который, совершая чудеса акробатики, в самый последний момент отскочил и только чудом не попал под копыто разозлившегося животного); он погрозил кулаком Горбуну, который, сидя в грязном рабочем комбинезоне под стеной склада в одиночку опорожнял двухлитровую бутыль сивухи; он прошел между четырех мрачных жандармов, пересчитывающих какие-то деньги, поздоровался по имени с тремя из них, на что те ответили поклонами и даже сняли фуражки - и в конце концов прошел под высокий навес заезда, где у четвертого перрона стоял подогнанный задом военный грузовик, а рядом с ним явно разозлившийся Зенон Черепушка на своем ломаном немецком о чем-то спорил с молоденьким младшим лейтенантом вермахта. Водитель офицера, лет, на глаз, пятидесяти, тоже в мундире, курил в кабине и меланхолично присматривался к этой беседе.

- Что тут произошло? - обратился Трудны к Зенону.

- Этот сукин сын вообще не привез бабок. Говорит, что генерал и не приказывал ему платить. Якобы, холера, мы должны отдать ему на шару! Нет, пан, ты когда-нибудь слыхал большую глупость?

- Где вещи?

- А вон, уже приготовленные. - Черепушка указал на открытую дверь склада.

Дело шло о меблировке виллы генерал-майора, а конкретно - об оборудовании ее ванных комнат; на одном из приемов Трудны предложил поставить генералу три комплекта позолоченной сантехнической арматуры, две антикварные ванны и зеркала с рамами, имеющими соответственную резьбу. Но, насколько он мог припомнить, ни слова он не упоминал о филантропических аспектах собственной деятельности. Ему даже показалось, будто согласованная сумма не пробуждает у генерал-майора особых претензий. Вообще-то, Трудны отнесся к данному договору как к рекламе и спустил цену довольно прилично. Что, ясное дело, вовсе не значило, будто на этом деле он собрался потерять хотя бы копейку. Тем не менее, он был уверен, что совершенно не давал немцу каких-либо причин выдвигать столь решительные требования.

Он спросил у младшего лейтенанта его имя. Хоффер.

- Герр Трудны, - заявил Хоффер. - Я получил совершенно четкий приказ от генерала. В нем не было и речи о деньгах. И я уверен, будто господа оговорили все уже заранее.

- В том-то и дело, что оговорили. Вы должны иметь при себе те самые деньги.

- Но у меня их нет, и уж наверняка я вам их не сделаю из воздуха. В связи с этим я вижу только два выхода из ситуации: либо я уеду отсюда с обещанными ванными и всем остальным, либо без них. Выехать я должен, - он глянул на хронометр, - через полчаса. Ну, и что выбираете вы, пан Трудны?

Трудны глянул Хофферу прямо в глаза и понял, что жестоко обманулся молодым возрастом лейтенанта. В серых глазах таились старость и лед. А ведь наглый, сволочь, с удивлением подумал Ян Герман; ведь деньги у него, в кармане, только он рассчитывает на то, что я перетрушу и отдам все на шару, генерал же не станет морочить себе голову каким-то там полячишкой. Если бы Хоффер хапнул только часть суммы, это пахло бы хищением, а поскольку лейтенантик цапает все, то даже если генерал и узнает о шантаже, существует высокая вероятность того, что, несмотря ни на какие обстоятельства, в нем победит восхищение чертовски храбрым юношей. Над Хоффером должен висеть какой-то меч, наверняка карточные долги чести, ведь он не похож на сына малоземельного крестьянина.

- Прекрасно, - спокойно решил Трудны. - Товар мы отгрузим. Вы же, герр лейтенант Хоффер, будете мне должны всю сумму плюс еженедельно насчитываемые проценты. - После этого он перешел на польский язык: Грузим! Давай, давай, Черепушка, пошевелись.

Зенон неодобрительно покачал головой, но кликнул людей из склада, и те, разом хекнув, схватились за первую ванну, а это и вправду был чертовски тяжелый шмат железяки.

- Что ты сказал? - прошипел Хоффер, подойдя к Трудному еще ближе. Это я тебе буду должен? Что это ты надумал в своей дурацкой польской башке?

- Просто подожду, если пан эти бабки уже куда-то пристроил, но вечно ждать не стану. Поспрашиваю у людей, выясню пана ситуацию; я же не без сердца. Ведь вас направили прямо в штаб генерала, правда? В качестве кого?

Хоффер рассмеялся.

- Да ты просто с ума сошел.

- Заметьте, что вы еще просто можете заплатить за товар, так что никакого дела и не будет, а я потеряю основания для шантажа.

- Какого еще шантажа?

- Я собираюсь шантажировать вас, герр лейтенант Хоффер.

Трудны говорил все это, не меняя ни тона, ни громкости голоса, и до Хоффера начало уже постепенно доходить, во что он вляпался.

- Ты считаешь, будто генерал хоть на миг поверит твоим словам?

- А зачем мне сразу же идти с этим к генералу? Есть и другие люди, готовые даже приплатить мне за информацию о финансовых шахерах-махерах молодого офицерика из штаба. Ведь прямо из училища, правда? Младший лейтенант. Пороха на фронте еще не нюхал, так?

Тем временем мужики уже загрузили на машину первую ванну и направились за второй. Хоффер оглянулся и только сейчас заметил выглядывавшего из кабины собственного шофера, который заслушался ведомым в паре шагов разговором до такой степени, что и не заметил, что сигарета между костлявыми пальцами дотлела уже до конца. Увидав взгляд начальника, он быстро отвел глаза.

Хоффер стиснул зубы. На Трудного он глядел с ненавистью.

- Ты что, думаешь, будто тебе удастся запугать германского офицера? рявкнул он.

Трудны только усмехнулся. Усмешку эту он тренировал перед зеркалом, это была гримаса, отработанная до мельчайшего сокращения мышц, весьма эффективная.

- Это мой хлеб, - сказал он.

Стоявший на краю рампы Гречны фыркнул сдавленным смешком.

Трудны знал, что должен сделать сейчас Хоффер. А конкретно - он должен вытащить из кобуры пистолет и пальнуть Яну Герману в лоб. Любая иная реакция лейтенанта означала бы его поражение. Впрочем, выстрел тоже, но гораздо меньшее. Тем не менее, Трудны был прав: младший лейтенант только-только вышел из училища и еще не видал убитого человека. Так что смерть просто не пришла ему в голову. Он сдался.

- Я вернусь через пару часов. Ты получишь эти деньги, сукин сын.

- Danke sch(n. Heil Hitler!

?????

Трудны отошел вместе с Гречным в угол цеха. Косой остался на улице, прохаживаясь то туда, то сюда, и не вынимая руки из кармана.

Гречный же все еще находился под впечатлением, скаля кривые зубы.

- Ну, блин, пан и молоток...! Так выпендриваться, это ж настоящее самоубийство. Сам нас такими называешь, а что вытворяешь? Ох, пан Трудны, пан Трудны...

- Так чего скалишься? Парень, я с ними дела веду, день за днем, неделю за неделей. Если бы ложился под каждого лейтенантишку, долго бы не выдержал! Мигом бы христарадничать отправился. Они же через одного на лапу берут, кто сколько сможет! Это же мораль армии победителей: понимают, суки, что положено им. Видал эти ванны. В жизни не угадаешь, насколько низкое жалование у генерал-майора вермахта.