Ладно, батя, как тоже коммерс в прошлом, задир этот сгладил; поторговались, сошлись на одном проценте; и чтоб больше без насилия; и Толян пробурчал что-то вроде «- Не совсем правильно мой жест истолковали; это было рефлекторное движение от сильного душевного волнения!»

Короче, сошло за извинение; хотя по насупившимуся Толяну и по играющим желвакам на его челюстях я-то понял, что он вообще о Пагаре думает, и что он с ним, при случае, сделал бы; и что он думает о посредниковой «чести» в частности.

Тот, конечно, тоже понял; но ему было похрен — он тут бизнес делал.

Но грузить Пагара Толян прекратил — дорого это выходило.

Поднялись для переговоров на девятый; там была приличная, недербаненная ещё квартирка, — не в столовой же с ним разговаривать, не в мастерской, и тем более, не на «Скале Совета», как называли квартиру Устоса, и где происходили обычно все наши обсуждения. Нехер, как грит батя, «светить реалии». Одному уже досветились — вон, полбашни разворотили…

Входя, Пагар скептически глянул на зверски развороченный замок на входной металлической двери: выбита личинка; вывернута обналичка, когда не удалось через «внутренности» открыть — Толик упражнялся, который ну совсем не слесарь. Вошёл вслед за батей в коридор, потом в большую комнату; за ним Толик, за ним я.

Расположились: Пагар сразу нахально уселся в кресло у стены; батя на диван в углу; Толян притащил из другой комнаты стул и поставил его напротив Пагарова кресла. Мне чо-то ничего не досталось; я хотел рядом с батей было сесть на диван, но он эдак взглядом меня «толкнул» — у него это получается; да и мы, «играя в одной команде», как-то научились друг друга без слов понимать, и я сообразил, что надо Пагару создать на переговорах неудобство — батя мне как-то про технику ведения переговоров рассказывал, давно ещё: что-то там про «японский стиль», «американский»; «партнёрский» и «конфронтационный»… Короч, я понял: притащил из кухни табуретку, и уселся на неё у другой стены, той, что у окна на проспект, целого, со стеклом; напротив стены с диваном — специально, чтоб Пагар не поворачивая головы не мог нас сразу всех троих видеть, а мы могли бы обмениваться взглядами, которые, как говорится, у понимающих друг друга людей надёжней слов. Или это было бы Пагару некомфортно; а лишить на «конфронтационных переговорах» оппонента комфорта важно. А что переговоры у нас с Пагаром именно конфронтационные — тут и к бабке не ходи!

Тот поёрзал в кресле; снял было свою понтовую меховую шапку; потом вновь надел — «климат не располагал».

— Что, помещения с печкой у вас тут так и нет?.. — брюзгливо осведомился он; и при этих словах изо рта у него вылетали маленькие облачка пара. Прошлые разы тоже на холоде разговаривали.

— Нету! — тут же ответил Толян, — Это самое тёплое! И вообще — мы спим на крыше, мы привычные!..

Батя промолчал; только боднул взглядом Толяна, чтоб не зарывался и не вводил нас опять в расход.

Пагар слова Толяна проигнорировал, как будто и не было его; и, обращаясь к бате, произнёс:

— Нуте-с, поступил новый пул предложений. Относительно общего объёма товара на обмен мы, в целом, в прошлый раз пришли к соглашению; однако остались немаловажные частности. А именно. Пересчёт «Расписок Администрации» в «Лещи» предложено считать не по четыре-и-пять к одному, а по пять с четвертью — курс падает, закрылись ещё две столовые, до оставшихся добираться сложно. Талеры к «Лещу» — по семь с четвертью к двум, то есть по… тут вот изложено.

Под настороженным взглядом Толяна он полез в боковой карман и достал оттуда сложенный вчетверо листок с густо исписанной расчётами одной стороной. Подал его бате, по-прежнему игнорируя и Толяна, и меня.

Батя взял, мельком глянул, положил на колено, продолжая смотреть на переговорщика.

— Сахар — мешок; и проверяем. Я проверю — поставлю пломбу свою; поскольку были в городе уже накладки — подмешивают алебастр или гипс в середину мешка, а зашивают «как на заводе», так что упаковке больше веры нет! Так… Муки не надо…

Шоколад… — продолжил он по памяти, как я понял, — По полторы стопятидесятиграммовой плитки за банку сгущёнки — по паритету. Сгущёнка — не позднее …года выпуска; шоколад содержанием какао-бобов не ниже 67 процентов, а лучше — девяносто-процентный, горький. Вы прошлый раз говорили, что у вас есть. Спички не надо вообще. Свечи — можно; но не более трёх килограммов, и весом каждой не более ста граммов, ибо «чисто парафин» никому не интересен… И лучше заводские, до-БПшные; или предварительно из каждой пачки одну проверяем!

Батя хмыкнул, поглаживая листок у себя на колене.

Толик зло сказал:

— Может, тебе ещё спину вареньем намазать?

Пагар высказывание Толяна проигнорировал и продолжал:

— Зажигалки — газовые, одноразовые, — коробку. Чтобы газ был не стравлен — выборочно проверю. Газ бытовой — как говорили, — баллон. Специи: перец чёрный, немолотый, горошком — по весу как обсуждали… Корица и базилик, говорите, есть? По весу как перец два к одному — изыск это, не особо интересно. Патроны «пять-сорокпять» в цене просели — до ноль-восьмидесятипяти, семёра — также; избыток сейчас на рынке… Патроны «люгер-девятка» напротив… эээ… то есть, я хотел сказать, без изменений по курсу. И ещё…

Чо-то он, в натуре, нагло себя ведёт! Этот Пагар в реале что-то и меня стал раздражать — ну нифига ж себе! Эдак мы ему весь шоколад и отдадим, и всю сгуху! Корицу ему подавай! Гороха ему не надо, ишь, сволочь, и макаронами брезгует!.. Самый цимус выторговывает! Нет, понятно, что за Белку — дело святое, отдадим, если понадобится — но, блиннн… нефига ж себе расклады! — брал бы свечами, свечей дофига — так не больше трёх кило, падла!

Я взглянул на Толяна — у того как грецкие орехи катались на челюстях желваки. Тоже оценил, что тот ломит — за одну девку как за десяток пеонов с рабочими специальностями, офигеть! Кстати, очень может быть с моей подачи, в городе «работяг за еду» и стали называть пеонами. А может быть, кто-нибудь тоже в ВарКрафт играл.

— … насчёт стрелковки. Кроме трёх ПээМ мой наниматель хочет пулемёт! Семь-шестьдесят-два ПКМ или ПД, или 12.7 Корд! — выложил нахал явно главную свою подачу, из-за которой сегодня и припёрся, очевидно, раньше оговоренного срока; и уставился на батю выжидающе. Нефига ж себе наглец!

Толян хрюкнул, но сдержался, ожидая, что скажет батя.

— Уважаемый!.. — как мог более проникновенно произнёс Олег, подаваясь с дивана всем корпусом к собеседнику, — Всё это можно обсуждать: паритет сгущёнка-шоколад и курс Леща к талеру, но где же мы возьмём вам пулемёт? Да ещё «кроме ПээМов!» Вы ведь знаете, что с такими девайсами в городе определённая напряжёнка! Вот если АК…

Пагар скривился:

— Ваши юзаные АК я в прошлый свой приезд видел. Этот хлам только по деревням продавать — в обмен на картошку! Или пионэрам — у Вечного Огня в карауле стоять!

Конкретно задолбал!! У нас нормальные, в натуре, калаши; все исправные, чищенные, отстрелянные! Мятых мы не предлагали; Толян лично оружием занимался, и, я знаю, ответил бы за каждый ствол! Правда, кто такие упомянутые «пионэры в карауле» я не понял нефига. Но в контексте подачи — явно чо-то оскорбительное!

— Ты давай-ка не борзей! — наконец не сдержался и рявкнул Толик, — Может тебе полное вооружение стрелковой роты подогнать, прям со склада, в сале?? Нормальные у нас калаши, я за каждый отвечу!

Переговорщик, как и прежде, Толянов выпад нагло проигнорировал, тем самым демонстрируя, что он Толяна за сторону в переговорах не воспринимает, а говорит только с батей.

Знал, сволочь, что мы ему ничего сделать не можем, сколько бы он не измывался, — такой заположняк в городе стал: переговорщики, типа, «над ситуацией»; они за борзость условий не отвечают, они только передаточное звено, — и если, к примеру, вспылить и переговорщика прижмурить — то ихний «профсоюз» тебя поставит в «чёрный список», и мало что на сделке придётся крест поставить — а это значит, скорее всего, смерть того человека, о выкупе которого торг шёл; но и потом, случись что, с тобой дело никто иметь не захочет; а без посредника в таких делах вообще тухляк… Так что он чувствовал себя вполне уверенно, и даже позволил себе эдак презрительно «полусплюнуть» в ту сторону, откуда послышалась реплика — смотрел он только на батю.