— Да, ласково Родина встречает!.. — пробормотал Владимир, одной рукой зажимая разбитый, обильно кровоточащий нос, а другой наощупь ища по карманам носовой платок. Где-то должен тут быть туалет…

Инцидент произошёл сразу по прилёту, когда он только-только прошёл паспортный и таможенный контроль, и не имея багажа кроме ручной клади, привычного и необременительного студенческого рюкзака на плече, пробирался через толпу встречающих рейс Франкфурт — Мувск к выходу. На таможне не трепали нервы, как он опасался, не пытались по обыкновению слупить денег с одинокого соотечественника, прибывшего из-за бугра; шмонали как-то торопливо-лениво, и он совсем было расслабился и даже стал неосознанно искать взглядом в галдящей толпе встречающих родных-знакомых: габаритную фигуру отца в неизменном тёмном пиджаке и при галстуке и сестрёнку-переростка, которых не видел уже три года. Но тут же вспомнил, что о его прилёте они не знают. Ещё в самолёте он вновь попытался дозвониться — и опять безрезультатно. Да, встречать некому, и добираться домой придётся самому.

Люди шумели и толкались, вытягивали шеи, стараясь разглядеть своих — встречающих-прилетевших. Всё было как везде и как всегда, только что вместо английской или немецкой речи вокруг звучала порядком уже подзабытая русская. Уже пробравшись через толпу, и направляясь к стеклянным дверям вестибюля зала прилётов он столкнулся с группой южан, галдящей стайкой направляющихся туда, откуда он только что выбрался — к толпе встречающих. Он шагнул в сторону, уступая им дорогу, они-то явно никому дорогу уступать не собирались, — и задел своим тощим студенческим рюкзаком одного из них. Их было шесть человек, и один тут же, пОходя, как бы между делом, дёрнул его за рукав, и, когда он обернулся — ткнул выставленной ладонью ему сильно в лицо, в нос… Сильно и беззлобно, по-хозяйски, как прогоняют-наказывают пинком надоевшую домашнюю псину, опять некстати попавшую под ноги.

Так быстро и буднично. Он схватился за нос, на мгновение ослепнув от резкой боли и сразу почувствовав под руками мокрое и горячее, а они пошли дальше, продолжая что-то обсуждать на своём гортанном языке, на своём гыр — гыр, как будто мимоходом разбить нос просто проходящему мимо было не только в порядке вещей, но и надоевшей обыденностью; один только удовлетворённо хмыкнул, уже пройдя несколько шагов, обернувшись и увидя как он зажимает нос, и сквозь пальцы у него сочится кровь. А стоящий у входа в аэровокзал полицейский, у которого это произошло на глазах, в грязноватом сером бронежелете поверх форменной рубашки с коротким рукавом и с АКСУ на ремне, скучно отвернулся в сторону — ну не видел он ничего, вообще ничего не видел, много тут туда-сюда народу проходит…

И вот теперь он, наклонившись, чтобы не залить кровью футболку, одной рукой зажимая нос, другой шаря в карманах в поисках носового платка, стараясь ни с кем не встречаться взглядом, пробирался к повороту за угол, на котором увидел пиктограмму — обозначение мужского туалета.

Через несколько минут с помощью холодной воды кровь удалось остановить. Затолкав в кровоточащую ноздрю свёрнутый в трубочку мокрый край носового платка, он постоял у зеркала, запрокинув голову. Вроде как остановил. Вот, значит, как теперь на Родине принято. Сразу в морду. В фейс. Запростотак. Посмотрел на себя в зеркало: несколько небольших капель крови попало на футболку, хорошо что она не белая, — тёмно синяя, с чёрной эмблемой Нью-Йорк Лэйкерз. Дома нужно будет переодеть. Да, дома… До дома ещё добраться нужно. Судя по тому, что разбили нос пока ещё за двери аэровокзала не вышел — это может быть проблемой. Интересно, если так всё дальше пойдёт — просто стрелять в лицо будут, что ли? За взгляд, за то что просто на пути попался? Профессор Лебедев вот считает что да, будут. А, да, я ж на Родине, тут, в отличии от Штатов, со стволами не так свободно, пока, во всяком случае. Так что какая-то фора по времени у меня есть… — с такими невесёлыми мыслями он достал окровавленную сосульку носового платка из ноздри и стал смывать кровь с лица.

Против ожиданий добраться до дома получилось просто и без приключений. Один из стайки дежуривших у аэропорта частников сразу согласился отвезти в коттеджный посёлок, правда заломив бешеную цену, — «А чё ты хочешь, с бензином щас проблемы, пять заправок объедешь пока заправишься!» — и, причём учитывая что рейс был из Франкфурта, — в евро.

— Евро у меня нет, есть доллары, — оговорился Владимир.

— Американские? — на всякий случай уточнил таксист, — Так оно того и лучше! Это новое евро не поймёшь, — чо там, Италия уже, — или «ещё»?.. А Америка — она Америка и есть. Поехали!

Сидя на заднем сиденье, как привык в Штатах, а не рядом с водителем, как принято на Родине, он рассмативал в окно пролетающие мимо виды: биллборды, рекламирующие какие-то вклады в каких-то банках, бытовую технику, опять какие-то финансовые услуги… Машин за три года, вроде, стало поменьше, или кажется? А, да, опять «финансовые услуги»…

Вспомнился сосед в самолёте, с которым летели из Франкфурта, — коммуникабельный такой дядечка, с вкрадчивыми манерами шулера и привычкой заглядывая в глаза спрашивать «Надеюсь, вы меня понимаете?..» Тоже… Финансист. Выведав у Владимира, что его отец в том числе занимается и фин. операциями, он стал разливаться соловьём, расписывая какое сейчас удачное для финансовых спекуляций время, да какие выгоды можно поиметь сотрудничая вот именно с ним, — как его? Яков Михайлович, кажется. Что нынешние «качели» на фондовых рынках, совершенно непредсказуемое поведение фондовых индексов — «…это самое оно! Это как раз то время, когда и создаются настоящие капиталы! Нет, не в мирное время создаются капиталы, молодой человек, — а именно, как говорил барон Ротшильд: «Настоящие капиталы создаются когда гремят пушки!» Ну, «пушки гремят» пока что, слава богу, от нас вдалеке — что там, опять китайский фрегат потопили на рейде Тайваня?.. — но сама ситуация, сами скачки курсов валют, бешеные колебания цены коммодитиз, — всё это создаёт просто невиданные возможности! Возможности! — надеюсь, вы меня, молодой человек, понимаете?.. Я вам, молодой человек, прямо скажу — если эта тенденция продолжится ещё хотя бы полгода — через полгода ваш покорный слуга, — то есть я, ха-ха! — буду уже скромным владельцем особняка на полсотни комнат с соответствующим земельным участком где-нибудь в Испании! Или совсем уж нескромным — но тут, в окрестностях Мувска, — понимаете меня, молодой человек, не правда ли?.. Так и передайте своему папе: дескать, Яков Михайлович, являясь непревзойдённым специалистом в финансовых операциях с валютой, и имея широкие возможности, обеспечит невиданную доходность… вы меня понимаете?..

Еле от него отвязался, пришлось и пообещать, и взять визитку, отказаться от предложения подвезти. «Финансовая доходность!» Как обоснованно считал профессор Лебедев мир стоит накануне гигантского финансового коллапса — а этот всё про «финансовую доходность»… Кому будут интересны эти нулики в компьютерах, когда… Впрочем, пока за валюту тут, на Родине, вполне себе… ага, вот и знакомый поворот, пост полиции на въезде, скучающий мент с автоматом — копия того что в аэропорту, что это они все с автоматами? вон и наш коттедж виден!

Неприятные предчувствия, возникшие ещё в Штатах, когда он не смог порядка двух недель связаться ни с отцом, ни с сестрой, подтвердились: двухэтажный коттедж красного финского кирпича выглядел необитаемым. Пыльные окна, несмотря на день, были плотно зашторены; дорожка к входной двери явно не подметалась около месяца. Расплатившись с таксистом, он без особой надежды понажимал кнопку звонка на кирпичном же столбе возле входа на участок, и, не дождавшись ответа, скинул с плеча рюкзак, стал рыться в нём в поисках ключей от дома, которые по настоянию отца — видимо, небеспочвенному, — взял с собой уезжая в Штаты ещё три года назад. Замок на калитке знакомо щёлкнул, и Владимир прошёл к входной двери. Тоже, конечно, заперта. Куда они все подевались — и не предупредили же! Ну ладно, отец — тот после последнего их разговора, когда он, подкрепляя свои доводы авторитетом профессора Лебедева, в очередной раз настаивал на своём возвращении домой; — он просто рявкнул, как за ним водилось: