Холодная, трезвая рассудительность вдруг овладела Титскоу. Он вспомнил слова генерала Боллшита: «Мы ещё покажем всем!» Кому и что надо показывать почему-то вылетело из головы, но эта фраза заставила Джона подняться с пола и открыть дверь. В коридоре по стойке «смирно» стояла великолепная троица.

– Мы ещё покажем всем, ребята! – гордо вскинув подбородок, сказал Титскоу и величественным жестом запахнулся в остатки изодранной, измятой и заблёванной рубашки. – Получите в арсенале пятивёдерные шприцы и ждите меня на полигоне через полчаса.

Так началась подготовка особой команды.

Монголия, Пустыня Гоби,

350км южнее г.Сухэ-Батор,

7 июля 1981 года, 6 ч. 30 мин.

Едва поднявшееся над горизонтом солнце уже немилосердно пекло. Через бесконечные барханы на север неторопливо ехал одинокий всадник. Это был знатный орат животноводческого колхоза «Лошадь Пржевальского» Тардыхан Балбуты. Жара совершенно не мешала одетому в папаху и полушубок старику. Тихонько напевая что-то себе под нос, Тардыхан лениво оглядывал окружающие его пески. Пастух был отряжен семьёй в столицу за солью и спичками.

Внезапно безмятежное спокойствие Тарды было нарушено. Со стороны солнца появилось несколько темных точек. Они быстро приближались, и вскоре стало видно, что это четыре человека на парапланах. «У, шайтан!» – пробормотал орат и, спешившись, залег за гребнем бархана.

Приземлившись, пришельцы торопливо закопали свои парашюты, вскинули на плечи объёмистые рюкзаки и бодро зашагали в сторону родного колхоза Тардыхана. Неожиданно предводитель десантников резко остановился, да так, что на него налетели остальные и воскликнул «Чизес!». Потом, потирая ушибленный лоб, он достал из нагрудного кармана какой-то предмет и бросил его на песок. Затем вся четверка стала дружно пинать предмет ногами, пока тот не стал раздуваться. Через несколько минут на песке стоял новенький джип «Хаммер». Быстренько покидав в багажник рюкзаки, странные люди забрались в машину. Двигатель взревел, колеса несколько раз пробуксовали. Вездеход рванулся вперед и исчез за барханами. Вскоре только следы на песке напоминали о происшествии.

Старый орат встал с земли, отряхнул тулуп, влез на своего конька и, сказав «У, шайтан!», поскакал к городу. Органы разберутся, кто это был. .

Москва, Здание КГБ на Лубянке,

8 июля 1981 года. 9 ч. 30 мин.

Майор Зосима уже успел вернуться из краткосрочного отпуска и даже выздоровел после тяжелой простуды, подхваченной во время плавания в ледяной воде Карского моря при температуре воздуха минус десять градусов.

Вызов от генерала Перепердищева застал майора за любимым занятием – строевой подготовкой с ёжиком Мухтаром. Они как раз успели разучить построение в колонну по четыре.

Перепердищев, сверкая чистым, розовым лицом, задушевно поведал Зосиме сколько труда ушло на оттирание чернил. Эта откровенность удивила майора, но ещё больше его удивило, что во время рассказа генерал употребил всего двадцать три матерных слова из тридцати пяти. Зосима насторожился, предчувствуя новое задание, по типу: пойди туда, не знаю куда, поймай того, не знаю кого.

– Ну, вот что, майор, – начал генерал, – в Монголии, в пустыне Гоби засечена высадка диверсионной группы. Судя по пятьдесят второму размеру отпечатков ног одного из четверых, это либо наш старый знакомый суперагент 0000346, либо снежный человек в кроссовках. Так что бери своих орлов и дуй в эту гребаную пустыню. Если узнаешь какого хрена делают в Монголии американские агенты, то в заказе к Новому году получишь икру.

Пребывая в легком шоке от услышанного, Зосима отправился собирать свою группу. «Не жеребцов же кастрировать прилетел в Монголию 0000346!» – думал майор. Но больше ничего на ум не приходило. Ничего более ценного, чем лошади в Монголии не было.

Прапорщик Небуди-Наливайко был найден в оружейной, где он чистил стволы своей двустволки. Лейтенанты Бодунов и Елдаков обнаружились в «красном уголке», где под видом политзанятий дулись в подкидного дурачка на щелбаны. Ёжик Мухтар так и продолжал отрабатывать строевые приёмы на письменном столе майора. Уже через час опергруппа была готова к новым подвигам. В Улан-Батор чекисты прилетели вечером того же дня.

Сходя по трапу, майор Зосима просто кипел от гнева. Дело в том, что где-то над Алтаем прапорщик Небуди-Наливайко по запаху нашел спиртопровод антиобледенительной системы самолета. Присосавшегося к трубе мужика, удалось оторвать от дармового угощения только общими усилиями остальных членов опергруппы. Крепкое здоровье позволило прапорщику осушить половину, что составило ровно сто тридцать литров денатурата. Остальное допили, разозленные неэтичным поступком Небуди-Наливайко, летчики. В итоге самолет пришлось сажать на брюхо – о том, чтобы выпустить шасси уже не вспомнили.

В пропыленном аэропорту монгольской столицы группу майора Зосимы уже встречали. Смертельно уставший от жары, мокрого белья, потных женщин и теплой водки, резидент КГБ в Улан-Баторе, полковник Шпингалетов окинул скучным взглядом опрятную фигуру Зосимы и хмуро сплюнул на раскаленный солнцем бетон посадочной полосы. Несколько секунд Шпингалетов с нарастающим интересом смотрел, как слюна, шкворча и потрескивая, испаряется под ярко-белыми лучами небесного светила. Затем внимание полковника привлекли бравые лейтенанты Елдаков и Бодунов, старательно тащившие за ноги бесчувственное тело прапорщика. Стриженый затылок Небуди-Наливайко весело пересчитал все ступеньки трапа и несколько стыков бетонных плит посадочной полосы.

– Аккуратнее, товарищи! – Брюзгливо сказал Зосима, отрешенно глядя в сторону догорающих двигателей самолета, – вы же ему фуражку помнете!

– Майор Зосима? – Буднично уточнил Шпингалетов, на всякий случай педантично записывая в свой блокнот слова разухабистой песни, доносящейся из пилотской кабины. – Эк выводят, шельмы!

– Ну, и где тут у вас обнаружили следы суперагентов? – безразлично спросил Зосима, после того как группа погрузилась в раздолбанный «уазик». – Это точно не снежный человек?

– Может быть он и снежный, гад проклятый, только с места посадки он уехал на вездеходе, – ответил Шпингалетов, сосредоточенно пытаясь объехать стоящего посреди узкой улицы меланхоличного верблюда. – А следы отсюда недалеко, всего триста километров к югу. Вот только транспортом я вас обеспечить не могу – посольские шоферюги вчера пропили последнюю машину. А списали, сволочи, на происки китайских диверсантов. Теперь до следующей поставки будем ездить верхом. На этот «уазик» уже с утра косились, да я у него колеса и руль отвинтил и в сейфе спрятал. Всё равно к вечеру, как похмелье прихватит, на руках со двора унесут!

– Ничего, транспорт у нас свой, – сказал майор, похлопывая по нагрудному карману, где у него лежала надувная «Волга». – Проводника дадите?

– Крутится тут один старичок, из местных, – ответил Шпингалетов, – почетный, блин, орат скотоводческого колхоза. Он и нашел эти следы, полуось от КАМАЗа ему во все дыры! Имечко у него, язык сломаешь – как его черта зовут? Бардыхан Поллитры! Нет! Пердыхан Толдыты! Нет! – Полковник резко затормозил, отчего свернувшийся калачиком под задним сиденьем прапорщик перекатился под ноги водителю. Раздраженно затолкав Небуди-Наливайко на старое место, Шпингалетов достал заветную книжечку, и прочитал по складам, – Тар-ды-хан Бал-бу-ты, мать его перемать! Я отвезу вас в Дом колхозника, где он остановился.

Девятизвездочная гостиница «Дом колхозника» оказалась низким глинобитным сарайчиком. Высадив оперативников возле покосившейся двери, Шпингалетов укатил, фальшиво насвистывая услышанную от летчиков песню. Майор решительно рванул дверь и шагнул внутрь. Из глубины помещения пахнуло невыносимым зловонием. Но, привыкший ко всему, Зосима мужественно продолжил движение. Солнце наконец-то закатилось за горизонт, и внутри помещения царила темнота. На утоптанном земляном полу спало вповалку человек двести. Тихо выругавшись сквозь зубы, майор задумался. Быстро приняв решение, Зосима подозвал Елдакова.