На Бирючиновую аллею прокралось утро. Серое, холодное, оно с трудом вбирало в себя редкие солнечные лучи. Асфальт был мокрым от ночного дождя, в холодном воздухе витала сырость.

В этот ранний час ничто не нарушало тишину. И если бы кому-нибудь из обитателей Бирючиновой аллеи вздумалось высунуть нос на улицу, он не обнаружил бы снаружи ни одного живого существа. Ничего подозрительного. И мало кто заметил бы в окне дома номер четыре физиономию юноши в круглых очках.

Гарри Поттеру не спалось. Проснувшись некоторое время назад, он так и не сумел отделаться от навязчивых мыслей и, провалявшись некоторое время в постели, все же неохотно сунул ноги в холодные тапки. Он перебрался поближе к окну и теперь уже не мог бы сказать, как долго сидит вот так и высматривает, не летит ли сова.

Внезапно на улице резко потемнело. Гарри вскочил, вглядываясь в темноту, но тут же вновь повалился на стул: до него дошло, что просто погасли фонари.

За последнюю неделю его бдительность обострилась. Он прекрасно понимал, что иначе и быть не может, ведь с того далекого дня, когда Гарри Поттер узнал, что он — колдун, он оставил позади большой и нелегкий путь. Приключения и опасности прошедших школьных лет постепенно складывались в узор магической войны, который неизбежно следовало доплести до конца, и давно не подлежало сомнению, что именно ему, Гарри, предстоит это сделать. Так что Гарри в полной мере осознавал и свою роль, и свою ответственность перед колдовским миром и перед миром в целом. И свою избранность ему было не с кем разделить и уж тем более не на кого сбросить. Парня не останавливали ни опасности, ни неизбежные жертвы, на которые предстояло пойти; даже «Хогвартс», ставший ему настоящим домом, предстояло оставить. Гарри уже решил, что на свете существуют вещи более важные, чем выпускные экзамены и диплом волшебника.

Взгляд его упал на письменный стол, где лежала стопка газет, сложенная с несвойственной ему аккуратностью. Последнее дерзкое убийство в стенах «Хогвартса» не сходило с заголовков. Портрет преступника с надписью «разыскивается» фигурировал на первых страницах до сих пор, хотя изображенный субъект был отлично знаком всем ученикам «Хогвартса» последних шестнадцати лет и их родителям, к тому же прошло уже две недели.

Гарри стиснул зубы и отвернулся; но даже так крючконосое лицо, цепкий прокурорский взгляд и сальные патлы видел как воочию. Так вышло, что по этому делу Гарри проходил единственным свидетелем. Точнее, единственным, кто дал показания, хотя теперь… да, ситуация могла измениться.

За голову профессора зельеварения Северуса Снейпа была назначена награда в тысячу галеонов, за любую информацию о нем — двести галеонов. Гарри же отдал бы все содержимое отцовского сейфа за право самолично Снейпа прикончить. «Дамблдор, почему Вы так доверяли ему?» — вопрошал он. Нет, Гарри вовсе не ставил под сомнение мудрость своего наставника; но то, что Альбус Дамблдор умер по вине человека, которого незаслуженно наделил своим доверием, которому сохранил свободу и дал работу, усугубляло гнев парня и боль утраты. Тяжелее всего было то, что Дамблдор оставил Гарри именно теперь, когда, казалось, был нужен ему как никогда. И опять же не потому, что без его подсказок ученик остался беспомощным. Будучи с детства сиротой, Гарри умел сам справляться со своими трудностями, но каждая новая потеря настолько опустошала его, что заставляла сомневаться, есть ли смысл верить в собственные силы и знания, если такое происходит в жизни, а он ничего не сможет исправить.

Однако покойный директор был не единственным остающимся у Гарри близким человеком, его смерть определенно показала это. И Гарри, пожалуй, уступил бы свое право расквитаться с Северусом Снейпом за то, чтоб оградить от преследующих его опасностей Гермиону, Рона и всю семью Уизли.

Увы, пожалуй, не всю. За последнее время ему пришлось несколько раз встретиться с Перси, и для себя Гарри сделал вывод, что бывший гриффиндорский староста переменился в еще более худшую сторону, чем до сих пор. Перси отлично научился прикидываться, что для него нет на свете никаких знакомых, вообще ничего, кроме служебных обязанностей и распоряжений. Пожалуй, Гарри не прочь был бы взглянуть, чувствовал бы Перси себя так же комфортно в сражении с палочкой, как в кресле с пером, и только то, что за господина бюрократа переживает миссис Уизли, удержало юного героя от того, чтоб подойти к нему и прямо так и сказать. Впрочем, мыслями Гарри владели проблемы куда более серьезные, чем позор семьи Уизли в лице Перси.

Вот и эту ночь гриффиндорец провел беспокойно. У Гарри имелась особая причина для того, чтобы ни свет ни заря соскочить с постели. Он, собственно, и раньше поднялся бы, если бы почту приносили ночью. Все дело было в том, что накануне вечером ужин в очередной раз был прерван появлением совы. Юноша получил аккуратный конверт с пометкой «Министерство магии».

Письма оттуда приходили к нему и раньше, но ни одно по прочтении не вызывало радостного волнения. Тон послания был безупречно вежлив, а суть выражалась в том, что его снова вызывали в колдовской суд — Уизенгамот. С той только разницей, что судить собирались не его.

«Уважаемый мистер Поттер! Доносим до Вашего сведения, что 20 июля сего года состоится дисциплинарное слушание по делу Драко Л. Малфоя. Уизенгамоту известно, что Вы располагаете некоторыми важными сведениями. Министерство магии выражает Вам просьбу явиться в означенное время в зал заседаний № 4 и выступить в установленном порядке в качестве свидетеля. Обязуемся информировать Вас о возможных изменениях места и времени. С пожеланиями здоровья и благополучия, искренне Ваша, Мафальда Хопкирк, департамент магического правопорядка».

— Ну и взгляд у тебя, парень! Ты что, рехнулся? — полюбопытствовал дядя Вернон, едва до племянника дошел смысл последней строчки. Семейство Дарсли не шелохнулось, когда их трапезу прервало хлопанье крыльев министерской совы, и Гарри, вероятно, раньше заметил бы, как напряженно они наблюдают за ним, если бы новость не сразила его наповал.

— Что там? — нервно потребовала тетя Петуния. С того момента, как Гарри вернулся на Бюрючиновую аллею, она постоянно обращалась к нему подобным образом: словно он только о том и помышляет, чтоб протащить в дом какое-нибудь новое беспокойство.

— Опять тебя исключают? — не остался в стороне Дадли.

— Нет. Просто… моего одноклассника арестовали, — ответил Гарри, не особо тщательно выбирая выражения. Посвящать Дарсли во все он не собирался.

— Надо же! Одноклассника арестовали! Как если бы ты учился в школе святого Брутуса, никакой разницы! — хмыкнул Дадли и съежился, поскольку Гарри угрожающе привстал на стуле.

— Выбирай выражения, когда говоришь о моей школе, — попросил он довольно жестко.

Известие о том, что Драко Малфой, извечный противник Поттера и отпрыск влиятельной и богатой колдовской династии, пойман, изумило Гарри. В глубине души он не верил, что это произойдет так скоро, и радовался, что ничто не помогло Малфою избежать суда. Парня очень интересовало, как теперь подаст эту новость «Ежедневный Пророк». Кроме того, куда интереснее было, как прокомментирует ситуацию мистер Уизли, работающий в Министерстве, которому Гарри с вечера послал записку. Он желал знать все подробности, при каких обстоятельствах изловили Драко, что он сказал и прочее. Невзирая на то, что в Ордене Феникса состояло несколько авроров, гриффиндорец, поколебавшись, все же не решился связаться напрямую с ними. Он понадеялся, что они рассказали все, что знают, мистеру Уизли.

У окна Гарри сидел до самого завтрака, когда всю улицу уже расцветило солнце, обитатели дома проснулись и даже успели слегка повздорить. Благодаря отличной акустике Гарри снова выслушал все, хотя он и так знал, о чем речь: Дадли требовал новый и особо дорогой мотоцикл, а его любящие родители в кои-то веки рискнули противостоять ему единым фронтом. Дядя Вернон — из-за пошатнувшихся дел, тетя Петуния — потому что не могла представить «своего мальчика на этой адской машине», ибо мотоциклы, по ее мнению, представляли куда большую опасность для жизни, чем велосипеды. А Дадли позарез нужен был именно мотоцикл, и именно крутой, с целью произвести впечатление.