Но старообрядцам не суждено было тогда приобрести себе епископа. А систематическое уничтожение их священства Николаем I, беспрерывные гонения его времени, варварское истребление величайших их святынь: церквей, монастырей, скитов, часовен с колоссально ценным их имуществом (древними и чудотворными иконами, с редкостными книгами, облачениями, всякой церковной утварью) - убедили, наконец, старообрядцев в том, что их надежды на опамятование или отрезвление от никониановщины русских царей и высшей иерархии совершенно напрасны.

Грозное "оскудение" священства давало себя чувствовать роковым образом: тысячи младенцев жили без священнического крещения, лишь с "бабушкиным" погружением; сотни погребений над умершими совершались священниками заочно, многие браки совершались без венчания, в ожидании приезда священника; божественная литургия совершалась редко, самое причастие оскудевало. Жизнь церковная во многом расстроилась. Приходилось всего бояться, во всем таиться и скрываться. Нельзя было собраться на дому помолиться Богу, это считалось большим преступлением и каралось весьма строго. Запах ладана, лишняя лампада перед святой иконой или свеча принимались за признак недавнего моления, и тогда производились в таком доме и даже в соседних повальные обыски, обычно с грабежом и всякими насилиями. По всей стране беспрерывно шли аресты древлеправославных христиан; тюрьмы, пересылочные участки, места ссылки были переполнены ими. Остававшихся еще во многих местах священников приходилось укрывать, перевозить из одного прихода в другой и нередко в отдаленные места со страшной опасностью и чрезвычайным искусством, на которое могут быть изобретательны христиане лишь в моменты наивысшего напряжения всех своих душевных и духовных сил. Но такое состояние не могло продолжаться бесконечно. Нужно было искать выхода из него. Главное - обеспечить себя совершителями таинств церковных. Нужно иметь своего епископа.

Еще до разорения Иргиза в его монастыри съезжались старообрядцы из разных мест и обсуждали все эти вопросы и главный из них: где приобрести епископа. И не менее важный: где его сохранить от николаевских преследований. На этих совещаниях выдвинулся своими умными, обдуманными и обоснованными предложениями весьма сведущий в Писании и в истории, но в то же время и весьма молодой еще уроженец г. Горбатова Нижегородской губернии Афоний Козьмич Кочуев. [186] Он предложил, во-первых, отыскать епископа на Востоке (в восточных патриархиях в Египте, Сирии и других местах): может быть, и на самом деле, как тогда многие старообрядцы надеялись, Господь сохранил там благочестивых епископов; если же таковых не окажется, принять епископа согласно церковным канонам и древней церковной практике от греческой церкви, о которой в то время доходили в Россию сведения, что она меньше отступила от древнего благочестия, чем русская - никоно-петровская. Во-вторых, епископскую кафедру устроить непременно за границей: в Турции ли, в Австрии или в Польше, где имеется немало старообрядческих общин и где они пользуются религиозной свободой. Там епископская кафедра и ее святитель будут в полной безопасности. Предложение Кочуева было принято с радостью: выход из тяжелого положения найден, нужно только его с Божьей помощью осуществить. По этому вопросу в начале 1832 г. состоялся в Москве, на Рогожском Кладбище, многочисленный старообрядческий собор. Вообще все более или менее важные вопросы в старообрядческой Церкви решались соборне, общим согласием народа и клира. Вопрос же об иерархии был чрезвычайным. Как повествует автор "Исторических очерков поповщины", П.И. Мельников-Печерский, [187] "...зимою 1831-1832 гг. двинулись на Москву послы из Вятки, из Стародубья, Керженца и Иргиза, из Саратова, Перми и Екатеринбурга, из Казани, Ржева, Торжка и Твери, из Тулы, Боровска и других городов. Приехали казаки донские, уральские и линейные, - всех казаков до сорока человек". Прибыли настоятели и игумены виднейших старообрядческих монастырей. Из московских представителей участвовали в соборных совещаниях приходские попечители и старшины, а также и Рогожские священники во главе с весьма уважаемым священником о. Иоанном Матвеевичем Ястребовым. На соборе выступил со своим докладом Кочуев А.К. Силою своего красноречия, основанного на знании церковных канонов и истории, подкрепленного неумолимыми и жуткими фактами переживаемого всем старообрядчеством трагического момента, он убедил всех членов собора принять единогласное решение - обратиться на Восток для разыскания епископа и устройства архиерейской кафедры за рубежом России. Доклад Кочуева сильно и авторитетно поддержал поименованный священник Ястребов. Была снаряжена депутация в Петроград, [188] чтобы и тамошнее общество, близкое к высшим властям, ознакомить с принятым соборне решением и привлечь его к совместной деятельности по этому вопросу. В Петрограде было, однако, решено сделать еще одну попытку обратиться к государю с последней просьбой о смягчении мер, принятых им против старообрядчества и о дозволении старообрядческим священникам совершать свободно богослужения и требы церковные. Передать прошение царю взялся сочувствовавший старообрядцам и в то же время близкий к Николаю граф Бенкендорф (тогдашний шеф жандармов). Рассказывают, что когда он изложил перед государем просьбу старообрядцев, Николай в такой степени рассвирепел, что не выдержал себя перед благородным немцем: схватил подвернувшееся ему под руку кресло и с такой богатырской силой бросил о пол, что оно рассыпалось на мелкие части: "Так я сокрушу раскол!" - с нескрываемым гневом крикнул он. Но и после этого ужасающего отказа старообрядцы разных обществ продолжали обращаться к правительству с просьбой об облегчении их невыносимого положения. Ни одна просьба не была ни в малейшей степени удовлетворена. Просьбы лишь раздражали, и гонения становились все более и более тяжкими и роковыми. Вопрос с расколом считался поконченным: старообрядчество будет окончательно уничтоженным. Но Бог судил иначе.

Под покровом глубочайшей тайны нужно было выполнить единогласное решение Московского старообрядческого собора, то есть всей старообрядческой Церкви, об отыскании епископа и об устройстве за границей старообрядческой архиерейской кафедры. Для этого нужны были люди необыкновенные, с большой силой воли, выдержанные, преданные до смерти порученному им чрезвычайному делу, знающие, начитанные, "многоталантливые", как выразился проф. Субботин о Кочуеве. И такие люди нашлись, точно для сего дела рожденные. Главным из них был Петр Васильевич Великодворский, впоследствии, выражаясь характеристикой Субботина, "стяжавший себе великую знаменитость в старообрядческом мире под именем инока Павла". [189] Вторым был инок Геронтий, в мире Герасим Исаевич Колпаков.

Вся жизнь инока Павла была чудесной. С ранних лет его тянуло уже к жизни духовной, подвижнической: 12-летним мальчиком он делает попытку уйти в Стародубческие старообрядческие монастыри, что ему тогда не удалось. Только уже в 25-летнем возрасте он поселился в знаменитом Лаврентьевском монастыре (близ г. Гомеля), впоследствии тоже разоренном и отобранном от старообрядцев николаевским правительством. Одаренный от природы богатыми способностями, Павел имел страстную любовь к чтению книг духовного содержания и обладал поэтому колоссальными познаниями в церковно-богословской и церковно-исторической литературе. Почти с детства он проникся глубокой верой, которая потом не изменяла ему никогда, что он предназначен Самим Богом для совершения какого-то великого дела. Своим неизменным покровителем считал святителя Николу Чудотворца, который действительно ему являлся неоднократно и давал свои наставления. По ним и действовал Павел и имел успех. [190] Он отрекся от мира и принял иночество, чтобы только выполнить предназначенную ему Богом миссию. Живя в монастыре, общаясь там с лучшими духовными деятелями старообрядчества и заодно с ними остро и больно переживая тогдашнюю трагедию "оскудения священства", инок Павел "считал уже не подлежащим ни малейшему сомнению, что он свыше предназначен именно для того, чтобы послужить древлеправославной Церкви приобретением для нее епископов, необходимо нужных в предотвращении угрожающего ей оскудения священства, что именно к этому подвигу Промысл готовил его с юных лет и что к нему же относились чудесные явления святителя Николы." [191] Вера Павла начала оправдываться: как раз к этому времени к нему явился из Петрограда от тамошнего старообрядческого деятеля, "гильдейца" Сергея Григорьевича Громова, знаменитый посол - сам Афанасий Кочуев. Громов взял на себя весьма опасное по тогдашнему времени дело снаряжения на Восток посольства для отыскания епископа и устройства за границей старообрядческой архиерейской кафедры, и к этому делу привлек инока Павла, которого уже раньше знал как человека предприимчивого и самоотверженного. Предложение Громова - оно было, собственно, решением Московского собора - отправиться на Восток с указанной целью было принято Павлом с особой радостью как указание свыше, как призыв Самого Господа. Нужно было найти себе спутника, и жребий пал на вышеупомянутого инока Геронтия, с которым Павел находился в тесной дружбе. Он тоже с юношеских лет возымел непреоборимое влечение к духовной жизни: девятнадцатилетним юношей он поселился в уединенном Серковском монастыре (близ г. Оргеева Бессарабской обл.), тоже, конечно, отобранном от старообрядцев в николаевское время, и после трехлетнего искуса постригся в иноки. Он потом стал евангельским отцом самого Павла. Чудным Промыслом Божиим Геронтий прибыл в Лаврентьев монастырь из Бессарабии как раз в тот момент, когда Павел уже избрал его себе в спутники по указанному святителем Николою жребию. С не меньшею радостью и Геронтий принял сей жребий. Это был уже 1836 год.