Полночь в «Голубой двери». Застоявшийся запах духов казалось, состязался с затхлым воздухом – кто сильнее. Сигаретный дым образовывал серо-пурпурные круги в свете единственного прожектора на маленькой сцене. Пролитое пиво и жирные отпечатки пальцев на столах.

– Липс сегодня в ударе, – сказал Сэм Перис, угрюмо глядя на худого, очень высокого человека, насвистывающего свою партию из «Пятидесяти способов избавиться от любовника».

Перис не могла сосредоточиться. Каждый раз, когда открывалась входная дверь, она вглядывалась в темную аллею у маленького клуба, служившего ей вторым домом. Туман поднимался в духоте ночи, когда она торопилась в клуб по булыжной мостовой, отсвечивающей под фонарями. Теперь этот туман проникал и в переполненную комнату, где смешивался с сигаретным дымом, превращая воздух в некоторое подобие жидкого супа.

– Она же любит меня, – пробормотал Сэм в промежутке между глотками кофе. – С другими она просто проводит время, а на самом деле ей все равно.

Кто-то выбрал ее. Покачивая в руках бокал с белым вином, Перис снова посмотрела на дверь. Кто-то выделил ее из всех ювелиров в округе и задумал погубить ее бизнес.

Произвольный выбор?

Или нечто более серьезное, более злое.

Не личное? Случайное столкновение, приведшее к… к человеку, который решил, что может скопировать изделия Перис и не быть пойманным?

Проявление ревности или ненависти? Преднамеренная попытка разрушить ее карьеру именно тогда, когда ее изделия стали пользоваться спросом?

Пронизывающие, свистящие ноты и бурный аккомпанемент мистера Липса на пианино заставили Перис вздрогнуть.

– Посмотрите на нее, – сказал Сэм, балансируя на двух ножках стула. Черная шелковая юбка приподнялась, открыв пару мускулистых мужских бедер в сетчатых чулках.

Сэм говорил не о голубоглазой светловолосой жене Липса, стоящей у пианино.

– Джинна – просто чудо, – честно сказала Перис, проследив взгляд Сэма на гибкую женщину с блестящей кожей, владелицу «Голубой двери». Джинна скользила между столиками, улыбаясь, болтая, наклоняясь здесь и там пошептаться, когда ставила на столы напитки. – И она на самом деле любит тебя, Сэм.

– О вкусах некоторых людей не спорят, – безразлично заметил мужчина, сидевший слева от Перис, лицом к Сэму. Вормвуд, художник, живший в двух свободных комнатах Перис, был очень смуглым. Шатен с карими глазами, слишком загорелая кожа, грязного оттенка рубашка и слаксы.

Ему можно было дать и тридцать и пятьдесят – никто не мог сказать точнее.

Сэм невыразительно посмотрел на него.

– Вспоминай эту великую мудрость всякий раз, когда кто-нибудь откажется покупать твои расписанные под зебру сиденья для унитазов.

Вормвуд слегка улыбнулся, показав желтые зубы.

– Тише, приятель.

Мягкий человек, он редко насмешничал, как сейчас в случае с Сэмом, и всегда старался избегать споров.

– Я не расписываю сиденья для унитазов. Мебель, запомни. Стулья, столы, шкафы.

– Да, конечно, – сказал Сэм, снова переводя взгляд на Джинну. – Забудь об этом. Я не в себе. Я сегодня снова просил ее выйти за меня замуж.

Вормвуд и Перис одновременно сложили руки на груди и замерли в ожидании.

– Она снова мне отказала.

Перис вздохнула.

– Женщины бывают капризны, – сказал Вормвуд. Сэм, все еще в серо-голубом парике, презрительно скривил губы.

– Что ты знаешь о женщинах? Не припомню, чтобы видел тебя хоть с одной.

Перис, наклонившись, дотронулась до его руки.

– Вормвуд только пытается помочь, – сказала она. – Может, если ты перестанешь все время просить, Джинна сама придет к решению выйти за тебя замуж.

– Мы вместе уже два года, – Сэм и Джинна жили в одном доме с Перис, ниже этажом. – Она говорит, что счастлива тем, что есть сейчас.

– Черт, – глухо сказал Вормвуд. – Сюда идет наш любимый кофейный король.

Перис не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что речь идет о Конраде, ее обожающей тени и еще одном соседе по дому.

– Здорово, народ, – Конрад, достаточно красивый в свои тридцать лет темной, гладкой красотой, высказал свое обычное приветствие. Он развернул стул и уселся на него верхом.

– Толпа сегодня рано разошлась. Тем лучше.

Днем Конрад работал на кофейном автомате у кондитерского магазина. Ночью он обслуживал посетителей в баре «Голубой двери». В перерыве между этими двумя занятиями он рисовал – со слегка возрастающим успехом. Перис подозревала, что это-то и служило основой неприязни к нему Вормвуда, уже не питавшего никаких иллюзий относительно своего таланта.

– Чем же это лучше? – Погруженный в раздумья, Сэм и не ждал ответа на свой вопрос. – Джинне нужны клиенты.

– Здесь отличное место для бизнеса, – серьезно сказал Конрад, его карие глаза сияли. Он обхватил руками спинку стула. – Но нам нужно решить, что делать с Перис. Чем меньше вокруг ушей, тем лучше.

Перис поглубже уселась на стуле, опустив подбородок в воротник-капюшон легкого черного свитера, который она надела перед выходом.

Вормвуд наклонился над столом и похлопал ее по скрещенным на груди рукам.

– Расслабься, дорогая, – сказал он. – Конрад прав. Мы должны найти этого ублюдка.

– Спасибо, – улыбнулась Перис. Она-то знала, что стоило Вормвуду признать хоть какую-то правоту Конрада.

Под вялые аплодисменты последний акт вечернего представления шел к концу. «Голубая дверь» славилась причудами и импровизациями своих актеров.

– Думаю, что Липс и его половина не присоединятся к нам сегодня вечером, – прокомментировала Перис.

Рука об руку чета Липсов выскользнула через заднюю дверь со сцены прямо на улицу. Женщина, повернув голову, улыбалась своему мужу. Они тоже были постоянными обитателями дома Перис. Она знала их около четырех лет, но так и не открыла их настоящих имен.[3]

Когда задняя дверь захлопнулась, Сэм театрально вздохнул:

– Такое взаимное обожание, что прямо… тошнит.

Последовала короткая, напряженная тишина. Затем раздался звук удивительною саксофона Кении Джи – столь любимого Джинной, да и Перис. Звук поднимался выше и выше и, наконец, эхом отразился от красных кирпичных стен, отделанных бордюром из дутого стекла, с желтыми подсолнухами, красными маками и розовыми обнаженными фигурками.

Перис, услышав музыку, подняла голову и встретила взгляд Вормвуда. Он поднял брови. Они оба считали, что Сэму и Джинне лучше быть связанными чем-то большим, чем просто удобным совместным проживанием.

Смеясь и подталкивая друг друга, компания, сидевшая за соседним столиком, начала прокладывать себе путь к выходу. Последовала еще одна волна жаркого, влажного воздуха с улицы.

– Итак, – сказал Конрад. – У Перис серьезные проблемы. Нам нужен план.

Чья-то рука опустилась на плечо Перис. Она вздрогнула и резко обернулась.

– Привет. Я говорил, что вернусь.

Перис смотрела в беспокойные серые глаза Тобиаса Квинна.

– Говоря о дьяволе, – отчетливо сказал Сэм.

– Неужели? – также отчетливо спросил Тобиас, не отводя взгляда от Перис.

– Именно, – голос Сэма задрожал от неприязни. – Конрад сказал, что у Перис проблемы, и тут появляетесь вы.

– И тут появляюсь я, – весело согласился Тобиас. – Готовый помочь одному из моих самых старых и дорогих друзей.

Перис ощутила себя бабочкой на предметной доске, которая наблюдает за приближающейся булавкой.

– Это Тобиас Квинн, – проговорила она слабым голосом. Она уже сожалела, что рассказала Сэму о связи Тобиаса и Синтии. Перис неуверенно посмотрела на Сэма, надеясь, что он не станет вспоминать о том, что слышал в ее квартире. – У наших семей раньше были общие деловые интересы.

После Перис, Синтия была, возможно, еще одной идеальной женщиной для Конрада. Не стоило давать парню с не очень устойчивой психикой повод побряцать воображаемым оружием.

– Это мило, – сказал Сэм, все еще враждебно. Он с такой силой отодвинул свою чашку, что та стукнулась о бокал Перис.