Некрас молча забрал у него меч, щелкнул раз-другой по клинку ногтем, затем положил его плашмя поверх шапки и попытался согнуть. Меч не поддался.

— Дрянь! — коротко заключил сотник, бросая меч обратно.

— Не гоже хаять добрую вещь! — укорил его продавец, кривоногий половец с бритой головой. — Не хочешь, не бери! Другие купцы найдутся…

— Я правду молвлю! — обиделся Некрас. — Железо в твоем мече сухое, мигом выщербится. Безоружных таким сечь можно, а вот коли на вое броня…

— И броню рассечет!

— Да? — сощурился Некрас. Оглядевшись, он взял с соседнего воза, где торговал кузнец, железный гвоздь-ухналь и положил его на край повозки половца. Одним движением вырвал саблю из ножен. Вои, толпившиеся у воза, расступились. Сабля описала сверкающий полукруг и с глухим ударом рассекла гвоздь пополам. Вои тут же окружили воз, с восхищенно рассматривая остатки гвоздя и ничуть не пострадавший клинок сабли.

— Теперь давай твоим! — весело скаля зубы, предложил Некрас. — Не останется щербины на мече — твоя правда, останется — моя…

Половец провел пальцами по лезвию некрасовой сабли и покачал головой:

— Твой меч три гривны стоит, а то все пять… Я по гривне отдаю. Чего же ты хочешь?

— Хитер! — засмеялся Некрас и отошел к соседнему возу, где брал гвоздь. Уплатил кузнецу белку за порчу и пошел к лошадям. Половец проводил его долгим взглядом.

— Кто это? — спросил он одного из воев, стоявших у его воза. — Ловко мечом управляется!

— Княжий сотник, Некрасом зовут.

Лицо продавца стало суровым.

— Побудь вместо меня! — велел он другому половцу, стоявшему поодаль. — Я отлучусь.

Бритый заспешил вслед Некрасу, но сотника догонять не стал. Следовал за ним в шагах двадцати-тридцати, стараясь не терять сотника и его слуг из виду. На выходе с торговой площади Некрас заметил женщину в рваной одежде и тремя детьми. Женщина, некогда очевидно красивая, стояла, понурив голову. Дети, мал мала меньше, окружали мать и жались к ней, словно цыплята к курице.

— Помоги, боярин! — тихо сказала женщина, поймав взгляд Некраса. — Дай хлеба детям. Со вчерашнего не ели.

— Откуда ты? — спросил Некрас, останавливаясь.

— Из Городца. Погорельцы.

Некрас потемнел лицом.

— Мне говорили, посад не сгорел!

— Мы в самом Городце жили, за стенами. Муж воем был у Ростислава, засекли его летось, а я с тремя осталась. Сотни Великого пришли, ругали нас, выгоняли на ночь в посад, чтоб сено их не запалили. Но его все равно запалили, и остались мы без крыши и совсем без ничего. Среди посадских родни у меня нет, я из дальней земли, приютить некому, пришла к князю милости просить. Зима скоро.

— Помог князь?

— Не доступиться до него, видела только тиуна. Тот сказал: как отстроят Городец — будет мне крыша. А пока живи, где хочешь, корми детей как хочешь… — женщина всхлипнула.

Некрас достал из кошеля жменю серебра, высыпал его в руку погорелицы.

— Спаси тебя бог, боярин! — нищенка бросилась целовать руку сотника. Тот сердито вырвал ее.

— Купи одежду и обувку — себе и детям, найми угол у кого-нибудь. За хлебом и другим харчем будешь приходить к Улыбе. Это третья изба справа за полуденными воротами, петух на воротах. Я заплачу ей, будет тебя кормить. Еще что потребуется, скажешь Улыбе — она передаст мне.

Нищенка вновь стала благодарить сотника, тот только махнул рукой и отошел. Вскочив на Гнедую, Некрас ускакал. Он не видел, какими глазами смотрели на него Оляна и ее брат, а те в свою очередь, не видели половца, который, затаившись у ближнего воза, все видел, но не слышал. После того, как Некрас тронул Гнедую, половец вышел из своего укрытия и заспешил к коновязи. Там он ловко вскочил на маленькую степную лошадку и заспешил следом за сотником. Половец был занят слежкой и не обратил внимания на нищенку, которая вздрогнула, увидев его, и побледнела…

В Волчьем Логу после сожжения Городца потекла размеренная жизнь. Двойняшки подымались на заре, Олята шел кормить смока и коней, убирал в конюшнях, Оляна топила печь, стряпала, стирала, прибиралась в доме. Некрас возвращался от Улыбы, когда солнце стояло высоко, седлал смока и улетал куда-то за лес. Олята догадывался, что сотник ежедневно летает, дабы змеей не застоялся, а также готовится к войне, обучая смока разным приемам. Возвращался Некрас к полудню, частенько промокший насквозь, хотя погода стояла ясная. Олята догадывался, что сотник сажает змея в реку и взлетает с нее, как то было близ Городца, а может даже ныряет в волны вместе со змеем. Оляте очень хотелось посмотреть, как это делают человек и змей, но просить сотника отрок не решался, а сам Некрас его не звал. Посмотреть, как человек учит змея, хотелось не только Оляте, Светояр как-то завел речь. Некрас отказал.

— Говори, что сослужити князю — сделаю! Как — моя забота! — сказал сотник сердито.

— Боишься, тайну выведаю? — хмыкнул Светояр.

— Боюсь, что выведает Великий. Ты же не один поедешь, с охраной. Та будет смотреть… Не умеют твои вои молчать!

— А чьи умеют? — вздохнул Святояр. — Но все равно тревожно. Вдруг ты с Великим сносишься? А? Ждут тебя лазутчики за рекой, вот ты к ним и летаешь…

— Я Ростиславу крест целовал! — обиделся Некрас. — Ты мне двадцать гривен отсыпал — где такую службу сыщешь?

— Князья друг другу крест целуют, а потом идут с войной, — хитровато сощурился Светояр. — Что до серебра, то нет такого человека, кого нельзя было бы перекупить.

— И тебя, воевода?

— Меня трудно — дорого стою. Дешевле убить.

— Забываешь об одном, — усмехнулся Некрас. — Разное к нам с тобой в Киеве отношение. Ты в полон попадешь, Великий отпустит за выкуп. А меня — на кол!

— Это за что ж?

— Я Великому замысел его порушил. Войну он от Городца думал зачинать, теперь города нет, припасов нет… Зло у него на меня великое. Как войну вести?

— Разумеешь… — качнул головой воевода. — Доводилось полки водить?

— Учителя добрые были… Ты б, воевода, сторожей Волчьего Лога озаботился. Думаю, Великий ищет смока.

— Чем плоха сторожа? — нахмурился Святояр. — День и ночь стоит на дороге!

— То-то и беда, что стоит. Лесом обойти можно.

— К лесу другой дорогой надо ехать, — не согласился воевода, а там своя сторожа. Вкруг Белгорода разъезды… По городу люди мои ходят, они всех бояр Великого лики помнят, да и воев многих. Ты к нам недавно приехал, а мы с Великим не первое лето воюем. Закрыт Белгород — мышь не просунется.

— Гляди, воевода! — не стал спорить Некрас.

После того разговора, Олята, который опять все слышал, подошел к сотнику и робко попросил обучить его сечь мечом. Он де станет охранять смока в отсутствие Некраса. Разумеется, Оляте хотелось научиться совсем не поэтому, вернее, не совсем для того, но не выкладывать же хозяину сокровенные мечты?! Грозная тяжесть меча, прочувствованная отроком на торгу, не давала ему покоя.

— Зачем тебе меч? — нахмурился Некрас. — Видано ли: смерд с мечом? Дорогое оружие, боярское… Владеть им с детства учат, затем каждый день надо упражняться, дабы рука не забыла. Блажь…

Тем не менее, разговор возымел действие. Некрас съездил в город, привез копье и три сулицы.

— Вот тебе оружие! — сказал, вручая Оляте копье. — Пострашнее любого меча. Копьем и конного остановишь, и пешего, а в чистом поле против копья не устоять! У курского князя мечи были только у конных, у пехоты — копье да нож за поясом. Половцы и конных наших боялись, а пеший полк так совсем объезжали…

Некрас не ограничился словами. Сплел из лозы человека с руками и ногами, обтянул его кожей — да так ловко, что Олята только ахнул.

— Учителя добрые были! — усмехнулся сотник.

Кожаного человека Некрас прицепил веревкой к суку дуба, росшего за конюшней, сбил с копья наконечник и стал учить Оляту колоть врага.

— В сече вой закрыт щитом, — объяснял сотник, черня угольком на коже места для удара. — Ни стрелой его не достать, ни копьем, ни мечом. Но ему надобно на тебя напасть, поэтому откроется. Тогда и бей! Быстро, чтоб не закрылся. На голове у него шелом, на теле рубаха железная или куяк, потому бей в руку, бей в ногу, бей в лицо. Поранишь руку — не сможет держать щит или копье, поранишь ногу — не сможет стоять, лоб рассечешь — кровь глаза зальет… В любом случае — уже не противник. Добить легко, да и правильно будет добить. Кровью истечет, только мучиться будет, а коли выживет — калека. Кому калеки нужны?..