— Будет воз! Ну?

Некрас внимательно глянул в глаза воеводе, затем перевел взор на свои порыжевшие сапоги.

— Плату за месяц — вперед!

Светояр улыбнулся и протянул руку ладонью вверх. Некрас хлопнул по ней — срядились.

— Дам тебе провожатого — укажет, где конюшня и дом, — продолжил воевода. — Сегодня же приготовим. Оставишь змея и зайдешь в княжьи палаты, дадут коня и все остальное. Серебра сам отсыплю…

Крик прервал воеводу. Вверх по склону бежал Балша. Шлем, кольчуга, одежда и даже лицо его было густо покрыто зеленым.

— Накажи его, князь! Нарочно! Это он нарочно! Поношение княжьей дружине…

Ростислав засмеялся, воевода поддержал его. Лицо Некраса осталось невозмутимым — лишь в глазах мелькнули искорки.

— Суди сам, князь, — сказал он спокойно, — разве можем приказать коню не опорожнять кишки? Когда захочет, тогда и кинет свои яблоки. Змей — такая же животина…

— Лжа! — попытался возразить сотник, но Ростислав жестом остановил его.

— Благодари бога, что так кончилось! Сам кричал: «Не твоя печаль!» Калечных много?

— Двое ноги поломали, один — руку. Кому-то зубы копытом выбило. Трех коней прирезали…

— За коней и увечья заплатишь сам! — жестко сказал князь. — Чтоб вдругорядь думал перед тем, как в драку лезть! А теперь гляди: се новый дружинник Некрас. Поскольку с сотней справился, жаловать буду его как сотника. Чти его, как я чту!

Балша оторопело поклонился Некрасу. Тот ответил таким же поклоном.

Ростислав повернулся и пошел вниз. Светояр заспешил следом. Дружинник подвел им коней, оба ловко вскочили в седла и зарысили берегом. Сотня, понукаемая ошалевшим от происшедшего Балшей, поскакала вдогон. На опустевшем лугу остались три конских трупа. Хозяева погибших лошадей тащились вслед сотне, неся на плечах седла.

Некрас проводил их взглядом и подошел к смоку.

— Забыли нас! — сказал с горечью. — Я-то надеялся: хоть рыбы сегодня не ловить! Верши спортил…

Внезапно от плотной массы коней и людей, исчезавший вдали, отделился всадник и поскакал к холму.

— Будет тебе рыба! — Некрас обрадовано шлепнул змея по шее. Тот довольно рыкнул и попытался лизнуть хозяина в лицо.

— Не маленький! — отмахнулся Некрас. Но змей все же изловчился…

Некрас подъехал к городскому торгу и остановился, внимательно разглядывая ряды. Торгующих было много: возы, груженные кулями жита прошлого урожая, ряды хлебные, сбитенные, медовые. Были возы с холстом, гончарные, один был полон корзин, рядом в таких же корзинах выставили резаную из мягкой липы деревянную посуду — ложки, блюда, лопатки — снимать жареное с глиняных сковород-латок. На Некраса никто не глядел, хотя стоило. Княжий сотник был одет во все новое: рубаха из тонкого полотна, синяя суконная свита, такие же порты и кожаные сапоги с каблуками. На голове Некраса сидела круглая шапка с меховой оторочкой, на боку висела сабля в простых кожаных ножнах. Кобылка-пятилетка, на которой восседал сотник, гнедая, стройная, нетерпеливо перебирала ногами и фыркала, недовольная остановкой.

Высмотрев, что требовалось, Некрас соскочил наземь. К нему тут же метнулся худой отрок.

— Посторожу коня, боярин!

Некрас внимательно глянул на отрока. Тот был одет в латаную-перелатаную рубаху, холщовые порты. Но одежда была чистой, сам отрок умыт и даже причесан. Серые глаза на скуластом конопатом лице, тонкие бледные губы. Несмотря на прохладу, отрок был бос.

— Не тревожься, боярин, догляжу в исправности! — заверил отрок, по-своему поняв долгий взгляд сотника. — Меня здесь знают.

Некрас сунул ему повод и направился в медовые ряды. Там он, не обращая внимания на зазывания торговцев, остановился у воза молодки в расшитой рубахе. Молодка улыбнулась, показав ровные белые зубы.

— Добрый мед, боярин! Сама варила!

— Почему сама? — спросил Некрас, пристально разглядывая молодку.

— Некому более — вдовая я, — ответила молодка, ничуть не смущенная его взглядом. — Муж дружинником был, летось сгинул в сече, — молодка вздохнула, но по всему было видно, если она и горевала о муже, то недолго. — Спытай меду, боярин!

Некрас кивнул. Молодка зачерпнула глиняной кружкой из корчаги и поднесла ее сотнику. Некрас медленно выцедил кружку до дна и крякнул:

— Добрый мед!

— Сколько брать будешь? — деловито спросила молодка. — Корчагу, две?

— Я верхом приехал…

— Скажи куда, отвезу.

— Сказать не можно, а вот сам бы заехал!

Молодка пристально посмотрела на сотника, и щеки ее зарумянились.

— Моя изба в посаде, третья от полуденных ворот. На воротах петух резной. Спросишь Улыбу, всяк покажет.

— Баня у тебя есть?

— Есть! — подтвердила Улыба. — Приходи — попарим, угостим, спать уложим, коли мед в ноги ударит.

Некрас достал из кожаного кошеля серебряную ногату и протянул Улыбе.

— Задаток!

— Такому боярину можно и на повер! — возразила Улыба, но монету спрятала. Затем ловко зачерпнула и поднесла сотнику еще кружку. В этот раз Некрас пил не спеша, улыбаясь и переглядываясь с молодкой.

— Чей это отрок? — спросил, возвращая пустую кружку. — Который коня моего держит?

— Ничей! — пожала плечами Улыба. — Сирота. Крутится на торгу: кому коня подержит, кому покупку снесет. Ломоть хлеба дадут — он и рад.

— Давно здесь?

— С прошлого лета. Как Великий веси вкруг Белгорода пожег, много люду в град набежало. Кто потом к себе воротился, кто здесь устроился. А этот остался при торгу.

— Что ж никто к себе не берет?

— Своих, поди, прокорми! — вздохнула Улыба. — А тут чужой… Хотя отрок он добрый — услужливый, честный. Худого о нем не слыхала.

— Увидимся вечор! — попрощался Некрас и отправился в хлебные ряды. Там остановился у воза с пирогами.

— Бери, боярин! — оживилась толстая торговка. — С зайчатиной, горячие, укусные — лучше не сыщешь. Одна белка за пару.

Некрас достал из кошеля серебряную ногату, ножом разрезал ее пополам, затем половинку — еще надвое. Маленький кусочек серебра отдал торговке, взял пироги. Один сразу сунул в суму, второй разломил. Вкусно запахло горячим хлебом и печеным мясом. Некрас куснул, одобрительно кивнул и пошел к коню, жуя на ходу. Подойдя к отроку, сунул ему целый пирог.

— Спаси тебя Бог, боярин! — обрадовался тот.

Пирог отрок разломил пополам, одну половину сунул в холщовую суму, от второй стал жадно откусывать — было видно, что голоден. Некрас спокойно дал ему доесть, затем отстегнул от седла кожаную флягу, напился сам и напоил отрока. Тот благодарно поклонился.

— Как звать?

— Олята.

— Меня — Некрас, княжий сотник.

— Тот самый? У которого змей?

— Откуда ведаешь? — удивился Некрас. — Светояр сказал: тайна это.

Олята засмеялся.

— Твой змей на лугу сотню Балши обгадил, жены дружинников Оляне ворох грязных портов нанесли. Так лаяли тебя! Все поведали. Оляна порты два дня мыла.

— Кто это, Оляна?

— Сестра. Мы разом родились, только я первый! — гордо уточнил Олята. — Потому и назвали так: Олята — Оляна.

— Батьки живы?

— Дружинники Великого летось посекли, — вздохнул отрок. — Мы с Оляной как раз по грибы пошли. Вернулись — весь горит, люди посеченные повсюду. Всю родню побили, идти некуда. В город подались. Оляна порты да рубахи моет, я — на торгу.

— Голодно?

Вместо ответа Олята вздохнул.

— Лет сколько тебе?

— Четырнадцать.

— Иди ко мне в службу! Сыт будешь, одет.

— А служба какая?

— За конем смотреть, домом.

— Порты мыть и шти варить? — насупился Олята. — Я не баба!

— Найдем бабу! — усмехнулся Некрас и бросил взгляд в медовые ряды.

— Улыба не пойдет! — возразил Олята. — Сама девку для работы держит.

— Глазастый! — нахмурился Некрас.

— В городе живу! — шмыгнул носом Олята. — Сестру мою бери! Она работящая.

— Мала больно! Болтлива, небось.

— Не. Как батьков посекли, молчит совсем.

— Мову отняло?