«Вот и допросыпались!» - подумал я, подводя черту под мемуарами. Между тем, судя по часам, все это мысленное путешествие в прошлое заняло совсем немного времени.

Покурив нарочито медленно, я решил отвлечься чтением. Увы, взятая с собой курортная беллетристика не занимала меня ничуть, и скоро я перестал себя обманывать и бросил неуместную книжку в сумку. Все мысли, от которых я пытался отгородиться чтением, быстро и целиком заняли мое сознание.

На первый план вышла самая неприятная из них: а ведь все эти сексуальные жертвоприношения едва ли что-то могут изменить. Если этот козел захочет нас сдать, его личное участие в оргиях никакой роли играть не будет – он скажет, что ничего не было, а наши показания, в случае гипотетического разбирательства, ничего значить не будут. Хуже всего, что Гриша может просто разболтать всем вокруг о своих приключениях без всякого практического умысла, а там уже все понесется под гору – дойдет до Бориса, и элементарная пробивка даст ему полную картину падения нравов и воцарившейся в окружающем мире бездуховности.

Что делать? Проклятый вопрос снова и снова вставал передо мной, и мне стало страшно. Захотелось заломить руки и обратиться к небесам с риторическим восклицанием «За что?!». Впрочем, по религиозной логике, ответ был очевиден и ясен: за все хорошее! Даже подумалось, что читать в такой ситуации стоило разве что молитвы, причем какие-то особенно мрачные, вроде «Покаянного канона». Как там? «И яко свиния лежит во калу, тако и я греху служу…» Натуралистично, что сказать. Особенно про лежание «во калу». Да, история знала и такие случаи, как говорится.

В общем, молиться было глупо, ибо с точки зрения небес все и так было понятно: преступление и наказание, грех и воздаяние, все логично, как по книжке. И даже решение проблемы было вполне понятным: покаяться перед Богом, Ленкой, Гришей и ее мужем. Вот только практически все это ничего не меняло.

Я не чувствовал, что виноват. Никакого чувства греха у меня не было. Только первобытное желание выжить и выбраться из этой ситуации. Поэтому все лицемерные покаяния и многословные заклинания на церковнославянском все равно не могли бы меня ни от чего спасти. Выход надо было искать в материальном мире, и тратить силы на самобичевание не имело смысла.

Между прочим, в памяти всплыла еще одна сценка из истории наших с Леной отношений. Это была Пасха, о чем ни я, ни она даже и не вспомнили. Боря был в очередной командировке, и поздно вечером Ленка приехала ко мне. Тогда мы превзошли сами себя. Помню, что в тот момент, когда во всем городе забили колокола, я как-то особенно бурно кончил, – это совпадение внешнего и внутреннего звона в ушах осталось в памяти. Нет, мы не специально все это делали в пасхальную ночь. Просто так получилось - у нее и у меня был свободный вечер (а в отношениях с замужними женщинами свободный вечер – это дар судьбы, который надо ценить). У нас романтически вечер, а у кого-то праздник, и что с того?  Не отменять же долгожданные развлечения ради равнодушной нам обоим религии?  Ничего, конечно, но уж точно не стоит после такого обращаться в небесную канцелярию с просьбой спасти от возмездия. Мне даже стало неловко перед несуществующим богом, а скорее всего – перед собой. Потому что все это кощунство даже сейчас не показалось мне таковым.

Время шло медленно. Я снова и снова гонял по кругу все мысли последних суток и даже впал в некий транс.

18.

Очнулся я от усилившейся жары. Солнце было прямо у меня над головой, и зонтик уже не спасал от него. Я оглянулся. Прошло довольно много времени, и это не была иллюзия: в ресторане все было готово к обеду, и самые нетерпеливые постояльцы уже толпились у входа, ожидая разрешения начать трапезу.

Я набрался смелости и пошел к номеру. Было слышно, как работает телевизор. Я постучался.

- Кто там? – Дверь открыла Ленка.

- Он еще здесь? – Я вошел и увидел Гришу, который сидел на кровати и курил.

- Да, здесь… - Лена закрыла дверь и прошла в душ.

- Там уже обед готов… Вот, пришел вас позвать. – Я поставил сумку на пол, не зная, куда лучше смотреть, чтобы не видеть голого Гришу.

- Я бы поел с удовольствием! - Гриша встал, потянулся за своими шортами и стал надевать их. Я снова увидел человека-паука на его пояснице.

Ленка принимала душ, и я подумал, что тоже с удовольствием искупался бы. Жара стояла необычайная, и даже кондиционер ничего не менял к лучшему.

- Ну вот, сейчас и пойдем… Только искупаюсь! – Я снял рубашку и зашел в ванную комнату. Ленка уже выключила воду и вытиралась.

-Дай я искупаюсь, - бодро и отчетливо сказал я. Ленка переступила через бортик ванны и села на опущенную крышку унитаза.

Я снял шорты и включил воду. Почему-то я решил, что Гриша соберется и уйдет. Вместо этого он встал на пороге и победоносно оглядел нас. Судя по характерной мимике, он хотел что-то сказать, но потом передумал. Мы все молчали, и это была довольно глупая сцена. Очередная глупая сцена в нашей глупой истории, что уж тут говорить.

Я пытался представить себе, что было в этой комнате, но почему-то ничего в голову не приходило. Было только ощущение общей неуместности всего происходящего, и это меня нервировало. Почему они не делают это в номере Гриши? В конце концов, от меня никакого участия не требовалось, и почему бы не оставить меня тут одного, и почему бы им вообще не оставить меня в покое? Мне было некомфортно, и я снова почувствовал в себе растущее раздражение к Лене. Наверное, впервые за долгое время я увидел ее по-другому, такой, какой она была на самом деле, без покрова моих сексуальных впечатлений: не очень правильное лицо, чуть неровные зубы, небольшая грудь, нечеткая талия, плосковатая задница…

Я почувствовал себя предателем. В конце концов, я не мог так просто взять и уйти, хотя бы потому, что уходить было некуда, да и изменить это ничего не могло. Надо было дотерпеть, дожить до возращения и там уже разбираться с мыслями и чувствами. Решать, как жить дальше.

Я выключил душ и стал вытираться, Гриша в это время орудовал пультом, переключая каналы и что-то говоря, - вроде бы пересказывал какой-то фильм, которого я, как обычно, не видел.

Ленка не спеша и даже демонстративно поменяла тампон и накинула сарафан. Под аккомпанемент Гришиных разглагольствований мы дошли до ресторана и уселись за стол. Я сходил к шкафу с винами и принес две бутылки красного турецкого пойла, одну из которых тут же и распечатал. Весь опыт русского человека подсказывал мне один выход: в кризисной ситуации надо напиваться и ждать, пока она сама себя исчерпает. Очень глупый рецепт, если кто еще не знает.

Гриша между тем вошел в роль героя-любовника и в меру своих скудных способностей развлекал Лену светской беседой. Она иногда отвечала, без особого энтузиазма, но поддерживая собеседника. Разговор шел о двух вещах, которые я не любил и не понимал и которые преследовали меня всю мою интеллектуальную жизнь, – об авторском кино и джазе. Гриша, похоже, считал себя большим специалистом в обеих этих сферах и сыпал именами.

Я пил вино, ходил за едой и даже что-то иногда говорил, но на самом деле все время был в ступоре. Что я, где я, почему и зачем? Хоть это и звучит банально, происходящее напоминало нудный сон, который видишь перед самым пробуждением, – уже начиная понимать, что концы не сходятся с концами потому, что это просто сон, который вот-вот прервется. Но описать свое внутреннее состояние фразой «все это казалось мне сном» я не могу. Мысль о том, что окружающий меня абсурд реален, как стержень пронзала все мое сознание. Не сон, не бред, а самое отвратительное, что может случиться с человеком, – реальность.

Вино кончилось. Мне было лень идти за ним, и я, покачав над столом пустой бутылкой, обратил на себя внимание официанта. Он с явным неудовольствием принес нам новую бутылку, и мы тут же разлили ее по бокалам. Лена оживилась и что-то рассказывала Грише, обильно пересыпая речь неизвестными мне фамилиями. Я откинулся на спинку стула и снова провалился в свое сознание.