— Почему же письма могли вас скомпрометировать, господин Эттенборо? Объясните, пожалуйста.

Между тем старший инспектор все подробно записывал в блокнот. Действительно ли этот Мэтью «красавец», каким он казался с первого взгляда? Отбить невесту у лучшего друга — разве это благородно? К тому же он нагло лгал. А ведь именно он перевернул все в кабинете, точно какой-нибудь варвар.

— Честно признаться, — ответил Мэтью, — я и сам думал об этом, но даже не знаю, что сказать. Я просто обезумел. Трагическая смерть Брайана меня потрясла.

— А может, вам казалось, письма скомпрометируют мисс Ли?

— Как это?

— Мисс Ли узнает, что они попали в руки к Брайану. И решает заполучить их обратно. Брайан отказывается вернуть ей письма. И она его убивает.

— Но это же глупо!

— Конечно, глупо. Брайана убили во сне, а не в открытом споре. И когда вы обнаружили тело, то подумали: такое возможно. Вам надо было срочно найти письма, пока труп Брайана не увидел кто-нибудь еще.

— Возможно… Даже не знаю.

— Но почему вы отдали письма сестре, а не мисс Ли? Так было бы логичнее, нет?

Мэтью заерзал в кресле, потом судорожно обхватил голову руками и воскликнул:

— Ах, не помню, не знаю, не понимаю!..

— Сейчас объясню, господин Эттенборо. Вы наверняка догадались, что письма у вас украла Маргарет, ваша сестра, и она же подбросила их Брайану. Она хотела таким образом открыть глаза тому, кого любила, а Брайан, напротив, упорствует, он решает ускорить ход событий и объявляет о своей помолвке с Ли. Все случилось не так, как она надеялась.

— Вот именно! — воскликнул старший инспектор. — Сестра украла у вас письма, что не составило для нее никакого труда; потом передала или подбросила их Брайану, думая, что, узнав об измене девушки, он с нею порвет. Но Брайан, влюбленный до беспамятства, не пожелал мириться с поражением. Он собирает близких и объявляет о помолвке с Ли, и это, насколько нам известно, вызывает у нее недоумение и даже огорчение. Ваша сестра Маргарет не может вынести, что ее план не удался. Она подсыпает Брайану в бокал снотворное, дожидается, когда он заснет, и неспешно, хладнокровно приходит к нему в спальню, снимает арбалет…

— Нет! — вскричал Мэтью, тут же вскочив на ноги. — Не может быть! Нельзя убить того, кого любишь.

— Увы, господин Эттенборо, страсть многолика, — заметил сэр Малькольм. — Любовь легко обращается в ненависть. Потом, признайтесь, вы и сами так думали, когда второпях искали в кабинете письма. Вы знали, мисс Ли здесь ни при чем, потому как она провела ночь вместе с вами. И вы поняли: это могла быть только ваша сестра. Поэтому вам следовало во что бы то ни стало найти компрометирующие письма и уничтожить их. И самый верный для вас способ — спустившись на веранду, снова отдать их Маргарет. Остальные гости были потрясены известием об убийстве. И никто не заметил, как вы украдкой передали пачку Маргарет. Ведь так все и было, верно?

Мэтью, по-прежнему стоя, отчаянно затряс головой в знак несогласия.

— Маргарет не могла. Хотя тогда, в ужасе, я и правда подумал, что, может, это она. Я знал, она любит Брайана. И понял: это она украла письма, которые я хранил у себя в секретере. Только ей удалось бы свободно проникнуть ко мне в кабинет. Но она не могла убить Брайана. Я знаю ее с младых ногтей. Этого не может быть!

И он разрыдался.

— Сержант, проводите господина Эттенборо в зал чиппендейл, — сухо велел Дуглас Форбс, бросив на Мэтью недобрый взгляд. — Потом, повернувшись к сэру Айвори, он сказал: — Значит, все-таки она?

Сэр Малькольм достал свой целебный флакончик, отвинтил пробку, глубоко вдохнул из него. И самым невозмутимым голосом произнес:

— Дорогой Дуглас, сейчас я открою ход моих мыслей. Какой был бы толк в шахматах без коня?

Вскрытие произвели сразу после полудня. Судебный врач доктор Гарднер подтвердил по телефону, что Брайана Уоллеса опоили сильнодействующим снотворным, возможно фертексом, который употребляют пациенты, страдающие хронической бессонницей. Если же препарат дать здоровому человеку, лекарство действует очень быстро.

— Можете уточнить дозу? — спросил Форбс.

— Пока нет. Надо провести более тщательный анализ. К тому же процесс пищеварения в желудке жертвы перед смертью еще не закончился.

— Когда, по-вашему, умер Брайан?

— Как я понимаю, он закончил принимать пищу часов в десять, а заснул незадолго до полуночи. Если ему дали фертекс, он наверняка сразу же лег в постель, поскольку через четверть часа, самое большее, должен был уснуть глубоким сном. А что касается смерти, она, вероятно, наступила еще через полчаса, судя по состоянию пищеварения.

— Значит, между полуночью и половиной первого, — подсчитал старший инспектор.

— Во всяком случае действие фертекса еще не закончилось, что объясняет и положение тела, — прибавил доктор Гарднер. — Он остался в той же позе, в какой мгновенно забылся глубоким сном. Если бы он засыпал как обычно, то наверняка изменил бы положение и уж точно уснул бы не сидя.

— Ну что ж, — сказал сэр Айвори, после того как Форбс сообщил ему заключения судебного врача, — это проясняет нам кое-что интересное.

— Что же?

— Видите ли, тому или той, кто усыпил Брайана, не было никакого резона подсыпать ему в бокал фертекс в конце ужина. Брайан мог уснуть прямо за столом или как только лег в постель. Четверть часа — слишком короткий промежуток. А убийство должно было произойти до того, как Брайан перешел из глубокого сна в поверхностный и поменял положение. Понимаете, Дуглас, убить его можно было только в сидячем положении. В лежачем же в него было бы трудно попасть, если, конечно, убийца не взлетел под потолок.

— Черт возьми, верно! А я и не подумал.

— Стало быть, несчастного опоили снотворным уже в спальне.

— Или он сам его выпил, потому что не мог уснуть, — подхватил Форбс. — Ведь у него были на то причины: любимая изменила, мать после его заявления здорово рассердилась.

— Да нет, дорогой Дуглас.

— Почему же? — удивился старший инспектор.

— Если Брайана усыпил не убийца, откуда он знал, что его жертва глубоко спит и можно свободно нацеливать арбалет, не боясь разбудить спящего? Преступник должен был совершенно точно знать, что Брайан спит беспробудным сном и что сон застиг его в сидячем положении. Я же говорил: преступление было продумано очень тщательно. Убийца все учел заранее.

В эту минуту появился сержант Бронсфилд и передал Дугласу Форбсу, что его просит к телефону королевский представитель в Скотланд-Ярде. Едва старший инспектор успел выйти в вестибюль, как в будуар вошел лейтенант Финдли — в руках у него была пачка писем, найденная в комнате Маргарет Эттенборо.

— Здесь только один отпечаток, на краешке первого письма. Я сравнил его с теми, которые эксперт снял у всех гостей, домочадцев и обслуги замка. Он принадлежит Брайану Уоллесу.

— Что совсем не удивительно и только подтверждает показания Мэтью Эттенборо, — пояснил сэр Айвори.

Он сличил все отпечатки с присущим ему тщанием и согласился с выводами лейтенанта. Вслед за тем вернулся старший инспектор. Выглядел он устало. В самом деле, ему даже не удалось, как обычно, передохнуть после обеда, отчего настроение у него только ухудшилось. А тут еще королевский уполномоченный строго наказал подробно докладывать ему каждый день о ходе дознания, которым очень заинтересовались в Букингемском дворце.

— Представляете? — вздохнул он.

— Ничего странного, — заметил сэр Малькольм. — Уоллесы старейший английский род.

— Это уж слишком! С этим делом на карту поставлена моя карьера! О боже, боже! А вам что здесь нужно, лейтенант?

— Я снял отпечатки, сэр.

— Прекрасно, а теперь ступайте и обыщите комнату Чжана.

— Что я должен искать, сэр?

— Почем я знаю? Идите!

Сыщики устроились за маленьким столиком и принялись читать письма. Все они были написаны мисс Ли, и, кроме коротких фраз, которые все влюбленные в мире посылают друг другу по почте, в них говорилось в основном о трудностях, с какими сопряжена каждая их встреча. Отец мисс Ли и помыслить не мог о том, чтобы его дочь вышла замуж за европейца. А девушка все надеялась, что это у него скоро пройдет. О Брайане она почти не упоминала, только сетовала, что он стал слишком уж часто захаживать к ним в антикварный магазин на Сэквил-стрит. Дальше она прибавляла: «Он собирается переезжать из замка на квартиру в Гринвиче, надеясь — бедняга, — что мы будем там жить вместе. Откладывать больше нельзя — надо наконец дать ему понять, что его любовь ко мне безответна».