Электронный оракул
В подъезде было темно — какая-то зараза вывинтила последнюю лампочку. Гена ругнулся и начал восхождение на четвертый этаж. Потом еще с минуту он возился с ключом, — не слушались закоченевшие руки, — стараясь при этом не наделать шума и избежать объяснений с мамой. Она могла учуять, что сынуля хлебнул портвешка.
— Это ты, сынок? — подала мама голос из спальни, когда Гена наконец-то очутился в квартире. Она как обычно уже улеглась и, подобно всем мамам, не спала, поджидая блудного сына.
— Я, — буркнул тот, мысленно матеря задубевшие и никак не желающие слезать с ног ботинки.
— Там на сковородке вермишель с котлетами. Разогрей себе.
Гена уютно устроился на диване перед телевизором, отогреваясь душой и телом.
«В рекордно короткие сроки сдана в эксплуатацию домна…»
Шла программа «Время», из-за разности в поясах начинающаяся на час позже, чем в Москве. Гена, не спеша, ковырял котлету, дожидаясь, когда начнут показывать новую серию «Знатоков». Звук он приглушил до минимума, чтобы мама в соседней комнате могла, наконец, заснуть спокойно.
«Дз-з-з.…» — раздалось со стороны телевизора.
Гена поднял глаза на экран.
«…Жевательная резинка без сахара освежает дыхание и предохраняет от кариеса!».
Что за черт! Вместо передового сталевара с экрана глядела довольная рожа какого-то типа, смачно двигающего челюстями. Гена закашлялся, поперхнувшись котлетой.
«Кетчуп, приготовленный из отборных помидоров и специй…»- доложил бодрый телеголос. Звук явно стал громче.
Ничего не понимая, Гена поднялся с дивана и защелкал переключателем каналов.
«Трудовая вахта в честь съезда…». На пятом, местном канале мирно продолжалось «Время».
Щелк, щелк. Двенадцатый канал, вторая московская программа — опять родные доярки и механизаторы.
Щелк. Первый канал. «Продвинутое пиво!», — не унимался спятивший телевизор. И, чтобы окончательно добить обалдевшего хозяина, выдал нечто совсем из ряда вон. Девчонка, лет шестнадцати-семнадцати, глядя бесстыжими зенками прямо в глаза Гены, заявила: «Я выбираю безопасный секс». Гена нервно приглушил звук: еще мама, не дай бог, услышит. А ламповый негодник не думал успокаиваться.
Бах! Трах! Теперь по экрану гоняли ненашенские автомобили и гремели выстрелы. «Форды» или «крайслеры», бес их там разберет, сшибали ограждения и перепрыгивали бетонные парапеты. Визжали тормоза. Дымилась резина покрышек.
Бац! Хрясь! Крепкий мужичок, с плечами пошире их с мамой шкафа, лихо дробил скулы более хлипких, но настырных негодяев, норовящих треснуть его по черепу, то монтировкой, то обрезком стальной трубы, а то просто ногой, в немыслимом каратешном подскоке. «Голливудский боевик?», — не верил глазам Гена. Вместо «Времени»! На первом! Телебезумие продолжалось.
Однако то, что затем позволил себе черно-белый чиненный-перечиненный, паяный-перепаяный «Темп», вообразивший себя «Панасоником» и забывший что находится не где-нибудь на перекрестке Бродвея и 45-й Стрит, а в советской квартире, не лезло уже ни в какие ворота. Намахавшись вволю кулаками, «шкаф» очутился в ночном клубе. Там гремел музон и радостно скакала растленная западная молодежь. «Шкаф» сходу подцепил потрясную герлу с нахально выпирающими из разреза платья грудями. И вот они уже у нее (или у него) в спальне и, не смущаясь присутствием советского студента, ложатся на кровать и начинают… Великий боже! Гена опасливо покосился на дверь — не хватало еще, чтобы маме вздумалось вдруг заглянуть сюда и увидеть это безобразие, от которого он, признаемся честно, не в силах был оторвать глаз.
«Дз-з». Сладострастные стоны прекратились, и опомнившийся ящик затянул родное: «Наша служба и опасна и трудна».
С утра голова у Гены была занята исключительно вчерашними телевыкидонами. Встал он в половине десятого, — занятия в институте начинались с двух, — и сразу же включил телевизор. Тот вел себя смирно, ничего крамольного не показывал и увиденное накануне, показалось студенту собственной выдумкой. Все это требовалось срочно обсудить, и Гена позвонил приятелю.
Толик долго не мог понять, чего от него хотят, затем решил: Гена его по-дурацки разыгрывает.
— Старик, ты чего, а? С утра мне лапшу вешаешь. Хочешь сказать, что тебя так с двух стаканов развезло, или ты потом еще добавил? Какое пиво? Вчера после «Времени» сразу «Знатоков» показывали, — сердито пробасил в трубку Толик. — Деточка, — продолжил он участливо, — ты, случаем, головкой не приложился об фонарный столб? А то ведь вчера на улице скользко было. Ляг лучше, поспи.
Внутренне Гена был готов к такой реакции приятеля — вчерашнее явление в эфире могло иметь, так сказать, только локальный характер. Предположить, что это передавалось на всю страну, или, хотя бы, на весь их город, было чистым идиотизмом. Действительно: какое, на фиг, пиво. На первом канале. Во время «Времени». А «безопасный секс» и этот еще, как его, кепчут, что ли. И голливудский мордобой, вкупе с … интимом крупным планом. Этого не могло быть, потому что быть не могло. Но ведь было! Не приснилось же ему на самом-то деле.
«Дз-з. Зубная паста с тройным эффектом защищает всю семью…».
Телевизор, до сих пор вещавший голосом Николая Дроздова о каких-то зверюшках, прибавил звук и принялся за старое. Шоколадные батончики, полные орехов сменялись пылесосами от западных фирм, радостно улыбающиеся тети тыкали в экран коробками со стиральным порошком, нарезали очаровательной формы дольками копченую колбасу, щедро поливали майонезом салаты.
Гена кинулся в коридор к телефону и набрал номер Зямы — тот жил в одном с ним микрорайоне. Толика он не решился беспокоить. Зяма поднял трубку только после пятого гудка. Все это время Гена поглядывал в комнату — на экране телевизора продолжалась шоколадно-стиральная вакханалия.
— Зяма, — взмолился Гена, — включи телик, первый канал.
— Чего? — удивился Зяма.
— Ну, я тебя прошу. Там такое показывают!
— Чего «такое»? Включен он у меня. «В мире животных» идет. И что?
— Нет, ничего. Извини.
— Совсем ты там уже чеканулся!
Гена положил трубку и вернулся к обезумевшему экрану.
«Реклама», — мелькнула заставка. «Сам вижу», — огрызнулся студент. Конечно реклама: копченая колбаса, майонез, батончики с орехами. А в магазинах шаром покати. Кости, под названием «суповой набор», чтобы купить, чуть не полдня нужно в очереди стоять. Телебезумие, тем временем, набирало обороты.
«Вы смотрите новости на первом».
«Смотрим», — подтвердил Гена и осторожно, опасаясь, как бы не закружилась голова, присел на краешек дивана.
«Президент подписал указ о досрочных выборах губернатора…».
Ну, конечно. Президент. Указ о выборах губернатора. Бред. Бред сивой кобылы.
«Забастовка авиадиспетчеров…. Арест террориста… Заявление лидера Думской оппозиции…».
«Дз-з. Эти симпатичные животные…».
Экранное сумасшествие прекратилось. Гена чуть не плакал от сознания собственной беспомощности, неспособности дать увиденному и услышанному хоть какое-то, мало-мальски разумное объяснение. Он понял, что свихнется, если не разгадает загадку.
«Запад», — пришла спасительная мысль, и Гена ухватился за эту хрупкую соломинку.
«Передача из-за «бугра», вроде «Голоса Америки», только телевизионная, и враждебная пропаганда, имеющая цель сломать его, Генины, мозги. Передача узким лучом направленного действия со спутника. А что, технически вроде бы осуществимо…»
Гена немного успокоился. Хаос, царивший в его голове, собрался, наконец, в логическую картину. Электронный идиотизм получил материалистическое толкование.