— Хорош, а?

Потом уже выяснилось, что, увидев щенка, каким-то образом попавшего на льдину, Алешка забеспокоился и сказал, что надо спасти его, жалко, пропадет; Семка Алехин усомнился, что это можно сделать, никто, мол, не осмелится в ледоход лезть за щенком, Алешке слабо это и подумать. Семка бежал теперь рядом, в сбитой на сторону шапке, с высунувшимися из куртки красными руками, восхищенно смотрел на щенка и просил дать ему понести, отряхивал с Алешкиной куртки крошки льда.

Такой Алешка. И всегда таким был, с малолетства. А Валерка подражает ему, хотя иногда и старается доказать свою самостоятельность. И все же они — дети. Что они видели в жизни? Что испытали? А у северного леса никакой жалости к слабому и неопытному нет. Каждый куст, овраг, болото, каждое дупло в дереве таят опасность…

Прошла бессонная, тревожная ночь.

С первыми лучами солнца проснулись товарищи, они собирали свои котомки, а Боярову казалось: слишком медленно они это делают.

Растянувшись на несколько сот метров, осматривали каждый кустик; скоро услышали, что где-то слева от них идет еще одна группа. Время от времени перекликались. Эхо неслось по лесу, тревожило утреннюю тишину.

Поиски продолжались целый день. Но они ничего не дали. Не помогла и собака из угрозыска: на второй день, как ни бились, взять след она не могла. И все-таки людей не покидала надежда отыскать ребят. Все группы остались ночевать в лесу и вторую ночь.

Они поспорили. Валерка хотел идти по Сюзьме вниз, Алешка тянул его в обратную сторону: Белозерск, мол, там, в верховьях, где Сюзьма впадает в Пинегу, и, значит, идти им надо вверх по Сюзьме.

— Не пойду! — стоял на своем Валерка. — И не тащи меня. Все равно не пойду.

— Почему? — Алешка так рассердился, что готов был броситься на брата с кулаками. Валерка всегда такой — упрямый, наперекор делает. Сколько раз уже попадало ему за это.

— Потому! — крикнул Валерка. — Сам не знаешь, куда идти, а говоришь.

— Что я говорю?

— А то, что дороги не можешь найти… А я знаю, куда идти… Вниз…

— Нет, вверх! — Алешка поставил на землю наполовину пустую корзинку, потащил за рукав Валерку:

— Смотри, куда она бежит?

— Не тащи меня.

— Нет, смотри. Там, где-то у поселка, она впадает в Пинегу, значит, там и должен быть поселок… И чтоб ты знал, к северу она бежит. И Пинега и Двина на север бегут. Я-то знаю…

— Там лес черный какой-то. И дороги нет. А здесь тропинка.

— Дорогу найдем.

— Ну ищи. А я сам… сам пойду.

— Ну и ладно.

Опираясь на палку, Валерка поковылял берегом реки вниз.

Маленький, в больших ботинках, он показался Алешке особенно жалким. Фуражка сползла на затылок, серая бахрома штанов треплется о ботинки…

Он упорно шел и шел дальше, и вот уже его куртка не видна за кустами. Он ни разу не оглянулся, словно был уверен, что брат все равно пойдет за ним. И он не ошибся. Алешка вдруг подумал: может быть, Валерка прав, может, он лучше запомнил дорогу в поселок? Вздохнув, поднял корзинку.

Поравнявшись, братья шли молча. Спустились в овраг. В глубине его было сумеречно, сыро и тихо, только чуть-чуть шевелилась густая листва на вершинах осин. Но как ни заливало лес предвечернее солнце, как ни безоблачно было небо, а от всего окружающего — вихорка высохших былинок у края оврага, сломанной ветки, зарослей колючего шиповника с белыми и розовыми цветками, — от всего веяло чем-то давно покинутым, пустынным, и потому ребятам хотелось скорее выбраться из оврага, чтобы снова быть ближе к Сюзьме.

Вдруг они остановились. Братьям почудился крик — будто кого-то звали. То угасая, то густея, эхо катилось лесом и глохло, замирая где-то очень далеко.

— Слышишь? — спросил Алешка.

— Ага.

— Зовут кого-то.

— Может, нас?

Алешка приставил руку ко рту и что было сил крикнул:

— Мы ту-ута-а!

— Мы… Мы здеся! — закричал и Валерка.

Из-под ног, из сухой травы вспорхнул вспугнутый жаворонок и, покружив над оврагом, улетел.

Несколько раз Алешка отвечал на крики, а они слышались то очень далеко, то совсем рядом. В какой стороне кричали, определить было трудно, потом все затихло. Постояв еще немного, мальчики, выбравшись из оврага, снова пустились в путь — вниз по Сюзьме.

Приближался вечер. Густой красный свет до краев наполнял лес. На выгоревшем пригорке алел седоватый белоус, из осоки на берегу выкинулись багровые султаны плакун-травы. Тихо шелестели желтеющие тростники.

Ребятам очень хотелось есть, но хлеба не было — его съели еще утром. Набрав горсть ягод, они ели их на ходу. Пили из Сюзьмы — благо вода была чистая и приятная на вкус.

Вечер застал их в том месте, где Сюзьма распадалась на два рукава. Ребята остановились. По какому рукаву идти? Левый рукав — поуже, правый — шире. Им почему-то приглянулся приток поуже, и они свернули влево. Впереди расстилалась сплошная чаща, темная и густая. Было тихо. Так бывает перед грозой, и предчувствие не обмануло ребят. Вдруг над лесом сверкнула молния, глухо заурчал гром.

— Дождь будет, — сказал Алешка.

Дальше идти — от дождя все равно не убежишь, значит, прятаться надо здесь где-то.

Налетевший ветер рванул вершины деревьев, и они загудели на разные голоса — тонкие, сиплые, густые и трубные. Свет молнии и наступившая сразу после этого темнота ослепили.

— Валерка! Где ты?

— Тут я.

Алешка протянул руку, нащупал Валеркино плечо. Снова сверкнула молния, осветила поляну и в конце ее большой разлапистый куст. Хорошо бы укрыться под ним — дождь вот-вот хлынет. Алешка принялся ломать ветки.

Одна слишком большая ветка никак не поддавалась.

— Помоги мне.

Валерка навалился тоже, и ветка затрещала, отвалилась.

— Шалаш сделаем! Правда, Лешка? — торопился Валерка.

— Сделаем… Помнишь, какой у нас был на огороде? Папанька еще нам показывал, как колья ставить.

Конечно, Валерка помнил, но он ничего не ответил, он был занят, изо всех сил старался помочь Алешке быстрее наломать ветвей. Потом ребята забили в землю колышки; Валерка держал, Алешка колотил увесистым корнем. Покончив, наконец, с этим, обложил колышки ветками. Веток набросали и в середину шалаша.

Первые стремительные капли засвистели в вершинах деревьев, а ребята в это время клали последнюю ветку на свое сооружение.

— Все! — воскликнул Алешка, очень довольный. — Залезай!

Валерка ползком забрался внутрь. Алешка вполз следом. Было тесно, темно, но это — полбеды, главное — не текло за шею.

— А куртка где? — вспомнил Алешка.

— Там.

— Я сейчас.

Алешка выбрался из шалаша и при новой вспышке молнии увидел корзину и куртку.

Схватить их — дело минутное, но Алешка успел промокнуть: дождь хлестал, как из пожарного шланга.

Пришлось снять и хорошенько выкрутить рубашку.

Укрывшись курткой, братья лежали так тихо, словно опасались, что их заметят и выгонят из шалаша на дождь.

О чем только не думается в такую ночь, чего только не примерещится! Валерке казалось, что на их шалаш движется какой-то косматый зверь, и он старался натянуть куртку на голову, почти совсем стаскивал ее с Алешки. Тот тащил на себя, Валерка не давал и все старался укрыться с головой.

— Бери ее себе. Всю бери… Я и так могу.

Алешка отдал куртку Валерке, и некоторое время тот лежал молча, потом высунулся из-под куртки:

— Не надо мне, — и накрыл одной полой Алешку.

— Как хочешь.

Алешка думал о том, что в это время все люди на земле спят по домам, только они с Валеркой здесь, покинутые и голодные. Но не может быть, чтобы их не искали, их, наверно, ищут даже теперь, в эту непогодь. От этих мыслей становилось спокойнее.

Долго мальчики не могли уснуть, ворочались; еловые ветки, как их ни перекладывали, кололись, давили под бок.

— Противные, — не выдержал Валерка.