Затем девушка попыталась отвлечься и стала думать об Иебедии, о том, какое выражение будет на его лице, когда она с триумфом вернется домой, держа за руки детей, но, увы, аскетическое лицо проповедника все больше вытеснял образ мужчины, крупными шагами идущего впереди.

С обнаженной головой и в распахнутой белой рубашке он все больше напоминал ей старинного пирата, и девушке даже казалось, что повернись он, и в руках у него блеснет абордажная сабля, а в ушах – золотые серьги.

Но обернулся Дивон всего лишь для того, чтобы предложить Фелисити снова сесть на кобылу.

– Я знаю, зачем вы все это делаете, – прошептала она, занося ногу на его сомкнутые, приставленные в виде стремени, руки.

– И зачем же, Рыженькая?

– Чтобы посмеяться надо мной за то, что я назвала свою лошадь Персиком!

Взрыв его хохота заставил бедную кобылу отпрянуть на обочину, и Фелисити пришлось долго ждать, пока Дивону удастся ее успокоить. Затем капитан приподнял девушку за талию и, не успела она оттолкнуть его рук, посадил на седло.

– Я никогда не смеюсь над хорошенькими южанками, Рыженькая. Особенно над такими, как ты, – спокойно ответил Дивон и пустил Черничку шагом.

– Ну, вот мы и на месте.

Фелисити, дернувшись, судорожно вцепилась в седло, чтобы никоим образом не оказаться снятой с кобылы. Дивон молча смотрел на пересекающие дорогу две узкие колесные колеи, местами еще влажные, местами высохшие.

– Это и есть Магнолия-Хилл?!

Местность была совершенно не похожа на представлявшуюся ее воображению рисовую плантацию.

– Это окольный проезд. Через поля, – пояснил Дивон. – Думаю, это будет наилучший путь к основным строениям. – С этими словами он поставил девушку на землю. – Кроме того, я думаю также, что Черничке стоит дать передохнуть еще раз. Она может нам понадобиться… если придется спешно ретироваться.

– Ради всего святого! Вы говорите так, словно это местечко должно кишеть всякими хищниками! – и Фелисити убрала под шляпу пряди волос, что было самым правильным действием в нынешних обстоятельствах. Сделала она это вовсе не потому, что ее беспокоило, в каком виде она появится перед детьми негритянки, а потому, что о своей внешности стоило побеспокоиться.

– Ну-с, если ты уже кончила прихорашиваться, Рыженькая, то лучше бы нам отправиться дальше. Собираются тучи, и, возможно, очень скоро мы окажемся в непроглядной темноте, тем более, что и луна собирается спрятаться подальше.

Мужественно проигнорировав иронию по поводу «прихорашиваться» и ужасную кличку, Фелисити двинулась дальше по тропе, ибо в одном капитан был, несомненно, прав: солнце уже садилось, и все вокруг начинало окутываться мягко лиловеющими тенями. Громко заквакали лягушки, расположившиеся на незасеянных рисовых грядах, перекрывая своими голосами стук подков по утоптанной земле.

Предвкушение победы гнало Фелисити вперед. Она уже почти у цели! А потом первым делом ванна, затем еда. Только не есть ничего тяжелого, хотя ее уже давно мучил голод; лучше всего холодного цыпленка или что-нибудь в этом роде. И в постель! А уж наутро она разузнает про детей, выкупит их, если необходимо, и немедленно отправится в обратный путь. Перспектива пуститься в новое путешествие, не успев хорошенько прийти в себя от прежнего, не очень-то радовала Фелисити, но она никоим образом не хотела, чтобы Иебедия и отец волновались по поводу ее отсутствия больше, чем нужно.

– Так, Черничку мы привяжем здесь, – прервал мечтания девушки голос мятежного капитана. Они стояли неподалеку от каких-то служебных построек, окруженных разросшимися дубами.

– Это ваше дело, – улыбнулась она, пожав плечами. – Или же вы просто пошлете за ней кого-нибудь.

Лица его в полумраке уже было почти не видно, однако каким-то залихватским жестом капитан привязал поводья к дубовой ветке и двинулся в ее сторону.

– А как насчет моего саквояжа?

– Неужели вы не можете забыть свое сокровище! – осклабился Дивон и, схватив ее за руку, грубо оттолкнул от лошади.

– Но, позвольте… в нем…

Слова ее были заглушены его резким движением, когда он молниеносно прижал девушку к себе и приблизил загорелое лицо прямо к ее испуганно раскрытым глазам.

– Меня не волнует, что в нем. Но, проползая в дом, нам незачем тащить с собой эту штуковину.

– Проползая?! Но зачем же нам проползать?! – Ее план был абсолютно иным. Однако капитан даже не удостоил ее какого-либо объяснения, а лишь прижал к себе еще крепче.

– Ну, а теперь, если не хочешь быть привязанной здесь, как Черничка, ступай за мной след в след и попридержи язык.

После этого капитан отпустил ее, не выслушав ответа, и развернулся в сторону полуразрушенных построек. Обогнув их, молодые люди углубились сквозь чащу деревьев прямо на восток, причем Фелисити в точности повторяла все крадущиеся движения капитана.

Через некоторое время они вышли к сосновой роще; здесь девушка услышала доносившиеся откуда-то голоса и слабые звуки настраиваемой гармоники. Дивон предупреждающим жестом поднес палец к губам и, пригнувшись еще ниже, вытащил, к великому удивлению Фелисити, револьвер. Затем одним прыжком они перебрались к изгороди, весьма обветшавшей, но предоставляющей хотя бы некоторое прикрытие.

А в последнем они действительно нуждались. Ибо, как только Фелисити заглянула через отошедшую доску забора на величаво-элегантное главное здание Магнолии-Хилл, то с ужасом увидела, что весь двор усеян федеральными солдатами, беспечно расположившимися на отдых между палатками.

Сильная рука Дивона остановила Фелисити именно в тот момент, когда та уже приготовилась подняться во весь рост и направиться прямиком к лагерным огням, пунктиром окаймлявшим лужайку с людьми и повозками. Без сомнения, любой из солдат, сидевших около костра, тут же проводит ее в этот роскошный белый дом с колоннами. Но вместо этого девушка была грубо повалена за изгородь, и в нее зло вонзились ледяные глаза капитана.

– Да вы хоть представляете, черт бы вас побрал, что делаете?! – голос звучал почти угрожающе.

Фелисити оставалось лишь воззриться на капитана с такой же угрозой, пыл которой не остужала даже намокшая холодной вечерней росой трава. Остановить ее в такой момент! Сейчас, когда она, несмотря на проклятую войну, находится у самой цели! Девушка села в липкую грязь под забором, и мозг ее бешено заработал в поисках выхода.

Стоит ей только закричать – и янки немедленно будут здесь, крепко держа ее за руку, Дивон почему-то забыл заткнуть ей рот.

Объяснить, кто она такая и зачем появилась здесь, будет делом минуты, и федеральные солдаты, разумеется, сразу же одобрят ее поступок. Они отведут ее в дом, который так заманчиво сияет зажженными огнями, там она, наконец, примет ванну и заснет столь необходимым после всех приключений сном. Командир, конечно же, поможет найти несчастных малюток, а возможно, и лично проследит за ее безопасным отъездом домой.

Да, именно так все и произойдет.

Фелисити зажмурилась и втянула в себя побольше воздуха, чтобы как можно громче завизжать, но тут перед ее закрытыми глазами в какой-то дымке поплыло лицо ненавистного мятежника: его зеленые глаза и красиво очерченный нос, его насмешливая ухмылка, доводившая ее до бешенства даже тогда, когда она находилась в плену обезоруживающей чувственности, и даже слабый запах лаванды, напоминавший о его чарлстонской бабушке.

А главное, те страшные побои, которые он получил, защищая ее достоинство.

Воздух бесшумно вышел из ее переполненных легких. Но, может быть, солдаты все же не причинят капитану вреда, особенно, если она как-нибудь их обманет за его счет?

Фелисити так и не удалось додумать до конца. Дивон, подняв ее рывком, петляя, потащил за собой через высящиеся прямо, как свечки, сосны.

– Куда мы бежим? – все же не повышая голоса, спросила девушка.

– Дьявольщина, мы всего лишь проверим, как… Нам нельзя оставаться там дольше.