Похоже, великая волшебница Кештиора догадалась об этом и обиженно поджала губы.

Я вежливо улыбнулся:

– Конан из Киммерии. Для друзей – просто Конан. Ты спасла мне жизнь, Кештиора, и я теперь твой должник.

В ее глазах промелькнула ласковая и чуть печальная усмешка: так взрослый мог бы ответить на предложение ребенка помочь ему в битве. Что ж, улыбайся, всесильная чародейка. Я не в обиде. Как знать, быть может, когда-нибудь ты поймешь, что простая сталь порой побеждает там, где бессильна магия.

– Ты можешь называть меня Кешт.

– Благодарю, Кешт. Могу ли я спросить тебя кое о чем?

– Спрашивай, – она пожала точеными плечиками, наполнила два хрустальных бокала золотистым вином из тяжелого бронзового кувшина, протянула один мне и указала на кресло.

– Ты сказала, что Голтаргон – твой ученик. Как такое могло случиться? На его совести десятки загубленных жизней, а ты…

– А я не произвожу впечатления злодейки, – закончила она за меня. – Но ведь все очень просто, Конан-охотник. Видишь ли, я не учила его ни воевать, ни разбойничать. Я учила его магии… пыталась учить.

Между светлых бровей залегла сердитая складочка. Я отметил про себя, что гнев очень идет Кешт. Впрочем, улыбка ей шла не меньше.

– Особыми талантами он не блистал, – сказала волшебница, покачивая бокал в изящных пальчиках и любуясь игрой янтарных бликов. – И трудиться не желал тоже. Хотел всего и сразу. А так в нашем ремесле не бывает.

Я подумал про себя, что так не бывает ни в каком ремесле, но говорить ничего не стал. Не хотел ее прерывать.

– В конце концов, я так ему и сказала: попробуй, мол, себя в каком-нибудь другом деле, потому что здесь ты только теряешь зря время.

– А он?

– Он попросил наделить его способностью к оборотничеству. На прощание и в память о его жизни в Арнамагелле. У самого-то получалось через раз, в лучшем случае.

– И ты наделила? – против воли, в моем голосе прозвучал упрек.

– Наделила, – она приподняла брови. – А почему бы и нет? Я не отказываю просящим. К тому же, я опробовала на нем новый метод, который как раз пришел мне тогда в голову. И согласись, получилось неплохо. Очень и очень неплохо.

Она улыбнулась, откровенно гордясь своим мастерством.

– Да уж, неплохо. Полагаю, жители деревень, вокруг которых хозяйничал твой любимчик, премного благодарны тебе, – съязвил я. – Их-то ты за что осчастливила?

– Я ничего им не сделала, – она раздраженно дернула уголком рта. – В Арнамагелле Голтаргон мухи не обидел. А потом… потом он уже не имел ко мне отношения.

– Но почему ты не уничтожила его? Ведь это ты дала ему силу! Твой долг…

– Я волшебница, Конан-охотник, – перебила меня Кешт. – У меня нет обязательств перед людьми. Я помогаю тем, кому мне заблагорассудится и так, как я захочу.

– Но ведь это…

– А ты, – ее высокий голос зазвенел сталью, и я подумал, что Кешт далеко не такая хрупкая девочка, какой выглядит. И далеко не такая юная. – Ты сам разве не поднимаешь свой меч в защиту того, кто заплатит? Я-то хоть делаю выбор, руководствуясь собственными предпочтениями, ты же продаешь свою силу и воинское умение.

Я отвел взгляд. Возразить на это мне было нечего.

– Каждый из нас живет так, как может и хочет, – тихо сказала Кешт. – Я не могла убить Голта. Я помню его мальчишкой. Восторженным, неуклюжим, наивным. Но я дала себе слово, что помогу тому, кто остановит его.

– А говорить с ним ты не пыталась? – Я не смотрел на нее. Уставился в камин, где плясал огонь.

– Пыталась, – она вздохнула. – О результате можешь догадаться.

– Он сам по себе, ты сама по себе. Понимаю.

Вино внезапно показалось мне горьким.

– Ему долго не находилось достойного противника, – задумчиво сказала Кешт.

– Но разве ты не могла помочь тем, кто пытался ему противостоять? Наделить их тоже какими-нибудь… способностями? – Я снова поглядел ей в лицо.

– Я не отказываю просящим, – Кешт спокойно выдержала мой взгляд. – Никто не просил моей помощи, Конан-охотник.

– Но мне ведь ты помогла.

– Не удержалась, – щеки волшебницы чуть порозовели. – Ты мне понравился.

– Понравился?

– Мне нравилась твоя отвага, – Кешт, не отрываясь, смотрела на меня внезапно заблестевшими глазами. – Знаешь, немногие решались встать Голтаргону поперек дороги. А из тех, кто решился, не выжил никто. И то, что ты не кинулся в бой очертя голову, как твои предшественники, а старался усыпить бдительность Голтаргона, чтобы ударить наверняка, мне понравилось тоже. Я не хотела, чтобы ты погиб, Конан-охотник. Ты слишком умен для этого. И слишком, – уголок ее алого рта лукаво изогнулся, – красив.

– Но зачем ты убила его? Зачем помешала мне исполнить задуманное?

– Затем, что он всё равно сумел бы освободиться. Да не хмурься, я не говорю, что его упустил бы ты. Не-ет, ты, конечно, доставил бы его к месту назначения в лучшем виде. Просто тех, кто давал тебе задание, я знаю достаточно. Рано или поздно, он вырвался бы на свободу. Если не силой, так хитростью, или подкупил бы кого. Да и знает он многое. Не один и не двое в городе были вовсе не так уж заинтересованы в поимке Голта, как хотели бы показать.

Она помолчала.

– А потом бы он начал мстить.

– Тебе?

– Пф-ф! Что может мне сделать этот мальчишка?! Нет, он бы постарался достать тебя. Или – выместить зло на тех, кто не в состоянии от него защититься. Раз уж я решила действовать, надо было довести дело до конца.

– Но ты уверена, что он погиб?

– Там пороги, Конан. Волны, острые камни. На протяжении лиги. Я успела наложить на Голта заклятье, не позволяющее изменять облик. Вряд ли он сумел выбраться.

– Вряд ли?

– Я уверена в этом, Конан. В дверь постучали.

Кешт улыбнулась вошедшей – невысокой девушке с русой косой, падающей на грудь:

– Принесла? Умница, Ари. Знакомьтесь. Конан, охотник, воин и следопыт. Ариниона, моя ученица.

Девушка вскинула на меня серьезные серые глаза. Я вежливо наклонил голову.

В руках Ари держала меч. Тот самый, выбитый мною из рук Голтаргона в лесу. На темном рубине, украшающем навершие, играли пурпурные блики.

– Твой трофей, – улыбнулась Кешт. – Возьми этот меч себе, право же, он того стоит.

Ари отдала мне клинок и вышла.

Кешт поднялась, поставила бокал с недопитым вином на стол, не спеша приблизилась ко мне.

– Как ты себя чувствуешь, Конан?

– После твоего лечения – великолепно. Как новенький.

В вырезе ее платья поблескивал изумруд на серебряной цепочке.

– Могу хоть сегодня пуститься в путь, – сказал я, в глубине души отчаянно ища повод задержаться.

– Так быстро? – Кешт присела на подлокотник моего кресла. Зеленые глаза ее оказались почти вровень с моими. – Какая в этом нужда?

– Я мог бы…

Тонкий пальчик лег на мои губы, заставляя умолкнуть.

– Ты мог бы остаться, Конан. И я буду рада, если ты задержишься здесь, охотник. Столько, сколько захочешь.

Что ж, меня не требовалось упрашивать. В моей жизни было полно дорог и впереди их оставалось не меньше. Дороги могут и подождать. Куда они денутся, дороги?

Я полюбовался игрой бликов на клинке и убрал меч в ножны. Откинулся на спину, заложив руки за голову и глядя в небо. Там, наверху, разгулялся ветер, гнал серые облака, яростно рвал их в клочья, и в прорехах то тут, то там, выглядывали холодные звезды.

До Арнамагелля оставалось полдня пути. Завтра, после многих лет войн и скитаний, я снова увижу Кешт.

Замок был пуст. Я почувствовал это сердцем прежде, чем спешился во дворе, прежде, чем торопливо зашагал по гулким, выстуженным коридорам, заглядывая во все двери.

– Кешт!

Ни звука в ответ. Замок не был разрушен – казалось, хозяева оставили его лишь ненадолго. Но в уютных комнатах и больших залах поселились холод и липкая, тревожная тишина.

Люди покинули это место. И покинули не вчера.