Купцы не только торговали, они занимались кредитно-ссудными операциями и предпринимательством. Как и везде в мире, для успешного ведения дел требовался талант и кругозор, отсюда разносторонность этих людей. Яркий пример — умерший в 1481 году (год рождения неизвестен) купец и строительный подрядчик («предстатель») Василий Дмитриевич Ермолин. Он строил в Москве, в том числе в Кремле, во Владимире, в Юрьеве-Польском, в Троице-Сергиевой лавре, возглавлял артель московских зодчих, держал заведение по переписке книг. Составленная по его заказу летопись, известная у историков как «Ермолинская летопись», содержит материалы, отсутствующие в других источниках. Автором ценных сведений по истории русского зодчества 60-70-х годов ХV века в этой летописи был сам Ермолин.

У отдельных купцов предпринимательство сильно опережало торговлю. Купец и землевладелец Лука Козьмич Строганов (внук Спиридона Строганова, выходца из поморских крестьян) около 1472 года поселился в Усольске (Соли-Вычегодской), где начал торговать солью. Его внук Аникий, в дополнение к торговле, начал добычу соли, заведя собственные варницы. Правнук Луки Семен уже владел обширными землями по рекам Каме и Чусовой. Праправнуки Луки Максим и Николай финансировали в 1581 году поход дружины Ермака Тимофеева против хана Кучума, вследствие чего изрядно прирастили свои владения в Предуралье. Строгановы строили города, крепости, внедряли (с опорой на пришлых русских крестьян) рудное дело и земледелие, развивали солеваренную промышленность в районе Соли-Камской, не забывая, конечно, о торговле. Во время «междуцарствия» и событий Смутного времени Строгановы оказали большую денежную, продовольственную и военную помощь правительству. Только деньгами они пожертвовали около 842 тысяч рублей — трудновообразимую для того времени сумму18. Возможно, Строгановы были в конце XVI — начале XVII веков самыми богатыми нетитулованными частными лицами в мире. За помощь отечеству в трудные годы они получили звание «именитых людей» (но еще не дворян!) и, что важнее, право лить пушки и содержать своих ратников. То есть, царь разрешил им иметь частную армию. Это никак не вяжется с фантастическими утверждениями Пайпса, будто цари не терпели конкуренции со стороны частных лиц ни в чем.

Купцы Строгановы отличались широкими интересами. Это нашло свое отражение, среди прочего, в так называемой Строгановской летописи («О взятии Сибирской земли»), составленной в 1622-23 годах в канцелярии одной из строгановских вотчин по материалам переписки Строгановых с Ермаком.

При первых Романовых строгановские владения и предприятия все более дробились между наследниками детей Аникея, но около 1680 года их вновь сумел объединить и «округлить» Николай Дмитриевич Строганов (1656-1715). Он стал крупнейшим солепромышленником России, поставлявшим около 3 миллионов пудов соли в год (60% годовой добычи в стране). Он принимал участие в финансировании Северной войны 1700-1721 гг., снарядил на свои деньги два военных фрегата. В память об этом его сыновья Александр, Николай и Сергей получили в 1722 году дворянство и баронский титул. В 1798 году Павел I возвел Александра Сергеевича Строганова (XI колено Строгановых, считая от Спиридона) в графское достоинство, но нагнать своих предков-купцов по богатству графам Строгановым, похоже, было не дано.

Строгановы, конечно, выдающийся случай. Но были и другие купцы, приближавшиеся к ним по богатству. Так, ярославский «гость» Михаил Гурьев только в строительство каменного города, названного в его честь, на реке Яик (Урал) вложил между 1645 и 1661 годами около 300 тысяч рублей. Купец Григорий Леонтьевич Никитников не раз кредитовал (при Михаиле Федоровиче) государственную казну, когда у той не хватало средств на жалованье войску и иные нужды, всегда требуя возврата денег в срок. Царя это злило, но что было делать? Приходилось смиряться: нужда могла возникнуть снова. Интересно, что Никитников заполучил в 1639 году по просроченной закладной соляные промыслы аж одного из Строгановых (Ивана) в Новом Усолье.

И тут опять трудно не вспомнить плачевного Пайпса, умудрившегося написать в «России при старом режиме» следующее: «В XVI и тем более в XVII веках монархия устранила угрозу конкуренции со стороны частных лиц. Царь стал единоличным собственником всех отраслей промышленности и шахт и (как де юре, так и де факто) монополистом во всех областях коммерции». Оставим без комментариев.

Купцы были прирожденными патриотами. Все помнят одного из спасителей России в Смутное время, купца Кузьму Минина, владельца мясной лавки в Нижнем Новгороде. Выбранный в 1611 году земским старостой, он начал сбор ратных людей «на очищение государству», стал одним из руководителей войска «Народного ополчения», управлял сбором пожертвований, заведовал казной ополчения, вместе с князем Пожарским возглавил в апреле 1612 года в Ярославле земское правительство «Совет всея земли».

Несколько раньше купцы Дружина и Гурий Назарьевы приняли выдающееся участие в организации сопротивления москвичей отрядам Петра Сапеги и тушинцев Лжедимитрия II. Купеческое сословие без колебаний жертвовало огромные суммы всякий раз, когда отечество было в опасности. Или когда было убеждено в том, что так угодно Богу.

Принятое Земским собором 1653 года решение удовлетворить просьбу гетмана Хмельницкого о принятии его «со всем войском козацким» под царскую руку стало возможным благодаря голосам купечества: без их денег предприятие было бы обречено. Дело в том, что положительный ответ означал неизбежную войну с Польшей и Крымом, но торговые люди, как один, вызвались жертвовать на это деньги.

Решение купечества, это стоит подчеркнуть, было решением свободных людей. В деньгах на войну за Азов (правительство запросило, по смете, 221 тысячу рублей) они перед этим, по сути, отказали. К «азовскому» Собору 1642 года мы еще вернемся.

О самостоятельности купеческого сословия говорит и тот факт, что московское купечество отказалось связать себя круговой порукой с провинциальным купечеством, как того требовал царский указ 1681 года19.

Крайне любопытно мировоззрение купечества допетровской Руси, с достаточной полнотой раскрытое Сильвестром, священником кремлевского Благовещенского собора и духовником юного царя Ивана IV. Сделавший до своего священства завидную купеческую карьеру, сам выходец из среды зажиточных новгородских ремесленников и купцов, Сильвестр изутри знал жизнь городских сословий и в первую очередь купечества20. Им написан знаменитый «Домострой» — вполне светская книга, свод житейской и нравственной мудрости своего времени. В.Б. Кобрин характеризует «Домострой» как «произведение, освящающее именем Бога быт, торговлю, наживу». Такие характеристики всегда считались классическими для идеологов протестантской морали21.

* * *

Русская промышленность, дает далее понять Р. Пайпс, развивалась в XVIII веке не вполне естественным образом: «Правительство, как правило (! — А.Г.), основывало отрасли промышленности за свой счет, а потом управляло ими через Мануфактур-Коллегию и Берг-Коллегию, либо передавало частным предпринимателям». В следующем столетии точно так же начали поступать правительства Японии «эпохи Мэйдзи», и эта политика признается западными историками как исключительно мудрая и дальновидная.

Процитирую в связи с этим иностранного автора, несколько более авторитетного, чем Пайпс, а именно Фернана Броделя: «Не было ничего сравнимого между ситуацией в России и зависимостью Польши, например. Когда экономическая Европа набросилась на Россию, последняя находилась уже на пути, который защитил ее внутренний рынок, собственное развитие ее ремесел, ее мануфактур, имевшихся в XVII в., ее активной торговли»22. Словом «набросилась» Бродель обозначает мощное европейское торговое вторжение на русский рынок, начавшееся в 20-х гг. XVIII века, вслед за окончанием Северной войны; называя же русскую торговлю «активной», он просто констатирует факт. Торговля была активной по любым меркам: в 1722 в России насчитывалось 172,5 тыс. купцов на 5,4 миллиона душ мужского пола податного (облагаемого податями) населения.