— Занятно… — проговорил Алексей. — Может, продадите… на память?

— Э, нет! Я ее для дружка приберег: большой любитель таких штучек.

— Жаль. — Алексей поднялся. — Тогда бывайте, увидимся в Нерубайском.

— Доброго пути.

Как только увал, поросший сурепкой, скрыл деревню, Алексей велел Боровому остановиться.

— Надо поговорить, — сказал он Галине. — Ты, дядько, езжай помаленьку и подожди нас.

Галина взглянула на него и, не говоря ни слова, выпрыгнула из фургона.

— Вы ничего не хотите передать со мной? — спросил Алексей, когда Боровой отъехал.

— Кому?

— Шаворскому, разумеется. Между прочим, я кое-что видел через окно, когда вы вышли из хаты…

У Галины напряглось лицо. В глазах зажегся злой, зверушичий огонек.

— Что же вы видели? — спросила она, прищурясь.

— Как вы подошли к этому рябому. Микола его звать, кажется! Как разговаривали с ним. А после он вам что-то передал.

— Что же?

— Бумагу какую-то. Или я ошибся? Глаза подведи?

Она проговорила с нарочитым удивлением:

— Подумать только, вы даже успели что-то заметить! Мне, признаться, казалось, что, кроме самогона, вас уже ничто не интересует. Какая досадная несправедливость с моей стороны, верно? Вы, оказывается, не забывали следить за мной. Вам кто-нибудь поручил или сами додумались? — Она презрительно выгнула губы.

— Никто мне не поручал, — хмуро ответил Алексей. — Вышло случайно. Но уж коли вышло, хотелось бы знать, что это значит.

— Вы так спешили разоблачить меня, что сразу пустили в ход главный козырь, — будто не слыша его, продолжала Галина. — Вот уж напрасно! Я как раз собиралась все вам рассказать. — И она прибавила с откровенной издевкой: — Козыри вообще следует придерживать до поры до времени, а то они могут и не сыграть!

“Ишь, сатана, даже поучает!” — подумал Алексей, удивляясь про себя, с какой легкостью он из атакующего превратился в атакуемого.

— Ладно, препираться нам нечего! Хотели рассказать, так рассказывайте!

Она, видимо, поняла, что нужно переменить тон, и сказала с таким видом, будто хотела поскорее отделаться от неприятной обязанности:

— Микола Сарычев передал мне список руководителей парканской организации.

Спрашивать, что за организация, Алексей не мог. Приходилось изображать осведомленность. Он протянул руку:

— Давайте сюда список!

Галина вздохнула.

— Не будьте наивны, Седой! Неужели я стану держать при себе такой документ!

— Где же он?

— Вызубрила и сожгла. Если есть на чем писать, я вам продиктую.

Алексей достал бумагу и огрызок карандаша. Присев на бугорке, записал десять названных фамилий.

— Явка у них есть? Пароль?

Галина сказала и это.

— Хорошо. А теперь объясните мне, сделайте милость, почему именно Микола передает вам этот список да еще втихую, чтобы никто не видел?

— О боже мой! — Было видно, что непонятливость Алексея выводит ее из себя. — Неужели вы сами не убедились, что из Нечипоренко не выдавить ни малейших сведений? Он торгуется, как базарная спекулянтка. А мне Викентий Михайлович велел собрать данные о положении в этом районе. Пришлось искать другие источники информации. Удалось сговориться с Миколой и еще кое с кем.

— С кем?

Галина строптиво передернула плечами, рот ее по-старушечьи обметало морщинками.

— Хватит с вас! Все, что нужно, я сама передам Шаворскому. В конце концов не вам одному доставлять информацию! Вы пьянствовали, я работала, а получится, что все сделано вами!

Вон что! Эта особа просто-напросто не желала делиться с ним своими заслугами.

Алексея так и подмывало намекнуть, что о ее сговоре с Цигальковым ему тоже известно. Нельзя, еще спугнешь ненароком. Пусть сперва встретятся в Бычках, как условились.

— Причина-то, на мой взгляд, несолидная, — сказал он, вставая и засовывая бумагу в карман. — Одно ведь дело делаем.

— Одно, да по-разному, — запальчиво ответила она. — Каждый в меру своих способностей. И хватит болтать, поехали, уже поздно!

Они пошли к стоявшему на пригорке фургону…

Когда они подъезжали к Тирасполю, встало солнце. Над Днестром таяла нежная, непрочная пленка тумана.

Выпрыгнув из фургона вблизи Крепостной Слободки, Алексей был уверен, что больше никогда не увидит ни Галины, ни ее возницы.

Но встретиться им довелось в тот же день.

План у Алексея был таков: в три часа дня найти “своего” в трактире “Днестр”, поручить ему съездить в Бычки и любыми средствами выяснить, что сообщит Галине Цигальков, главное, срок мятежа. Затем дать есаулу уехать к Нечипоренко, а девицу сразу же обезвредить.

Что касается Паркан, то ими займется уездчека, где Алексей решил побывать вечером, перед отъездом, когда там будет поменьше народу.

Чтобы зря не болтаться по городу, он пошел к Днестру и в прибрежных кустах проспал до часу дня. Проснувшись, выстирал портянки и рубаху и, пока они сохли, развешенные на кусте, сам залез в воду.

Легкий, взбодренный, шагал он в Тирасполь.

Трактир “Днестр” помещался в низком сводчатом полуподвале. На его двери был намалеван усатый молодчик с пробором посередине головы; одной рукой он держал свиной окорок, другой — пивную кружку, над которой клубилось кучевое облако пены.

В глубине трактира, за стойкой, хозяйничал благообразный старик в клеенчатом фартуке. На дощатом помосте мордастый парень в грязной сатиновой рубахе фальшиво наигрывал на гармошке.

Алексей сел у стены возле входа. Тощенький, похожий на Пашку Синесвитенко мальчик принес ему порцию сушеной рыбы с мамалыгой, подслащенный сахарином чай и корж из кукурузной муки, пресный и безвкусный.

Прихлебывая кипяток, Алексей разглядывал сидевших за столиком посетителей. Главным образом это были приезжие. Усталые, изголодавшиеся, они заказывали по десять кружек чая, впрок запасаясь твердыми, как из цемента, коржами.

За широким столом, возле помоста, сидела компания завсегдатаев: три подозрительных парня, матрос с затекшим глазом и две потасканные женщины в цыганских шалях. По шумному веселью за тем столом нетрудно было понять, что для этих клиентов у трактирщика нашлось кое-что покрепче чая. Гармонист перегибал через колено обшарпанные меха гармошки и, напрягая безголосую глотку, пел какую-то песенку, выуженную из уголовных дебрей Молдаванки. Компания вразнобой подхватывала припев:

— Эх, лимоны, вы мои лимончики!..

Люди за другими столами с опаской и любопытством прислушивались к их разухабистому веселью.

Сколько ни оглядывал Алексей столики, он нигде не видел бумажного пакета, перевязанного синей тесьмой. В двадцать минут четвертого он решил, что “свой” уже не придет. Это сильно осложняло положение. Теперь не оставалось ничего другого, как, не откладывая до вечера, идти в уездную ЧК и просить помощи.

Сунув недоеденный корж в карман, он вышел из трактира.

На раскаленной привокзальной площади было пусто, лишь под деревьями, в холодке, сидели нищие. Алексей двинулся к ним, чтобы узнать адрес ЧК, и тут увидел Галину.

Она появилась из-за кирпичного здания вокзала и быстро пошла через площадь. Было похоже, что домой она еще не заходила: при ней был ее дорожный узелок, поддевочка перекинута через локоть.

Лишь дойдя до середины площади, она заметила Алексея, и ему показалось, что первым ее движением было свернуть в сторону. Но когда он приблизился, она сказала спокойно, неприязненно, как обычно разговаривала с ним:

— Гуляете? Говорила я вам, что поезд вечером.

— Это я и без вас знал. Куда вы собрались?

— В харчевню. Дома ни крошки съестного.

— А это зачем? — Он указал на ее узелок.

Она бегло оглянула площадь.

— Через полчаса уезжаю.

— Куда?

— В Парканы, подвернулась оказия. Скажите Шаворскому, что оттуда приеду в Одессу. Надеюсь, не с пустыми руками. Прощайте, здесь не место для разговоров.

Когда девушка скрылась за дверью трактира, Алексей еще с минуту простоял в раздумье и… пошел за нею.