ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГИДЕОН

КАК ЖЕ НЕВЕРОЯТНО ТЕСНО в вентиляционных коробах. Я даже не могу ползти на коленях. Я вынужден пробираться на локтях, что замедляет меня и означает, что я должен рассчитывать каждое движение, прежде чем его сделать. И эта кромешная тьма… я бы облажался, если бы я не подумал на выходе прихватить очки ночного видения. Опущенные вниз очки придают всему жуткий зеленый оттенок, который перекрывает мой страх с сиюминутной искрой ожидания. Сенсорная память — мощная штука, и обычно, когда мир выглядит таким зеленым, я погружен в какое-то преступление. Это там, где я показываю зубы и пополняю свой банковский счет. Так я создал Валета, работая без устали, изучая, что мне нужно, чтобы выискать секреты Лару.

Самые ценные серверы полностью изолированы от внешнего мира, у них нет подключения к гиперсети, мне некуда направить моих электронных шпионов. Единственный способ получить к ним доступ — взломать физически и прикрепить свое оборудование. Но на такой взлом у меня обычно в запасе гораздо больше времени, гораздо больше оборудования и, самое главное, полностью сформированный план.

Лучше бы это сработало, Ямочки. У меня есть только одна идея.

Теперь я достаточно близко и больше не могу шептать команды в гарнитуру, иначе рискую быть услышанным. Я ютюсь в воздуховоде, проходящем над голокомнатой, и тихо вожу пальцем по планшету. Рюкзак натянут спереди, оборудование прижато к груди, чтобы было больше места для ползания по этим слишком маленьким туннелям.

Хотя они могут услышать меня, если я что-нибудь скажу, я позволяю их голосам исчезнуть, выравниваю дыхание и полностью фокусируюсь на экране передо собой, запуская окна, которые мне понадобятся. Затем раздавшееся проклятие подо мной — голосом мужчины — притягивает мое внимание к тому месту, где все происходит, пока я работаю.

— Это правда. — всхлипывает Алексис, склонив голову. — Я клянусь, это правда.

— У тебя был шанс, сладкая. — Похоже, он разозлился, его прежнее спокойствие исчезло. — Если ты собираешься рассказывать нам сказки, мы сделаем это по-другому.

— Но там был ховербайк, я помню его номерной знак, почему вы меня не слушаете? — всхлипывая, вопрошает она высоким голосом, и у меня такое чувство, что нотки, слышимые в ее голосе — настоящее отчаяние. Я мало чего могу разглядеть через камеры систем наблюдения из-за направленности света. Поэтому я медленно протискиваюсь вперед до вентиляционной решетки, чтобы выглянуть наружу и понять, смогу ли я ее снять. Весь свет они направили на Алексис… и на камеры. Неудивительно, что мне было ничего не видно. Но это не то, что заставляет мое сердце начать пытаться выпрыгнуть из груди. Они разгоняют раскол, до этих пор я не видел воочию на что способна эта штука, но Алексис явно знала. И этого было достаточно, чтобы заставить ее побелеть от ужаса.

Дерьмо. Я не готов. У меня нет времени…

Пальцы летают по экрану, сердце стучит в груди. Мне нужно сравнять шансы, вырубить свет, но это займет время, секунды, которых у меня нет. У Алексис нет секунд. Я понимаю, что в любую минуту моя концентрация даст сбой, пальцы промахнутся и я проиграю. И потеряю ее.

Я слышу, как что-то говорят гориллы, и голос Алексис отвечает им, пытаясь убедить их. Она готова петь, как соловей. Нарастающий гул разлома заглушает голоса в вентиляционном тоннеле, чья вибрация передается локтям и коленям. Я стискиваю зубы.

Я не собираюсь это делать.

Осознание взрывается в моей голове так внезапно, что пальцы начинают дрожать. Вот и все. Они собираются сделать из нее оболочку. Мгновение спустя раскол содрогается и шум затихает. Голубые искры, которые начали собираться по периметру, исчезают.

— Проклятие. — Лидер группы, тот, кто держал Алексис, осторожно подходит к машине, затем поднимает руку к уху. — Нет, сэр, было что-то вроде… Да, я понимаю. Она никуда не денется. — Он опускает руку, а затем бросает взгляд на остальных в комнате. — Приведите сюда команду техников, сейчас же. У нас есть неделя, и если он не будет исправлен к этому времени, я стану не единственным, кого будет винить месье Лару, слышите?

Сердце сбивается с ритма, пока я все еще лежу замерев. Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо. Я даже не знаю, кого или что я благодарю об отсрочке. Напоминая себе дышать, я провожу пальцами вдоль вентиляционного отверстия под собой, пока не становлюсь уверен, что знаю, где находятся точки давления. Затем я изучаю экран, проверяю свой взлом, и еще раз бормочу под нос тихую молитву единственному человеку, который я знаю, может присматривать за мной. Давай не будем сегодня встречаться, брат. Я еще не совсем готов.

Я нажимаю на экран, чтобы запустить программку, и свет по всему зданию начинает пульсировать, погружая голокомнату во мрак.

На мгновение все замирают. Я же немедля выбиваю вентиляционную решетку. Она с грохотом падает на пол, и Алексис поворачивается в сторону звука, вскакивая на ноги с невероятной скоростью. Вспышка от одного из пистолетов горилл на мгновение освещает комнату, и, как совершенно неподвижная картина, я вижу, как их лидер бросается к ней с протянутыми руками. Нет… нет.

Он хватает ее за рубашку, и они оба валятся на пол, сражаясь в темноте… бледно-зеленой с моей точки зрения с потолка. Ее крик прерывается, когда она ударяется о пол. Ее неистовый удар по его руке не приносит ему никакого вреда, что сбивает ее с толку. Он, рвано дыша, перекатывает ее на спину, дабы не дать ей сбежать, но на этот раз вылетает ее нога и… попадает ему в промежность. Он стонет, слепо удерживая ее и прижимая к полу, пока сам сгибается от боли.

Я выдергиваю альпинистскую веревку из своей поклажи и закрепляю ее на своей упряжи на поясе, бросая конец с петлей вниз в комнату. Я расставляю ноги по обе стороны от открытого вентиляционного отверстия, когда она изо всех сил пытается освободиться от своего похитителя. В зеленом цвете ночных очков все движения отрывистые, отчаянные и размытые.

— Сюда! — шиплю я, зная, что в темноте она полностью слепа. Она пинает руку мужчины, когда он пытается схватить ее за лодыжку и вскакивает на ноги. Тремя быстрыми шагами она достигает веревку и ей требуется несколько секунд, чтобы нащупать ее конец, а затем надеть ее на себя. Она маленькая девушка, и это должно было быть легко, но у меня нет рычагов, и только страховочное устройство на моей упряжи может помочь мне затащить веревку обратно. Пока я не почувствовал, что веревка немного ослабла, я не видел, что она одной рукой схватилась за край вентиляционного отверстия, и что теперь я могу наклониться вперед, чтобы подтянуть ее.

Наши ладони находят друг друга, и я хватаю ее железной хваткой, игнорируя боль в плечах, когда я отталкиваюсь от вентиляционного отверстия, таща ее за собой. Она дико скребется, чтобы опереться ногами, когда я тяну себя назад, отпуская ее, как только она оказывается на руках и коленях. Я хочу спросить, все ли с ней в порядке, но не могу отдышаться, чтобы сделать это.

— Уходим, — еле выговаривает она из-за отдышки, глядя широко раскрытыми глазами туда, где, как она считает, в темноте должен быть я. Я засовываю планшет в сумку и отступаю. Она меньше меня и может более спокойно передвигаться по воздуховоду, но я застрял отступать на локтях и коленях, и сейчас вынужден выбирать скорость относительно тихую, пробираясь к перекрестку позади меня. Лазерный выстрел пробивает воздуховод позади нее, и она пригибается к металлическому полу с идеальными рефлексами — опытными рефлексами — на мгновение закрывая глаза. Сразу же позади нее я вижу луч света, сияющий через отверстие. Кто-то включил свет на прицеле пистолета.

Мы добираемся до перекрестка, и я разворачиваюсь, пригибая спину, чтобы не соприкоснуться с крышей, чтобы дальше лезть лицом вперед. Это наш лучший и единственный шанс, и вариантов не так уж много. Воздуховоды змеятся по всему зданию, и если мы сможем заставить себя оставаться медленными и тихими, они не будут знать, какое направление мы выбрали. Теперь настало время затаиться, а не мчаться сломя голову.

У Алексис нет проблем позади меня — она маленькая и легкая, и может опираться руками и коленями по краям туннеля, где металл с меньшей вероятностью прогнется с предательским звуком. Из-за того, что ей не видно, иногда ее рука оказывается на моей лодыжке отслеживая где я, и она следует за мной. Я слишком большой для того, что мы пытаемся сделать, и хотя мой мозг на задворках кричит мне бежать, бежать, я заставляю себя проверять каждый дюйм туннеля, прежде чем передвину свой вес. Гарнитура подбрасывает проецируемое изображение схемы туннеля передо мной, и с мучительной медлительностью мы прослеживаем путь, который я взял, чтобы вытащить ее.

Теперь, когда они знают, что мы здесь, шахты лифта в вестибюле будут автоматически заблокированы, даже служебный лифт. Мы не сможем выбраться таким образом. Я пытаюсь вспомнить расположение зданий вокруг нас, особенно новых, которые строятся по соседству. Время от времени я слышу всплеск помех где-то под нами, и понимаю, что мы не можем отсидеться здесь. Они разделились, чтобы найти нас. Мне нужно найти новый выход.

Я хочу спросить, в порядке ли Алексис, но если слышен случайный шум ищеек, я не могу рисковать даже шепотом. Каждый сустав болит, мышцы и сухожилия в огне от принуждения к такому неестественно стесненному передвижению, и я чувствую, как пот стекает по моим бокам.

Проходит почти час, прежде чем мы достигнем шахты лифта, и я сразу же выползаю на выступ обслуживания, чтобы сделать, наконец-то, нормальный вдох. Лампы технического обслуживания на каждом этаже отбрасывают ограниченное количество света. Я поворачиваюсь к Алексис, и вижу, что она зажмуренная сжимает край воздуховода белыми костяшками пальцев.