ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

СОФИЯ

МЫ ПРИСЕЛИ НА КОРТОЧКИ в переулке, в нескольких километрах от того места, где было логово Гидеона, укрывшись от улицы за громадным мусоропроводом. Здесь, внизу, невозможно сказать сколько времени прошло, но мое тело говорит, что прошло несколько часов. Наверху приближаются сумерки. Гидеон до сих пор не отпустил мою руку, а я не пыталась ее высвободить. Несмотря на звуки траффика и дыхания подземного города вокруг нас стоит плотная, жаркая и неумолимая тишина. Я закрываю глаза.

— Нам придется самим туда отправиться. — Гидеон прерывает молчание после бесконечного ожидания. Я поднимаю голову, с трудом фокусируясь на его профиле.

— Куда?

— На «Дедал». — Он слегка сжимает мои пальцы. — Обращение к властям не принесло нам ничего, кроме большего накала страстей. Мы должны остановить его сами. Уничтожить разлом или как-то его отключить, не дать ему захватить сенаторов Совета.

Все внутри меня кричит против этого. Привлечь внимание к Лару означает привлечь внимание к себе, к Гидеону, к своему прошлому. И даже если мы победим, даже если остановим то, что должно произойти, Лару никогда не заплатит по-настоящему.

Но он сам будет там, на борту этого корабля…

Часть меня хочет признаться Гидеону, сказать ему, что остановить план Лару — это здорово, но все, чего я действительно хочу — чтобы Лару заплатил за то, что он сделал с моим отцом. Со мной. Я сглатываю.

— Корабль огромен. Если он скрывает разлом от гостей, как мы найдем его?

— Я могу с этим справиться, — отвечает Гидеон, наконец поворачиваясь ко мне, чтобы посмотреть на меня искоса. — Разлому нужно огромное количество энергии… в день, когда мы встретились в главном офисе «КЛ», я начал наблюдать некоторые странные всплески энергии. Я не знал, что разлом был в той же комнате, что и мы, но я уверен, что это было так. Если бы я только мог попасть на борт, я мог бы отследить энергопотребление корабля. Но у них будет восемь разных уровней безопасности… я никогда не смогу протащить нас внутрь.

Мои мысли уже переносятся к моим знакомым, отделяя тех, которые, скорее всего, уже были скомпрометированы, от тех, кого я все еще могу использовать.

— Я смогу доставить нас на корабль, — шепчу я.

— София, — бормочет он, после минутного колебания, — я знаю, что это… это не то, что мы должны делать, ни один из нас. Но я не знаю, кто еще его остановит.

Я говорю осторожно, стараясь изо всех сил, чтобы он не услышал тяжесть того, что я собираюсь сказать.

— Я хочу, чтобы кто-нибудь просто… положил этому конец. Ему. — Мое сердце колотится в тишине, которая следует за этими словами. Это самое близкое, что я могу сказать Гидеону, какова моя конечная цель. Я не могу быть уверена, будет ли он со мной или будет ругать меня за то, что я просто даже думаю о мести.

Гидеон снова вздыхает и прислоняется головой к искусственному кирпичу здания за нашими спинами.

— Это ничего не решит. В его компании должно быть полдюжины заместителей, которые займут его место и продолжат оттуда, где он остановился. Компанию, а не человека, мы должны остановить. — Его хватка вокруг моей руки, наконец, немного ослабевает, как будто он собирается отстраниться.

Я снова закрываю глаза. Я думаю о пистолете, что по-прежнему валяется на полу моей квартиры. Я представляю лицо отца с пустыми глазами, прямо перед тем, как он вошел в казарму. Я думаю о Флинне, о последнем разе, когда я видела его, о парне, которого я когда-то знала, уничтоженного всем, что сделал с ним Лару и о том, что он сделал с нашим домом. Какое значение имеет компания, если человек, стоящий за всем этим, никогда не платит за то, что он сделал?

— Ты прав, — глухо говорю я, стараясь не обращать внимания на то, как ложь ранит меня. Я не могу себе этого позволить. Поэтому вместо этого я сжимаю его руку, делая вид, что не хочу его отпускать.

И худшая часть из этого, я действительно не хочу.

Мы не можем рисковать и остановиться в легальном ночлежном доме, не тогда, когда нас будут искать во всех уголках сектора. Но уже поздно, мы оба очень устали, и нам нужно найти место для сна. Гидеон знает, где мы можем спрятаться на следующие несколько дней, и клянется, что это полностью вне сети и камер, и без людей, что здесь, внизу, должно быть, почти невозможно. Но он знает это место лучше, чем я, и все контакты, которые были здесь у меня, давно уже потеряны. У меня не остается выбора, кроме как довериться ему.

Пока Гидеон направляется в секонд-хенд за одеялами и кое-какими припасами, я начинаю наводить движуху. Используя один из его наладонников, я связываюсь с одним из моих знакомых, пытаясь достать для нас приглашения на гала-вечер на «Дедале», потом с другим, чтобы найти наряды, чтобы мы вписались. К тому времени, когда появляется Гидеон, я готова выбросить наладонник в ближайший мусорный бак.

Ночь в подземном городе не так уж сильно отличается от дня, если речь идет о солнечном свете. Его не так много оказывается на улицах, парках и проспектах среднего и верхнего слоев даже в самые солнечные дни. Сумерки — это лишь небольшое сгущение мрака, переход света от тускло-серого к истинной тьме.

И ночью в подземном городе оживают улицы.

Гидеон ведет меня по улицам и переулкам, завешанными фонарями. Они всех видов и цветов: бумажные и тканевые — чтобы их можно было легко заменить, когда загрязнение обесцветит их, и яркие, как огонь. Продавцы еды заполонили улицы, и запахи чеснока, масла, кофе, душистого перца и дрожжей наполняют воздух так, что, в конце концов, заглушают неприятные запахи нечистот. Где-то вдалеке я слышу музыку, с некоторой нотой неотесанности к звуку, что дает мне понять, что она воспроизводится вживую на улице. Скрипка и эрху* сражаются на фоне пары кахонов**, и на мгновение я забываю о «Дедале» и пистолете, оставленном в своей квартире. На какой-то безумный момент все, о чем я могу думать, это как сильно я хочу бросить все это и просто пойти танцевать под эту музыку вместе с Гидеоном.

По улице грохочет грузовик и Гидеон хватает меня за руку, привлекая мое внимание.

— Давай прокатимся.

— Стой, я не…

Но он не ждет и начинает бежать все еще держа меня за руку, так что мне тоже приходится бежать за ним, иначе он потащит меня за собой. Грузовик едет не быстро. Невозможно быстро проехать по забитым улицам подземного города, и когда он минует нас, Гидеон протягивает руку, чтобы схватиться за решетку рядом дверью погрузки и втаскивает меня за собой.

В другой раз я бы резко высказалась о том, что он красуется, или использует это как предлог, чтобы обнять меня, так как он тесно прижимает нас обоих к задней части грузовика. В другой день я бы боролась, чтобы не оказаться в такой ситуации. Но это не любой другой день, и как только мы доберемся до этого торжества, все может измениться. Если я получу возможность, на которую я надеюсь на «Дедале». Когда мне представится такая возможность.

Поэтому я позволяю Гидеону обнимать меня за талию и откидываю голову назад. Фонари просвистывают над головой, пролетая над нами, как метеориты в густой, темной ночи. За те месяцы, что прошли с тех пор, как я сменила свою убогую квартиру на пентхаус, я забыла, как здесь красиво.

Грузовик останавливается на свету, и Гидеон сжимает мою руку, прежде чем спрыгнуть вниз с задней части грузовика. Он поддерживает меня за руку, помогая спуститься за ним, но потом отпускает, как только я встаю на ноги.

— Сюда. — Кивает он в сторону особенно темного переулка, на котором не хватает фонарей.

Я позволяю ему тащить себя за собой, держась позади достаточно близко, чтобы я могла видеть его силуэт. Я вытаскиваю из кармана еще один наладонник, который он мне одолжил, и нажимаю на него, используя слабое сине-белое свечение дисплея, чтобы осветить себе путь. Гидеон направляется на несколько метров дальше в темноту, затем останавливается у заколоченной двери. Я ожидаю разочарованного рычания. Очевидно, это не то место, где мы должны были оказаться. Это закрытое, заброшенное здание. Но вместо этого он начинает ощупывать края досок. Я не вижу, что он находит, но через несколько мгновений вся панель из досок отодвигается, а вместе с ней и дверь.

— После вас. — Он делает низкий поклон, который одобрит даже самый крутой модник на торжестве «Дедала». Поклон, от парня, знающего, каким искусством восхищаться на стенах в квартире Кристины. Я отложила эту мысль на потом.

— Ты же не собираешься убить меня, так ведь? — бормочу я, пробираясь в пространство за дверью. Оно кажется большим, мой голос слегка раздается эхом. Свет наладонника становится слишком тусклым, чтобы разогнать темноту более чем на метр передо мной.

Гидеон не отвечает. Я слышу только его шаги, удаляющиеся и исчезающие в тишине. Как раз перед тем, как я могу начать паниковать по поводу того, что меня бросили, в темноте начинает мерцать свет. На некотором расстоянии оживает написанная яркими, зелеными и синими буквами неоновая вывеска — «ЖИВАЯ МУЗЫКА». Затем загорается еще один свет, и еще, и еще, пока они не превращаются в каскад светящихся витрин и уличных фонарей.

Это целая аркада заброшенных магазинов и ресторанов. Пол выложен полированной каменной плиткой, а тонкий слой пыли, покрывающей все вокруг, превращает отражения неоновых огней в туманные, похожие на огни обычного дома, отраженные в реке.

Я оборачиваюсь и вижу Гидеона у входа, закрывающего дверь старомодным блоком предохранителей. Удивление, должно быть, заметно на моем лице, потому что, когда он поворачивается ко мне, его собственное выражение лица расплывается в самодовольную усмешку.

— Достаточно хорошо, чтобы переночевать здесь несколько дней? — дразнится он.

— Что это за место? — выдыхаю я.

— Раньше это был какой-то торговый центр, — отвечает Гидеон, отходя от входа, чтобы присоединиться ко мне. — Должно быть, его закрыли лет тридцать назад… заметь, ни одной вывески с использованием гиперсети, только ретро-неоновые и цифровые вывески. Я предполагаю, что они опустошили его с намерением выровнять место и построить вместо этого жилье, но застройщик, наверное, изменил предписание, или компания отказалась от проекта, я не знаю. Насколько я могу судить, он был полностью забыт.