ГИДЕОН
НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО УЛИЦЫ ПУСТЫ, мы держимся группой, направляясь к месту крушения и к травматологическому центру, из чьих списков мы узнали, что там находится доктор Санджана Рао. Я держу пари, что с тактической точки зрения было бы лучше, если бы Джубили или Тарвер вначале провели разведку на местности по поводу выявления потенциальных угроз, но никто этого не предлагает. Тем не менее, у них обоих есть оружие, а у Тарвера и Флинна внутри военных жилетов спрятаны собранные мной защитные щиты-барьеры. Теоретически, если мы будем находиться рядом с ними, в пределах досягаемости щитов-барьеров, мы будем защищены от шепота. Я молюсь, чтобы я правильно скопировал поле с устройства Лару, и что они передают короткие электрические импульсы, которые нам нужны, дабы помешать любым попыткам шепота захватить нас. С другой стороны, если я ошибаюсь, есть все шансы, что я никогда об этом не узнаю.
Каждый карман в жилете, который мне выдали люди Кумико, забит инструментами и снаряжением, а внутри него — тонкая алюминированная сумка, которую я брал с собой на «Дедал», держа ее под пиджаком. Я хотел быть уверенным, что ни одно мое оборудование не повредится чем-либо магнитным на корабле, если у нас, в итоге, возникнут проблемы на пути к разлому.
Все наши попытки дозвониться до Санджаны по телефону, связаться по сети, оказались бесплодны. Мы не можем сказать, произошло ли это потому, что сети до сих пор перегружены, или потому, что она слишком ранена, чтобы ответить, или потому, что ее там нет, и записи ошибочны. Все, включая поспешно возведенные травматологические центры для жертв крушения, находится в хаосе, и мы не можем позволить себе ждать ее ответа. Без дополнительной информации о том, как уничтожить разлом, мы слепы. Я отправил ей пакет информации, который она получит, если заработает сеть. В нем заключены координаты центра, куда мы направляемся в надежде найти ее, схемы моих самодельных щитов-барьеров, защищающих от шепотов и небольшие детали, которые мог отправить только Тарвер, в знак того, что она имеет дело с союзниками. Я молюсь, чтобы она получила это все, молюсь, чтобы она доверилась этому. Молюсь, чтобы она была еще жива.
Я каждый раз оглядываюсь на своих спутников, когда у меня встают волоски на затылке, но щиты-барьеры, похоже, работают. С другой стороны, узнал бы я, если бы это случилось, не посмотрев им прямо в глаза? Не в первый раз, мне жаль, что у меня нет проницательности Софии. Она бы мгновенно поняла по языку тела, если один из нашей группы собрался обернуться.
Но она выглядит такой же напуганной, как и я.
Мы придерживаемся небольших улиц, вынужденные идти обходными путями вокруг обрушившихся участков верхнего города, которые раздавили центр города под собой. Сначала мы видим других людей только на расстоянии, слишком далеко, чтобы сказать, выжившие они или оболочки. Но по мере того, как запах горящих химикатов усиливается, как сгущается пепел в воздухе, наш путь становится все более и более завален обломками. Все больше валяющих мертвых тел попадается нам на глаза, что становится очевидно: единственные люди, кроме нас, находящиеся в движении так близко к месту крушения, больше не люди.
— Это пятый, кто попался на пути, — шепчет София, нарушая долгое молчание, когда мы прячемся за стеной разрушенного офиса банка и наблюдаем, как шаркающая оболочка пересекает улицу. Даже сирены затихли. Единственные звуки — это редкий, далекий рокот в какой-то части города, обрушивающейся в пространство внизу.
— Они прочесывают город, — приглушенным голосом произносит Джубили. — Я узнаю эту модель.
Она смотрит на Тарвера, который мрачно смотрит на нее, и я не сразу понимаю что она имеет в виду.
— Лили научилась этому у меня, — тихо говорит он. — Стандартная поисковая сетка.
— Она ищет нас, — бормочу я, когда лысеющий мужчина-оболочка средних лет, одетый в поношенный деловой костюм, на которого ты никогда не посмотришь дважды, исчезает за углом.
— Надеюсь, ей мешают наши щиты-барьеры, — говорит София, выпрямляясь. — Мы должны двигаться спокойно. С одним или двумя мы справимся. Но если мы столкнемся с их группой… — Она сглатывает и не заканчивает предложение.
Ей и не нужно. Слишком легко представить, что может сделать с нами достаточно большая группа этих неуклюжих существ с пустыми глазами. Солдаты, которые не чувствуют боли и не раскаиваются в ее причинении.
Вверху улицы три полицейских ховера стоят на тротуаре в виде блокады, прямо перед линией временных барьеров. Периметр места крушения. Теоретически, никто, кроме спасателей, не может пройти внутрь. На табличке, прислоненной к одной из машин, большими печатными буквами написано: «ВХОД ВОСПРЕЩЕН», а другая предупреждает: «СТРУКТУРНАЯ НЕСТАБИЛЬНОСТЬ». Несмотря на безлюдность города, все еще шокирует, что никто за этим не следит. Дорогу должны по меньшей мере преграждать полицейские и специальные официальные службы.
Вместо этого здесь никого.
Мы пересекаем периметр один за другим, перебрасывая ноги через цементные барьеры. Хотя мы все еще слишком далеко, чтобы разглядеть обломки, мои глаза различают головокружительную пустоту вдалеке, где должны быть небоскребы. С городом, который простирается почти на всю планету, нет узнаваемости пейзажа. Моя память подсказывает, что там должно быть что-то, что теперь исчезло.
Металлический лязг нарушает тишину, от неожиданности я дёргаюсь и сильно ударяюсь об один из барьеров, подавляя проклятие. Оба солдата уже держат оружие на изготовке, оглядывая переулок, откуда донесся звук. Они двигаются синхронно, не сообщая друг другу никакого плана. Один взгляд, кивок, а затем Джубили делает широкий круг, чтобы добраться к выходу из переулка, и прижимается спиной к кирпичной стене, в то время как Тарвер пригибается, и прикрываясь припаркованными ховерами, переходит на другую сторону. Остальные следуют за ними, а когда Тарвер и Джубили отправляются дальше по переулку, мы занимаем позиции у входа.
Еще один, более тихий лязг, предупреждает нас об источнике звука. В одном из мусорных баков в конце переулка кто-то есть. Тарвер кивает Джубили, которая бесшумно обходит его, а он освобождает одну руку от хватки пистолета. Я оглядываюсь назад и по шее начинают бежать мурашки, когда я вижу фигуру в квартале от нас, которая останавливается, поворачивается… и начинает двигаться в нашу сторону. Подавив желание поднять тревогу, я дотрагиваюсь до локтя Софии, чтобы она проследила за моим взглядом. Флинн замечает это движение, бросает на меня быстрый, испуганный взгляд, и мы все сворачиваем в переулок, надеясь, что шум не привлечет большого внимания. Щит-барьер Тарвера защитит его и Джубили, а нам с Софией надо держаться Флинна.
Тарвер хватается за край крышки мусорного бака, Джубили подкрадывается ближе, чтобы наставить пистолет на того, кто внутри. Как только мышцы Тарвера начинают напрягаться, в звенящей тишине раздается резкий шепот Софии:
— Стойте!
Пистолет Джубили дергается в нашу сторону, глаза сканируют то, что находится за нами, пока она не понимает, что это произнесла София. Мы здесь не на виду, никакой другой опасности не видно, и ее пистолет возвращается назад. Она нахмуривается, и я понимаю, что она собирается подать Тарверу знак продолжать.
Но София встряла не просто так. Она сейчас такая настоящая, что никакая ложь или заблуждение не могут изменить этого.
— Что такое? — спрашиваю я мягко, предвосхищая Джубили.
София переводит взгляд с меня на мусорный бак.
— Оболочки, — еле слышно выдыхает она. — Они не прячутся. Они на задании… ты сама сказала, — добавляет она, кивая на Джубили. — Они ведут поиск. Зачем кому-то из них прятаться?
Тарвер отпускает край мусорного бака, хотя и не опускает пистолет, его глаза мечутся между мной и Софией.
Но прежде чем кто-либо успевает ответить, крышка мусорного бака распахивается, отбросив Тарвера назад и издает звук, похожий на раскаты грома. Из бака пытается выпрыгнуть человек, но он явно слишком стеснен, слишком напуган, чтобы заниматься акробатикой. Он вылезает, подается вперед к дальней стене, спотыкается и падает. Прежде чем кто-либо из нас успевает заговорить, человек поднимает руки, явно защищая от нас свое лицо.
— Пожалуйста! — дыша с трудом, просит он. — Не трогайте меня… пожалуйста, не трогайте.
— Тсс! — Джубили смотрит в переулок, ее пистолет нацелен туда, ожидая новое прибытие.
Но он не замечает предупреждение, все еще бормоча мольбы. Ему где-то за пятьдесят или за шестьдесят лет, он не в униформе, на нем остатки костюма. Он грязный, от него несет мусором и страхом, но когда его глаза в ужасе испуганно вспыхивают, видя нас пятерых, я вижу это: его глаза карие. И хотя они расширены от страха, они не пустые.
— Вы должны успокоиться! — голос Тарвера низкий и настойчивый, и хотя он прерывает бормотание человека, кажется, это не производит никакого эффекта.
В моей памяти вспыхивает образ той оболочки в соседнем квартале, поворачивающей в нашу сторону, и я двигаюсь прежде, чем успеваю подумать. Я опускаюсь на корточки, зажимаю рукой рот мужчины, заставляя его на мгновение замолчать. Он стонет, переводя взгляд с солдат на меня и обратно.
София подходит ко мне и смотрит вверх, прослеживая за взглядом мужчины.
— Ребята… — она делает успокаивающий жест рукой, ладонью вниз, тихо прося: — опустите оружие.
— Мы не причиним вам вреда, — шепчу я. — Но вы должны вести себя тихо. Если я уберу руку, вы обещаете не шуметь?
Он кивает, снова переводя взгляд на меня. Я убираю руку, и человек глотает воздух.
— Кто вы? Что вы здесь делаете? — голос Софии мягок, несмотря на ее вопросы.
— Мы были… я Чак. Мы с женой были… завыли сирены эвакуации. Они сказали, что эта часть города небезопасна и может рухнуть. Мы были… мы были… — он замолкает, дико глядя куда-то вдаль.