Взгляд Тарвера, теперь затравленный, остается прикованным к лицу Санджаны. София та, кто начинает говорить, и хотя она обращается ко всем, ее глаза смотрят на меня.

— Так случилось, что с нами один из лучших программистов в Галактике. Доктор Рао, познакомьтесь с Червонным Валетом.

Я чувствую, как все взгляды устремляются на меня, но я все еще смотрю на Софию, пытаясь прочесть то немногое, что вижу на ее лице в размывающемся красном свете сигнального огня. То ли в ее голосе слышится горечь, когда она произносит мой никнейм, то ли то же предательство, то же отвращение преследует ее глаза, когда она смотрит на меня, я не могу сказать. Я не уверен, что даже она знает.

— Ты можешь это сделать? — Внимание Тарвера теперь полностью переключилось на меня и ощущается как двухтонный вес… теперь я понимаю, почему Санджана так колебалась.

— Не знаю, — честно отвечаю я. — Мне придется изучить эти распечатки, распознать язык. — Возможно, смогу. У меня нет моего снаряжения, у меня почти ничего нет. Без него шансов не много.

Лицо Тарвера меняется, мышцы челюсти напрягаются. В нем появляется новая энергия, когда он тянется к сумке Санджаны. Не уверен, что он вообще расслышал эти слова. Он ищет распечатки, которые объяснят мне, что, черт возьми, я должен сделать. Несмотря на вновь обретенную надежду Тарвера, Санджана, кажется, не убеждена. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но останавливается в нерешительности.

София снова нарушает тишину, распознавая дискомфорт Санджаны, как неоновую вывеску.

— Что еще? — мягко спрашивает она ученую. — Просто скажите нам.

Санджана сглатывает.

— Я… я думаю, это плохая идея.

Это ставит Тарвера в тупик.

— Почему?

Санджана делает глубокий вдох.

— Послушай, Тарвер… я знаю, что это невозможно. Боже, если бы там была Элли, если бы это была та, кого я люблю, я бы сделала все, чтобы спасти ее. Я просто…

— Скажи мне. — Надежда Тарвера угасает, как угасает пламя, и он ждет, когда его снова зажгут.

— Этого баланса, энергии, необходимой для удержания разрыва достаточно, чтобы удержать их, но недостаточно, чтобы освободить их… вы не можете себе представить, насколько это деликатно. Изменение этого баланса может освободить Лили. Да. Но это также может дать Лили доступ к бесконечной силе, сделать ее непобедимой, неудержимой. Это может привязать ее к существу навсегда. Они будут безвозвратно слиты. Не стало бы ничего, что она бы не могла сделать. Она сможет нанести любой вред. И это не худший сценарий.

Тишина осязаема, когда каждый из нас пытается представить себе нечто худшее, чем всемогущий шепот, одержимый жаждой мести.

В конце концов Санджана снова говорит, глядя на свою неподвижную руку, и я вижу, как сильно она ненавидит говорить это.

— Возня с разломом может дать шепоту силу, чтобы полностью отрезать нас от гиперпространства. Только представь, что это может значить.

Мое сердце падает, и мы с Софией переглядываемся. Мы говорили об этом, когда впервые признались друг другу в существовании шепотов.

— Мы потеряем все межпланетные путешествия, — говорю я. — Мы вернемся к скорости ниже световой. Понадобятся десятки поколений, чтобы куда-либо добраться.

— Мы никогда не сможем вернуться домой, — выдыхает Флинн, бросая взгляд на Джубили.

— Погибнут целые планеты, — бормочет София. — Каждая колония, которая все еще терраформируется, которая все еще полагается на внешние ресурсы.

— Черт, — бормочу я. — Коринф полагается на внешние ресурсы. У нас здесь нет сельскохозяйственных угодий, мы не производим пищу, мы импортируем ее. — Он вспыхивает перед моими глазами, как фильм в ускоренной перемотке. Хаос, вызванный падением «Дедала», будет ничем. Мы увидим бунты, голод. Это был бы конец нашего мира, буквально.

— И без доступа в гиперпространство у нас не будет гиперсети, — указывает Санджана, повторяя другое предупреждение, которое я давал Софии. — Наша связь тоже будет ограничена скоростью света.

— Так что мы не сможем даже рассказать другим планетам, что случилось, — заканчивает за нее Флинн. — Все просто потемнеет.

Лицо Софии бледнеет под пятнами грязи на коже.

— Может быть, это то, чего она сейчас хочет? Мы предположили, что она пытается сделать то же самое, что и Лару, что они оба хотят поставить разломы на каждой планете, и единственная разница в том, кто будет их контролировать, когда они оживут. Что если шепот пытается расширить свои возможности, чтобы отрезать нас от своей Вселенной?

— Итак, если мы не сможем уничтожить разлом, мы не сможем попытаться отправить шепот обратно в его Вселенную, в таком случае, если мы полностью отрежем себя… — разочарование Джубили говорит за всех нас. — А разве у нас есть выбор?

Санджана не смотрит на Тарвера, вместо этого она смотрит на свой холодный и неподвижный протез.

— До сих пор существа всегда обитали в разломах, посылая свои ментальные способности наружу, чтобы воздействовать на вас, воздействовать на тех, кто на Эйвоне и Вероне. Уничтожив эти разломы, эти трубопроводы уничтожат и шепоты. Но теперь это существо обитает в Лили. Разлом больше не является каналом. Теперь это она.

— О чем вы говорите?

Мое сердце уже падает, а лицо Софии становится еще белее, глаза находят мои. Повисает тишина. Никто не хочет понять, о чем говорит ученая. Вопрос Джубили висит в воздухе, и никто не смотрит на Тарвера.

Но именно он наконец-то отвечает ей.

— Она говорит, что мы должны убить Лили.

Много долгих лет прошло с тех пор, как голубоглазый человек был у меня, но теперь он приходит каждый день изможденный и с дикими глазами.

— Где она? — спрашивает он, расхаживая кругами вокруг разлома и останавливаясь, чтобы стукнуть кулаками по механизму. — Корабль упал Бог знает куда. Я знаю, что ты можешь найти ее. Ты должен найти ее. Черт возьми, должен же быть способ… я не потеряю и ее тоже!

Если бы я мог говорить, я бы сказал ему, что ничего не чувствую из-за тюрьмы, которая держит меня. Если я вообще что-нибудь ему скажу.

И тогда я действительно начинаю что-то чувствовать: прилив силы, такой сильный, что я ощущаю его даже сквозь полную пустоту, окружающую меня. Последний вздох моих собратьев в изначальном слабом месте, поток радости, облегчения, благодарности, такой сильный, что я почти забываю свое отчаяние. Пока они не исчезают, оставив меня снова в одиночестве.

Нет… не в одиночестве. Я все еще чувствую что-то, остаток того, что сделали мои братья. Сейчас где-то в Галактике возник какой-то сосуд, связанный с моим миром. Они что-то вернули. Кого-то.

Ее.

Я буду сидеть тихо и не шевелиться. И я буду ждать своего шанса.