— А почувствовала я, что эта маленькая сумочка очень уж тяжелая,— снова заговорила сестра Клер.— Я удивилась: застежка и цепочка явно не были золотыми, значит, дело не в них, а в чем-то, что лежит внутри. Я открыла сумочку и не поверила своим глазам. Вот и третье чудо... Знаете, что в ней лежало, мистер Даррелл? Двадцать один соверен. Тяжелые золотые монеты, от которых так и веяло богатством. Не знаю даже, как вам передать мое впечатление, они звенели не как обычные монеты, а совсем по-другому, понимаете, разница была, как между молоком и сливками. Мое сравнение кажется вам нелепым?

— Я отлично понимаю, что вы хотите сказать,— отозвался я.

— Ну вот, Мишель, глупышка, просто обезумел, когда увидел монеты.— Она нежно улыбнулась ему.— Принялся плясать по комнате, крича, что Бог услышал наши молитвы и приют спасен. Мне не сразу удалось его успокоить. Заметьте, я и сама была ошеломлена, однако мне было ясно, что двадцать один соверен еще не решит проблемы приюта. В общем, мы сели и обсудили нашу находку. Мишель твердил, что надо пойти с этими монетами в банк и узнать их цену, и мы пошли в «Лионский кредит», огромное такое здание на бульваре Сен-Мартен, вы должны его знать. Оно похоже скорее на дворец или большую гостиницу, чем на банк, мраморные полы и все такое прочее. Я даже боялась входить, но Мишель заставил меня. Он такой уверенный... Ну вот, когда клерк увидел, что мы принесли, он как-то странно поглядел на нас. Мне стало не по себе, я решила, что он нас заподозрил в чем-то нехорошем. Сказал, что нам лучше обратиться к управляющему, и нас проводили в роскошный кабинет — большие кожаные кресла, огромный рабочий стол не меньше обеденного в каком-нибудь банкетном зале. Мсье Фульвар (так звали управляющего) был чрезвычайно любезен. Сперва он спросил, откуда у нас такое сокровище, и пришлось рассказать ему про платья мисс Бут-Уичерли и про то, как мы нашли соверены. Мой рассказ произвел на него сильное впечатление, и он согласился, что это в самом деле чудо. Потом он вызвал к себе какого-то симпатичного молодого человека, который был... как это называется... в общем, специалистом по золоту. Этот человек унес монеты, чтобы то ли измерить их, то ли взвесить, то ли еще что-то, не знаю толком. Когда он вышел, мсье Фульвар сказал мне, что на самом деле произошло не одно, а два чуда. Понимаете, золотые монеты были дороги сами по себе, однако особую цену придавало им то, что на них стоял 1875 год. Судя по всему, есть люди, которые коллекционируют монеты, раньше я об этом даже не знала, но это совершенно точно. Странное занятие — коллекционировать монеты, верно? Мсье Фульвар сообщил, что один его друг, весьма честный человек, собирает монеты, и если мы позволим, мсье позвонит ему и попросит назвать свою цену. Конечно, я подумала, что следует предоставить сестре Мари заниматься этим делом, но Мишель заметил, что без нее все равно не обойдется, лучше возьмем часть хлопот на себя. Друг мсье Фульвара приехал немедленно. При виде монет он пришел в восторг и предложил, к великому моему удивлению, сумму, которая мне показалась просто огромной. Объяснил, что, будь это обыкновенные монеты — нелепое выражение, правда? но вы меня понимаете,— они стоили бы сто тысяч франков. Но поскольку они чеканены (кажется, так это называется) в 1875 году, то стоят они вдвое больше. Сами понимаете, мы с Мишелем не верили своим ушам, не поверили и глазам, когда мсье Фульвар стал отсчитывать деньги. Нам это показалось огромным, невероятным состоянием. Я думала о том, как счастлива будет сестра Мари, когда мы покажем ей все эти красивые цветные ассигнации, прямо картинки. Вам это покажется глупо, но они напомнили мне платья мисс Бут-Уичерли. Шуршали совсем как те платья, когда мы их распаковывали. Я в жизни не держала в руках столько денег.

Она остановилась, чтобы глотнуть еще лимонада. Мой кофе давно остыл, так я увлекся рассказом сестры Клер.

— И куда вы положили эти деньги? — спросил я, зная, что в рясах монахинь нет скрытых внутренних карманов, как у браконьеров...

— В сумочку мисс Бут-Уичерли,— ответила сестра Клер.— Куда же еще? Ведь мы там нашли монеты. Я чувствовала, что она бы это одобрила.

— Не сомневаюсь,— горячо вымолвил я, представляя себе радость мисс Бут-Уичерли, будь она свидетельницей этой сцены.

— Из банка мы вернулись в ее квартиру,— продолжала сестра Клер,— где, честно признаюсь, нашли на кухне немного кофе и сварили, чтобы подкрепиться. Пока пили кофе, задумались всерьез над тем, как использовать наши деньги для приюта. Понимаете, нас потрясла такая огромная сумма, но как же мы расстроились, когда все просчитали и выяснилось, что этих денег хватит, только чтобы пристроить еще одну комнату. Мы-то, глупенькие, мечтали о двадцати — тридцати новых спальнях с душем и всем, что полагается. Нашему разочарованию не было границ. Должно быть, именно поэтому Мишеля вдруг осенило. Понимаете, когда мы выходили из кабинета мсье Фульвара, он предостерег меня — в шутку, конечно,— чтобы я не потратила все деньги в казино. Разумеется, я слышала про казино, но не очень представляла себе, что это такое. Так вот, сидим мы, значит, пьем кофе, и тут Мишель напомнил мне про слова управляющего банком и сказал, что, пожалуй, именно в казино есть возможность увеличить наше состояние. Я считала, что это исключено, о чем твердо сказала Мишелю.. К моему удивлению, он не менее твердо стоял на своем. Спросил меня, верю ли я, что Господь направляет мои шаги. Естественно, я ответила, что верю. Тогда он перечислил все, что произошло за последнее время,— его возвращение в приют, кончина бедняжки мисс Бут-Уичерли, ее завещание, как мы нашли монеты, как затем выяснилось, что они стоят вдвое больше начальной цены... И он снова спросил, верю ли я, что во всем этом проявилась воля Всевышнего. Конечно, я сказала, что верю, ведь в глубине души я в этом не сомневалась. Каким-то непонятным образом ощущала, что Бог направляет меня к выполнению предписанной мне задачи. Мишель заявил, что ощущает то же самое, что он такое же орудие в руках Господа, как и я. И что только в казино можем мы увеличить наше состояние. Сказал, что в конечном счете мы сделаем то же, что сделал Иисус с хлебами и рыбой, пусть Даже другим способом. Мишель говорил очень убедительно и настойчиво, да я и сама начала колебаться вопреки здравому смыслу. А он тут возьми и скажи, что не будет даже рисковать деньгами мисс Бут-Уичерли. Дескать, у него осталось кое-что из жалованья, полученного на прежней работе, и он начнет с этих денег. Если Господу угодно, чтобы мы таким способом увеличили наследство, мы непременно выиграем. Мы выпили еще по чашке кофе, продолжая спорить, потому что он меня все-таки не убедил. Но вы бы видели тогда Мишеля! Он был так настойчив, так красноречив, у него даже глаза блестели! В конце концов пришлось мне согласиться, что самим Богом было задумано, чтобы мы, заполучив такие деньги, еще больше увеличили наше состояние. Мишель предложил мне подождать в квартире, пока он сходит в казино: дескать, если ему повезет, он вернется за мной и деньгами мисс Бут-Уичерли. Однако я была против. Во-первых, не хотела отпускать его одного в казино. Знала, конечно, что он лучше моего разбирался в мирских делах, и все же считала, что он слишком молод, чтобы в одиночку затевать такое дело. Во-вторых, меня смущала его одежда. На Мишеле были надеты старые драные джинсы и поношенная рубашка. Я не сомневалась — появись он в казино такой молодой и такой... такой оборванец, его просто не впустят. Но тут ему пришла в голову одна идея. Он предложил нам обоим надеть платья мисс Бут-Уичерли и в таком виде отправиться в казино.

Я воззрился на сестру Клер, не в силах что-либо сказать. Представить себе монахиню в одеянии мисс Бут-Уичерли было невозможно, за игровым столом — тем более. Если же добавить, что ее сопровождал молодой парень, это вообще было чем-то из области фантастики. Я невольно улыбнулся, как ни старался сохранять серьезное выражение лица. Сестра Клер порозовела.

— Конечно, я сопротивлялась,— сказала она, словно защищаясь.— Заявила Мишелю, что об этом не может быть и речи. Однако он настаивал. Дескать, Всевышний указал нам путь, и если теперь мы испугаемся, значит, не верим в Божественный промысл. Дескать, Бог раз за разом указывал нам, как поступить, и теперь, когда успех в пределах досягаемости, с нашей стороны будет трусостью отступить. Я продолжала колебаться, хотя должна была признать, что все знаки указывали на желание Всевышнего, чтобы мы преумножили его щедрый дар. Меня смущала мысль о том, чтобы делать это в казино. К тому же, подчеркнула я, платья мисс Бут-Уичерли вряд ли нам подойдут. А Мишель и говорит: если подойдут, посчитаю я это указанием, что Бог желает, чтобы мы пошли в казино? Его слова, сами понимаете, только насмешили меня. Ведь мы с Мишелем одного роста и сложения, а платья казались такими большими! Ну я и сказала — в шутку, конечно,— что, если платье мне подойдет, я согласна идти в казино; мне и в голову не приходило, что это возможно.