Когда он поднял веки, скалы уже не было, и бетонного блока не стало, и сумки с продуктами исчезли. Вовка огляделся. Вокруг в креслах сидели люди. Одни читали, другие вентилировали себя импровизированным веером из газеты, третьи слушали музыку — всем было жарко, на лицах читалось «скорее бы уже приехать». Под ногами катался и мешал круглый предмет, Вовка взглянул вниз и увидел пустую бутылку из-под лимонада. В глазах его начало проступать понимание, и он быстро посмотрел в окно. За стеклом лежала степь. Вовка увидел стелу с надписью «Ленино» и мысленно возликовал: «Ур-р-ра!!! Скоро, въезжаем!»

Монумент стоял на въезде в областной городок Ленино — у дороги, посреди степи. Вовка ждал появления домиков. Ждал, ждал, ждал… ждал…А домиков все не было. Только степь вокруг: желтая, рыжая, бурая… Вовка задумался. Тут еще как назло заголосил микрофон. Тетка-кондуктор решила показать свою гордость за боевое прошлое родной местности. Нудным голосом неслось из динамиков:

— … В ходе кровопролитных боев, потерянные позиции…

«Черт! Так ни одна толковая мысль в голову не попадет! А-а, и леший с ней, нехай ее. Приедем все равно, рано или поздно, — Вовка расслабился и улыбнулся: — во вещает, как Левитан со столба! Однако кругозор у билетера отменный», — зауважал Вовка.

— … Справа Вы видите бетонные укрепления времен последней войны. ДОТы — долговременные огневые точки. Фашисты заполонили такими ДОТами всю территорию Крыма, особенно много их осталось на горе Митридат и Арабатской стрелке. Мы проезжаем место, где развернулись в прошлом ожесточенные бои. Наши моряки с кораблей Черноморского флота, ставшие в те тяжелые дни морской пехотой, бесстрашно шли на врага. Фашисты называли советскую морскую пехоту черной смертью. Когда моряки шли на врага в своих черных бушлатах, фашисты испытывали состояние, близкое к панике. За каждую пядь земли здесь пролиты реки крови. ДОТы несколько раз переходили из рук в руки — никто не готов был уступить. Один раз наше контрнаступление захлебнулось, бойцы залегли под шквальным огнем противника. Тогда один матрос вскочил, скинул бушлат и, закусив зубами ленточки бескозырки, с гранатой наперевес молча пошел на врага. Он был тут же срезан пулей.

Немцы, упорно державшиеся на своих позициях, уверенные, что придет подкрепление, и привыкшие к своему победному шествию по всей Европе, оказались абсолютно не готовы к такой встрече.

Фашисты боялись «Черной смерти», но еще больше они испугались, когда увидели, как из-за одного срезанного пулей матроса весь берег, только что усыпанный «Черной смертью», превращается в «Полосатую смерть», молча и стремительно, как шквал, несущуюся навстречу пулям, и что-то в немцах сломалось. Они дрогнули и были выброшены со своих позиций. Так впервые во время Великой Отечественной Войны у моряков появилась традиция — в особо опасных, смертельных случаях показывать свою матросскую душу — обнажив тельняшку и закусив зубами ленточки бескозырки, чтобы не потерять свой головной убор, свою гордость, свою память о родном корабле.

Рассказ закончился. Женщина опустила микрофон и некоторое время смотрела на пробегающую за окном равнину, потом повернулась к слушателям и добавила:

— Я предлагаю почтить память наших предков минутой молчания.

В нависшей в первую секунду ватной тишине стали различимы звуки дороги: ровный гул мотора, тихий скрип покрышек о дорогу. Слышно также было ровный шорох ветра из окон запутавшегося в занавесках, порой звонко хлопавшего материей. Эти хлопки воспринимались как выстрелы давно ушедших дней, долетевших к нам сквозь время. Люди молчали, смотрели в окна… Кондуктор подняла микрофон:

— Я забыла добавить, что в результате той атаки было захвачено много орудий, удержать позиции не удалось, вывезти артиллерию не успели, поэтому просто изуродовали или сняли орудийные замки. Да… была еще одна военная история. Обнаружили на оружейном складе пушку без прицела — образца тысяча девятьсот пятого года. Её, случайно так и не списанную с баланса, вначале хотели выкинуть. Артиллерии недоставало, и когда выяснилось, что у неё калибр семьдесят шесть миллиметров, а таких снарядов пруд пруди, артиллеристы задумались, как эту штуковину использовать. Наверное, все же и выбросили бы. Но тут началось немецкое наступление, орудия вышли из строя, танки прорвались… В общем выкатили её, милую, и прямой наводкой стали лупить по немецкой бронетехнике. И точнехонько, надо признать, попадали. Вы скажете: «Как это возможно без прицела?», — отвечу: целились в прямой видимости, с близкого расстояния, через дульное отверстие. Более того, эту пушку немцы боялись не менее обычных, а может, и более: снаряды противника часто выводили из строя прицел, а порой ствол или орудийный замок — требовался сложный ремонт. А с этой пушкой все было просто: стенки ствола намного толще обычных, защитного броневого щитка нет, а стрелять она и без колес может — замаскировался заранее на вероятном направлении движения противника, подбил танк с первого выстрела и прыг в укрытие. Противник отутюжил квадрат артобстрелом, камня на камне не оставил, а как только стихло, артиллеристы ствол с орудийным замком поднимут из воронки, куда пушку забросило, на телегу — и на новое место фрицев бить. «Мировая пушка», — смеялись они, — с Ушаковско-Суворовским характером!»

Женщина переложила микрофон в другую руку, вздохнула и добавила:

— На этом наш экскурс в историю я временно прекращаю, через двадцать минут мы будем проезжать Феодосию, оттуда без остановок мы проследуем мимо Коктебеля на Карадагскую биостанцию. Посмотрим дельфинарий и разделимся для дальнейшей экскурсии на две группы…

Вовка смотрел на кондуктора квадратными глазами. Как пулеметные очереди проносились мысли: «Что значит «проезжать Феодосию?», К-какой Карадаг? Дельфинарий? Экскурсия? — Вовка захолодел, — Елки-зеленые, так это что же, не рейсовый автобус, а экскурсионный… и кондуктор, значит, не билетер, а экскурсовод?! Ой, попал… в историю! Как же теперь быть?»

Вовку накрыло той самой волной ужаса, под действием которой немцы в сорок первом драпали со своих позиций, побросав орудия. Вовка понял, что откройся он сейчас, его заставят заплатить за экскурсию. Экскурсия стоит дорого, значит, он не сможет сегодня купить билеты на поезд. А еще могут просто высадить прямо здесь. Один в степи, на дороге между городами — на такси никаких денег не хватит! Нет, это еще хуже!

«Что же теперь делать? — Вовка уткнулся лбом в прохладное от ветра стекло. Мысли вязли в отупении, — вот бы стать стеклом. «Стеклом» — то есть «зайцем»? Но я и так, получается, «заяц»… Точно, вот и выход — надо до дельфинария оставаться зайцем, выйти с группой из автобуса и… по-те-ряться!!! Как я сразу не догадался! У-ура!!!»

По дороге на Карадагскую биостанцию рассказали про: городок Коктебель, ставший в советское время Планерным, а потом вернувший себе родное название; про гору Планерную, давшую название городу. На пологом склоне этой горы, больше похожей на большой холм, осваивали планера будущие советские авиаторы.

Не забыли вниманием и Карадагские горы. Экскурсовод сказала:

— Одна из скал, обрываясь в море, напоминает сбоку профиль Максимилиана Волошина…

Вовка стал усиленно искать сходство гор и знаменитого поэта.

Если смотришь в противоположную сторону, то, сколько ни напрягай зрение, ничего не увидишь. Вовка крутил головой и вытягивал шею до последнего, но так и не догадался повернуться в необходимую сторону. Он только услышал:

— Теперь образ поэта нам уже не виден с дороги, но вы сможете разглядеть его на обратном пути, — экскурсовод посмотрела на время и продолжила, — посмотрите направо…

Вовка уже не слушал. Только у него такое может получиться — не заметить то, что видно всем. «Жизнь кончена! — решил Вовка, подумал и для самоуспокоения добавил, — и ничего, и на фига мне волноваться из-за Волошина, я и не читал его ничего. Зато я с Пушкиным на Тверской разговаривал! Правда, никто не знает. Да и было это один раз всего. Ну и что, все равно. Мировой мужик! Ну и хорошо, что не знают! Что бы подумали, если б увидели, как я с памятником разговариваю? А интересно бы посмотреть на лица прохожих, заметивших движения и жестикуляцию бронзовой фигуры на постаменте». Вовка рассмеялся своим мыслям и пожалел, что с памятником можно общаться только в воображении.