— Спокойной ночи, — с иронией сказал Герхо, укрывая ее одеялом из заячьего меха. С парнем он бы так церемониться не стал, но женщина в беспомощном положении, полагал Герхо, должна иметь право на какое-то снисхождение.

— Послушай-ка, злючка, — спросил он вдруг, размягченный собственной добротой. — Как ты меня раскусила? Почему? Потому, что я тебя к Орвит-Ралло тянул?

— По запаху, — отозвалась Карми сонно. Веревки и заячья полость сковывали свободу, но не резали кожу, и было тепло, так что поблажку она оценила. — Полынь, лисянка и массажное масло.

Герхо недоуменно обнюхал свое запястье.

— У мужиков никуда не годный нюх, — добавила Карми, отворачиваясь от костра.

Утром Герхо поднял ее чуть свет, долго распутывал свои замысловатые узлы, потом разрешил ей умыться, дал кусок лепешки с вяленым мясом и три сушеных груши.

— Сегодня будем в Орвит-Ралло, — заметил Герхо, садясь в седло.

Карми промолчала. Что уж и говорить, ее совсем не тянуло в замок Ралло, но избавиться от опеки Герхо она не видела возможности.

Так они и прибыли в Орвит-Ралло: Герхо, восседающий на пегой лошаденке, четыре тяжело груженных мула и Карми, устало бредущая пешком. Не обошлось без старых знакомых: малыш Таву-аро, увидев Карми, закричал восторженно:

— Ух ты! Смиролов костюмчик вернулся!

Ролнек, невесть откуда возникший рядом с ним, напомнил малышу о необходимости сдерживаться затрещиной.

— Присмотрись-ка получше, Таву! — Он-то сразу увидел, что одежда у Карми уже другая.

Гортах, на которого в свое отсутствие Логри оставил замок, спросил:

— Кто ты, девка, почему в этом наряде?

— Ты Логри? — спросила Карми.

— Я Гортах, — ответил хокарэм.

— Буду разговаривать только с Логри.

Герхо тычком заставил ее замолчать.

— Оставь ее, приятель, — сказал ему Гортах. — У нее есть такое право. Ролнек, накорми гостью и покажи, где она будет спать.

— Пойдем, Сэллик, — пригласил Ролнек.

— Я не хочу есть, — проговорила Карми, когда они отошли.

— Молочка тогда попьешь, — отозвался Ролнек.

— А Смирол где?

— Смирол уже служит, — ответил Ролнек.

— А-а, — протянула Карми. — Вам сильно повредило, что я от вас сбежала?

— Да нет, не очень.

Ролнек привел Карми в подвал, очень мрачный сейчас, в сумерках. У очага чистила медный таз старуха, одетая на хокарэмский лад. Более странного зрелища Карми в своей жизни не видела.

— Нелама, это пленница, — сказал Ролнек. — Дай ей молока, и пусть она ночует у тебя.

— Хорошо, — кивнула старуха. — Садись, девочка. молоко в кувшине на столе. Там, в корзине, ягоды возьми, вкуснее будет. И хлеба отломай, хлеб свежий, вкусный. А курточку сними, она грязная, да и тебе самой бы помыться набо.

Карми, поставив на стол кружку с молоком и миску с ягодами, выпрямилась, спрашивая:

— А где умыться можно?

— Выйди за те двери, там сразу справа и источник, показала старуха. — Погоди, я тебе келани дам; твои-то тряпки как следует почистить надо.

Карми получила домотканую короткую рубаху-келани и льняное полотенце, в потемках вышла за дверь и прислушалась. Справа нежное журчание, а где-то недалеко хрюкнула свинья; вообще же тихо, и тишина эта такая мирная, деревенская, что у Карми защемило сердце.

Она наощуть отыскала источник. О боги! Вода оказалась горячей. По деревяннному желобу из скалы стекала струйка воды и падала в круглую облицованную камнем ванну. И Карми, предчувствуя блаженство, стащила с себя одежду и залезла в горячую воду. Сколько она так сидела, растирая тело ладонями, Карми вряд ли могла сказать; вылазить из тепла не зотелось, разве что, когда Карми чувствовала, что перегревается, она вылезала из воды посидеть на каменном бортике.

Нелама, встревоженная долгим отсутствием пленницы, вышла и позвала:

— Э-эй, девочка…

Карми полусонно откликнулась.

— А, сморило тебя, — заговорила старуха. — Ну давай, давай, поднимайся, вот тебе полотенчико…

Карми нехотя выбралась из воды, взъерошила волосы полотенцем, потянулась за келани и оделась. Нелама унесла ее грязную одежду, и Карми подумалось, что обратно свою одежду она уже не получит — придется ей обходиться куцей рубашкой-келани.

Но в подвале после горячей воды Карми показалось холодно. Нелама, поняв ее, дала ей просторный суконный балахон и пригласила к столу. Кроме молока и ягод, на столе появилась и плошка с чем-то желтоватым.

— Спасибо, я не хочу есть.

— А ты попробуй, — ласково предложила Нелама.

Карми пальцами зачерпнула скользкую желеобразную массу и отправила в рот.

— О-о! — искренне восхитилась она. — Как вкусно!

— Как тебя звать? — спросила Нелама.

— Карми.

— А кто ты?

Карми, помолчав, ответила:

— Извини, но допрашивать себя позволю только Логри.

— Да бог с тобой, девочка, — откликнулась Нелама. — Я же не во вред тебе.

Карми молчала, не забывая наполнять рот лакомством.

— Ты, наверное, и сама еще не знаешь, на что напросилась, нося нашу одежду, — продолжила Нелама.

— На что же? — отозвалась Карми бесстрастно.

— Лет двадцать назад один паренек из Корнве задумал бежать из плена.

— Да-а?..

— Одежду раздобыл, украл, что ли, да только его увидели и поймали. И чтоб впредь не повадно было одежду хокарэмскую носить, палач в Корнвире и снял с него одежду вместе с кожей, — рассказала Нелама.

— Так поступают с мужчмнами, — возразила Карми.

— Да, но так или иначе ты умрешь.

— Так или иначе я когда-нибудь умру, — сказала Карми легкомысленно. — Так почему бы не завтра?

Нелама пожала плечами.

— Ложись-ка лучше спать.

Она указала Карми угол, где можно лечь, и бросила туда ворох шкур. Карми, не возражая, допила молоко и потащила через голову балахон, чтобы не путаться в нем ночью.

Во сне она увидела Руттула. Руттул угощал ее ягодами с молоком, и Карми, с удовольствием попивая из консервной банки, смотрела, как на экране в звездном окружении проплывает фотонник. Кисейный хвост стелился за ним: она по-прежнему видела его как огромную, в несколько лиг длиной, иглу, и полупрозрачный хвост был, как нитка, заправлен в ушко этой громадной иголки. Потом Руттул сказал: «Пойдем со мной», и Карми, вместе с ним покиув глайдер, оказалась внутри фотонника. На что это было похоже? Пожалуй, на переходы Лорцоского замка — с такими же нишами и бойницами. Навстречу попадаются люди, одетые в такую же одежду, как у Руттула, только других цветов, а один из них показался Карми совсем знакомым. Смирол! Тонкий, изящный, рыжий Смирол в ярко-синем костюме, отделанном золотом. Его глаза с улыбкой смотрят на нее, да только согнутый крюком большой палец правой руки будто ненароком поднесен к горлу в хокарэмском знаке молчания. Потом они вдруг оказались рядом, одни, и уже можно поговорить… «Не выдавай, — просит Рыжий, застенчиво улыбаясь. — Не выдавай меня». — «Что ты, Рыжий, миленький, зачем ты здессь, тебя же убьют!»«Не убьют, если ты промолчишь», — улыбается Смирол.

— Тебе что-то приятное снилось, девочка? — спрашивает Нелама, осторожно будя Карми. — Логри вернулся, вставай, не иначе, тебя скоро позовет. А что, хороший был сон, зря разбудила?

— Может, и хороший, — рассмеялась Карми. — Да говорят, когда покойник во сне чем-то угощает, не к добру это.

— Не к добру, — подтвердила Нелама. — К смерти это.

— О-ой, — молвила Карми. — Разве ж хокарэмы в вещие сны верят?

— Не верят, — отвечала Нелама. — Да только я на старости лет суеверной малость стала.

— Сегодня я не умру, — сказала Карми. — Я это знаю.

— Не пройдет и суток, как «сегодня» кончится, — отозвалась Нелама.

— Ну и что? Наступит новое «сегодня», — с улыбкой сказала Карми.

Нелама улыбнулась тоже:

— Бессмертных только четверо, и ты не из их числа.

«Ой ли?» — хотелось возразить Карми, недаром же она объявила себя одним из Четырех, Которые Были Всегда. Все-таки она промолчала. Для хокарэмов это не аргумент. Бессмертных не бывает. И Накоми когда нибудь сгорит дотла.