— Твое платье отсырело, — сказал он, — а тебе нужно сейчас быть в сухом и теплом.

Он ожидал возмущения, но девушка спокойно, как будто не видела в этом ничего особенного, переоделась в хокарэмскую форму. Смирол, вошедший после этого в избушку, с удовольствием прищелкнул языком.

— Ох, какой у нас приятель объявился, — сказал он одобрительно. — А Мангер говорит, у Инвауто по-прежнему ищут утопленницу. — Сунув нос в пар над котелком с эриватовой заваркой, он заявил: по его мнению, питье готово. Таву-аро вручил девушке плошку, и Ролнек присмотрел, чтобы горькая горячая жидкость была выпита до дна. Не в обычае хокарэмов ожидать, пока полученная рана загноится; они предпочитают заранее, если это можно, предупредить неприятности.

— Как тебя зовут? — спросил Смирол, протягивая девушке кусочек засахарившегося меда, чтобы заесть горечь.

Девушка не ответила.

— Все время грубит, — сказал Ролнек.

— Конечно, обидно, — ответил ему Смирол. — Если б не мы, все бы решили, что она мертва. Хорошо было сделано, — улыбнулся он девушке. — Наверное, твоя мать была хокарэми?

— Нет, — ответила она.

— А у тебя есть родственники?

— Да.

— Ты к ним бежала?

— Нет.

— А к кому?

Молчание.

— Просто бежала, чтобы в монастыре не оставаться?спросил Смирол.

— Да.

— И куда же ты теперь?

— А тебе что за дело?

— Грубит, — заметил Ролнек.

— Я бы тоже грубил, если б у меня выхода не было, отозвался Смирол и обратился к девушке:- Ты считаешь нас врагами?

— Да.

— Но мы не желаем тебе зла! — сказал Смирол. — Разве мы тебя чем-нибудь обидели?

— Нет.

— Так в чем же дело?

— Вы хокарэмы, — сказала девушка. — Волки Майяра.

— А чем это плохо? — спросил Смирол.

— Вы делаете то, что прикажут ваши господа.

— У меня нет никакого господина, — сказал Смирол.

— Сейчас тебе приказывает этот, — она указала на Ролнек, — а в Ралло тебе будет приказывать Логри.

— Меня зовут Ролнек, — строго поправил ее юноша, а второй восхитился:

— Ишь ты, Логри знает!

— Откуда? — спросил Ролнек.

— Слыхала о нем.

— Ну что ж, — сказал Ролнек медленно. — Значит, тебе придется с ним познакомиться.

— А как ты собираешься переправить ее на материк?спросил своего приятеля Смирол.

— Она очень похожа на хокарэми, не так ли? — с ударением сказал Ролнек.

— Нас прибыло на Ваунхо пятеро — и убыть должно пятеро, — напомнил Смирол.

— А нас и будет пятеро, — ответил Ролнек.

Смирол склонил голову к плечу:

— Ты предлагаешь мне выбираться, как получится?

— Именно, — согласился Ролнек. — Разве ты не справишься с этим?

— Справлюсь, — усмехнулся Смирол. — Но понимаешь ли, загвоздочка есть…

Загвоздочка состояла в следующем: хоть люди и не имеют привычки вглядываться в лица хокарэмам, все-таки они не слепы. А Смирол, вместо которого Ролнек собирался вывезти с Ваунхо беглянку, как-никак обладал довольно приметной внешностью. И кое-кого может удивить, если вместо рыжего мальчишки вдруг объявится темноволосый.

Ролнек, однако, вовсе не считал это серьезной проблемой.

— Единственная примета — медные волосы, — сказал он. А девку мы перекрасим, это не сложно. Хоть попрактикуемся в маскировке.

Девушка настороженно слушала их разговор.

Ролнек чуть осветлил ей волосы растертыми в кашицу морскими улитками и заставил еще полдня просидеть в колпаке, согревающем месиво из молотых орешков лотарна и измельченной коры крарану. После этого, смыв малоприятно пахнущее снадобье и прополоскав ей голову водой с кислым молоком, Ролнек собственноручно насухо вытер ее коротко, по-монашьему, стриженные волосы и воскликнул торжествующе:

— Ага, получилось!

Малыш Таву-аро, сравнив полученный цвет с природной окраской Смироловой шевелюры, сказал критически:

— Чуть-чуть отличается.

— Сойдет, — заявил другой. — Они же рядом ходить не будут.

Смирол, который, как бы он не старался, цвета своей коротко стриженной прически увидеть не мог, объявил, подяскивая, к чему бы придраться:

— Но ее стрижка все равно вызывает воспоминания о женском монастыре…

— Сейчас мы это поправим, — безмятежно ответил Ролнек, готовя острый нож.

— …И ресницы у нее подозрительно черные, — продолжал смирол.

В самом деле, перекрашивая волосы и брови девушки, Ролнек не рискнул тронуть пушистые ресницы, и их чернота сводила на нет все старания Ролнека, тут же показывая фальшь окраски. Но Ролнек не растерялся.

— Ресницы мы припудрим светлым порошком, — заявил он.

Девушка терпеливо сносила его цирюльничьи ухищрения: перекрасил — так перекрасил, остриг волосы нарочно небрежными прядями — ладно, лишь бы выбраться со Святого острова, а там видно будет.

Эрван, хокарэм принца Марутту, сидел на носу трехмачтового цангра. Цангр, который чаше называли плавучим дворцом, поднимался с приливной волной от моря к городу Тиэртхо, росположенному в одиннадцати лигах от морского побережья. Ланн, Золотая река, в этот час повернул вспять свое тихое течение, смешав воды с соленой водой, растекся по низинным болотам Тланнау. Низкорослые полузатопленыые рощи служили приютом морским бродягам, пиратам и разбойникам самых разных рангов, от беглых рабов до чересчур предприимчивых солдат, но ни один из них не рискнул бы напасть на гордо проплывающий цангр принца Марутту, блистающий богатством убранства.

Высокий принц не вышел на палубу даже после того, как цангр остановился у устланной коврами пристани.

Встречающие своего государя горожане полтора часа ожидали, когда он соизволит сойти на землю; ждали и семьи моряков, пришедшие встретить своих кормильцев — ибо никто не смел покинуть корабль, пока на борту находится принц.

Эрван все это время цепко рассматривал обстановку на пристани. Ничего угрожающего не было, зато, к своему удовольствию, Эрван заметил шестерку юных хокарэмов, с любопытством наблюдающих за маневрами великолепного цангра. Предстоящей встрече с ними Эрван искренне обрадовался; не так уж часто встречаются в Майяре хокарэмы; разговор в любом случае обещал быть интересным, и вдобавок имелась возможность послать весточку в замок Ралло.

Старших мальчиков Эрван знал: Ролнек, тайная гордость старика Логри, и Смирол, считающийся слабаком; у него из-за этого были проблемы с поиском места службы. Имени третьего паренька, и такого же тонкокостого, Эрван припомнить не мог, но лицо показалось ему знакомым. Остальные же мальчишки слишком малы, чтобы Эрван что-то мог знать о них, им было примерно от восьми до одиннадцати лет.

Когда принц наконец соизволил сойти с корабля на берег, Ролнек протолкался через толпу отбивающих поклоны горожан и мелкой знати. На его сдержанное приветствие принц ответил ласково, пригласил мальчишек-хокарэмов пообедать за его столом. Такое гостеприимство вовсе не в диковинку среди майярских аристократов: хокарэмы, несмотря на малочисленность, немалая сила в Майяре, и знать не упускала возможности показать им свое расположение.

Принц Марутту особо приказал Эрвану позаботиться о мальчиках (впрочем, при ближайшем рассмотрении один из них — рыжий, похожий на Смирола — оказался девушкой).

По пути в свой замок Марутту расспросил Эрвана о трех старших; младшие его не интересовали, новый хокарэм нужен был Марутту в этом году.

Эрван предупредил, что Ролнека Логри не отдаст.

— Жаль, жаль, — пробормотал принц. — А девочка, что она?

Эрван признался, что об этой девочке ничего не помнит.

— Она хороша, — заметил принц. — Полукровка, конечно, но с изрядной примесью благородной крови. Эти рыжие волосы делают лицо каким-то диким… Хороша! — повторил Марутту.

— Не очень, — отозвался Эрван. — Она слаба; не иначе, как ее растили в щадящем режиме. Не представляю, как она дожила до этих лет. — Он подумал и добавил:- Похоже, у нее есть хозяин, а то почему с ней нянчатся…

Марутту понял его мысль: очень вероятно, эта девушка из незаконных детей какого-нибудь знатного человека, тот отдал ее обучиться хокарэмским наукам, чтобы потом продать за хорошие деньги. Последнее время начал возрождаться в Майяре древний обычай — иметь наложниц-телохранительниц. В таком качестве, конечно, лучше настоящая хокарэми, подготовленная без скидок, но и такие, с неполной выучкой, тоже хороши. К тому же они много дешевле, и потом — зачем, собственно, они нужны — телохранительницы, если у каждого моло-мальски знатного человека есть надежная охрана.