– Ага, значит, работа ночная,- тут же смекнул северянин, и Рохана прикусила язык. Этот дикарь не настолько туп, как показался на первый взгляд – не моргнув глазом, проглотил баснословную для него сумму, однако тут же понял, что дело не совсем, мягко говоря, обычное.- И что же я должен буду делать? Понимаешь, красавица, семьдесят золотых за ночь – цена немалая, и за такие деньги простую работенку не предложат…

– Ты чужестранец,- сказала патрицианка.- Молод, Диковат. Привлекателен. Хорошая фигура. Сильные руки. Волевое лицо. Таких трудно сыскать в нашем городе… Понимаешь, о чем я говорю?

Варвар тряхнул гривой иссиня-черных волос.

– Пока что-то не очень, красавица. Ты, никак, в цирке мне предлагаешь выступать? Ночью?…

Рохана вздохнула. При всей притягательности юного северянина, сообразительность его явно оставляла желать большего.

– Никаких цирков, чужеземец,- напрямую сообщила она.- Дела обстоят следующем образом. Моя госпожа, молодая богатая незамужняя женщина, желает побеседовать с тобой завтрашней ночью. И за эту беседу ты получишь семьдесят золотых. Так, я надеюсь, понятно?

Дикарь некоторое время молчал.

– Ага,- наконец произнес он – совершенно спокойным тоном, будто не райское наслаждение предлагала она, а тяжкий труд в каменоломнях.- Так понятно. Иными словами, твоя госпожа желает взять напрокат мое тело. На одну ночь, й за это я получу семьдесят золотых. Правильно?

Поколебавшись мгновение, Рохана кивнула. Нет, вовсе неглуп был этот варвар. Он сразу раскусил намерения сестер… Однако, вместо того чтобы немедля возбудиться от столь соблазнительного предложения и немедля на него согласиться, чертов дикарь еще смеет ухмыляться и таращиться на нее, патрицианку Рохану, самым бесстыжим образом!

– Знаешь, милая,- сказал он наконец.- Я не из тех, кто покупается на столь легкую приманку. Не верю я тебе, хоть ты тресни. Очень уж просто все получается: мне – наслаждение, мне же – награда за него… Нет, деточка, это не для меня. И, кроме того, на завтрашнюю ночь у меня уже запланировано одно дельце…

– Ты ж наемник, ты должен соглашаться на любую работу! – не сдержавшись, воскликнула она.- Тем более на столь приятную!

В глубине души Роханы постепенно поднимался гнев. И даже не фамильярное обращение «деточка» вывело ее из себя. До сих пор в столь соблазнительном и многообещающем предложении сестрам отказывали лишь те, кто, как мужчина, был совершенно беспомощен, или же те, кого женские ласки не интересовали вовсе – в отличие от ласк мужских… И патрицианка уже начала склоняться к какому-нибудь из этих мнений, когда рядом со столом неожиданно возникла пышнотелая девица и капризным голосом проканючила:

– Ну Ко-онан, ну ты же обеща-ал, что недолго! Мы с Карой уже заждались…

– Сейчас, сейчас, милые,- рассеянно ответил варвар.- Обговорю только кое-что с этой дамочкой.

– Противный Конан, ты уже новую девочку нашел! – надула пухлые губки девица. Повернулась к Рохане; глаза ее вдруг превратились в две узкие

щелочки.- Слышь, ты! – прошипела она сквозь зубы.- Здесь наше место. Проваливай из «Груши», а не то…

С каменным лицом служанка таинственной дамы медленно перевела взгляд на девицу, медленно же оглядела ее с ног до головы и тихо, но внятно проговорила:

– Кедляй отсюда, вычка оглатая, пока мои зохи тебя не оттурчили. Кинтарь мой.- Этой фразе (как и многим другим) научила ее сестра Кальвия, которая непонятно откуда знала плебейский язык не хуже общепринятого.

Конан не понял ни слова, но девица, очевидно, поняла прекрасно: щеки ее вспыхнули, она открыла было рот, чтобы достойно ответить… и так, с открытым ртом, исчезла – столь же неожиданно, сколь и появилась.

– Значит, тебя зовут Конан,- как ни в чем не бывало, продолжала Рохана.- И каков же будет твой окончательный ответ?

Киммериец не торопясь допил вино, со стуком поставил кружку на стол. Отер губы и посмотрел патрицианке в глаза. Ироничные искорки плясали в его глазах.

– Ты права,- с расстановкой произнес он.- Меня можно купить. Для выполнения какой-нибудь работы. Может быть, грязной. Сомнительной. Я не гордый. Я наемник. Я соглашусь на любую. Однако – зарабатывать на собственном удовольствии? Вот уж нет. Приятных моментов в этой жизни не так уж много, но оттого они становятся еще притягательнее. И я привык сам находить для себя развлечения. Ведь мясо собственноручно убитого на охоте кабана вкуснее, чем купленное в лавке, не так ли? Я не желаю просто получать наслаждение и просто получать за него плату. Поэтому мой окончательный ответ – нет. И покончим на этом. Загляни-ка лучше в Веселый переулок – там, насколько я знаю, найдутся толпы желающих. Прощай.

Северянин встал из-за стола, кинул на него несколько монет – за вино – и направился к лестнице, ведущей на второй этаж, к спальным комнатам. Оставив кипящую гневом от задетого самолюбия женщину в одиночестве.

– Н-нет,- в сомнении проговорила Кальвия. Склонила голову набок, задумчиво пощипала нижнюю губу, прищурилась и наконец, решительно тряхнув очаровательной головкой, украшенной нимбом струящихся каштановых волос, повторила: – Нет, ни в коем случае. Слишком ярко. Я бы даже сказала, вызывающе ярко. Давайте-ка вон ту попробуем, синенькую.

Сняв со стены очередную драпировку, безропотные слуги развернули новый рулон материи – темно-синий габардин с вышитыми золотой нитью остроконечными звездами – и приладили его на место прежнего. Купец тканями обреченно топтался неподалеку – судя по всему, уже давно. Сенатора Моравиуса не было, государственные дела задержали его в здании Совета, на первом этаже охрана занималась укреплением дверей и ставень – после недавней кражи, а в это время мающаяся от безделья жена решила развлечь себя сменой драпировки в одной из бесчисленных комнат дома мужа.

– Так лучше,- заметила Кальвия.- Намного лучше, ты не находишь? – Она повернулась к сестре.

– Вот уж не знаю,- нетерпеливо ответила Рохана.- По мне так они все одинаковые. Все равно в эту комнату никто не заглядывает… Слушай, Кальвия, насчет этого варвара…

– Ровнее держите, ровнее! – прикрикнула сестра, вновь повернувшись к слугам. – Да-да. Варвар…

– Право, я сомневаюсь, сестренка. Грязный тупой дикарь; неизвестно еще, не болен ли он какой-нибудь гадостью. И потом, мы же вроде на старичке остановились…

– Да ты ведь не видела его! – страстным шепотом воскликнула Рохана. Зеленые глаза ее горели, бледные губы увлажнились от волнения, обнажив два ряда крупных, снежно-белых зубов.- Поверь мне, сестра: такие самцы рождаются раз в сто лет, и если мы его сейчас упустим, то потом локти себе кусать будем…

– Ладно, не горячись,- примирительно сказала Кальвия.- В конце концов, именно ты покупаешь товар, а я пока что ни разу не была разочарована в твоем вкусе. Коли тебе уж так понравился этот кусок мяса – действуй. Но только помни: время у тебя есть только до завтрашнего вечера. Завтра днем муж уезжает с инспекцией, его не будет до полудня следующего дня, и я сумею вырваться на всю ночь. Понимаешь? Если ты не сможешь уговорить этого дикаря или найти кого-нибудь другого, ночь, считай, пропала. И когда нам выпадет еще один шанс, я не знаю.

– Понимаю, сестра,- Рохана склонила голову.- Не беспокойся. Я тебя никогда не подводила. И сейчас не подведу. Жди весточки от меня завтра рано утром.

– Договорились…- Она не отводила взора от новой драпировки.- И все же этот цвет мне тоже не нравится. Очень уж мрачно. Тут надо что-нибудь спокойное, нейтральное, светлых тонов…

Громко стуча каблучками по тисовому полу, Рохана покинула дом сестры и спустилась во двор. Двое телохранителей поджидали ее у ворот; как всегда, когда рядом нет явной опасности,- неподвижные, точно скульптуры в саду Моравиуса, безмолвные, точно рыбы в фонтанах сада Моравиуса, но излучающие некую затаенную угрозу… точно скрытые ловушки для нежелательных гостей в саду Моравиуса.