— И что она сказала?

— Она сказала, что ей у нас очень понравилось.

— Эх, сынок, неужели ты не видишь, что ей хотелось попробовать, как это можно жить в яранге, спать на шкурах. Вроде как некоторые приезжие пробуют прокатиться на оленьей нарте и сфотографироваться… Так вот и ей захотелось необычного. Неужели ты этого не понял, сынок?

— Неправда, отец! — Вэкэт произнес это громко и вызывающе.

— Вот сидит она в своей экспедиции и рассказывает, как переночевала в яранге. Спала не только в пологе, но даже рядом с его живым обитателем. А вдруг она еще и насекомое какое-нибудь прихватит? А?

— У нас ничего такого нет! — вмешалась мать. — Я каждый день выбиваю на морозе все постели и полог.

— Зачем ты так говоришь о человеке, которого первый раз видишь? — Вэкэт старался говорить спокойно.

— Прежде чем ее увидеть, я прожил много лет и встретил множество людей, — ответил отец. — А тебе скажу: трудна еще наша жизнь, но эта жизнь наша собственная.

— Вэкэт говорил, что гостья тоже из северного народа, — вставила мать.

— Вы что, сговорились перечить мне? — с гневным удивлением спросил отец.

— Просто она понравилась мне, — ответила мать.

— А тебе? — отец повернулся к Вэкэту.

— И мне.

Следующий день не принес ничего утешительного. Мороз усилился, и снегу стало больше. После скудного завтрака Вэкэт выбрался из палатки, и его лицо сразу же залепило обжигающим снегом. Почти ползком он добрался до загородки и увидел, что собак почти полностью занесло. Откапывать их не было смысла и необходимости.

Убедившись, что собаки живы и невредимы, Вэкэт поспешил обратно в палатку и забрался в слегка отсыревший спальный мешок. Он начал чувствовать холод. Это встревожило его: не заболеть бы.

Натолкав снегу в чайник, Вэкэт вскипятил его и до вечера заливал желудок горячей водой, слегка приправленной спитым чаем. Он решил лежать как можно больше, чтобы меньше есть. Такие советы он читал в книгах полярных исследователей, слышал от своих родителей.

Вэкэт прикрыл глаза и вспомнил котел, заполненный вкусным оленьим мясом. Рот наполнился слюной, и где-то за ушами закололо. Пришлось призвать всю свою волю, чтобы не кинуться к мешку с продуктами. Обманывая себя, Вэкэт приложился к чайнику и втянул в себя изрядную порцию остывшего чаю.

Следующий прием еды — в шесть часов вечера, а после — сон. Страшно долго тянулось время до шести. Вэкэт углубился в книгу. К сожалению, ему попались как раз те страницы, где Вильялмур Стефансон описывал способы приготовления полярной пищи из нерпы и оленя.

Вэкэт пропустил их и стал читать историю «Карлука». Глаза скользили по строчкам, но в мозгу копошились тревожные предположения: может быть, пурга эта надолго? Сколько можно выдержать без пищи? Будут ли его искать, когда истечет срок его возвращения?..

Ветер выл за полотняными стенами палатки. Резкие его порывы стряхивали налипший на ткань снежок, и он падал на лицо, на обнаженные руки.

Через каждые пять — десять минут Вэкэт смотрел на часы, прикладывал их к уху, хотя он отлично видел, что секундная стрелка бежит по циферблату.

Потом он вдруг заспорил с самим собой: должен ли он положить первый кусок в рот ровно в шесть или лучше начать позднее — тогда он дольше продержится сытым.

И все-таки Вэкэт задолго до шести придвинул к себе мешок и принялся соображать, из чего лучше всего приготовить обед. Мяса было на два-три раза, не больше. Это был копальхен, из которого не сваришь бульона. Вода, в которой варится копальхен, годится только собакам. Вэкэт поставил кастрюлю на примус, и шумное пламя заполнило тесное помещение.

Разваренный копальхен был не так вкусен, как сырой и замороженный, и менее питателен, но Вэкэту так хотелось ощутить в своем желудке нечто более существенное, чем просто чай.

Ночь прошла тревожно. Вэкэт часто просыпался.

Порой ему казалось, что буря утихла, тогда он задерживал дыхание и, к своему огорчению, снова слышал то же монотонное завывание ветра, резкое хлопанье промерзшей палаточной ткани.

На второй день Вэкэт съел последний кусок копальхена. Ему бы его немного растянуть, но очень уж велико было нетерпение, да и крохотный кусочек вряд ли мог что-то изменить. И еще: он поддался этому искушению, подумав, что ведь вместе с ним двенадцать собак, которых при нужде тоже можно есть. Ведь делал же так Амундсен, когда возвращался с Южного полюса. Правда, у чукчей считается последним делом употреблять в пищу собак. Говорят: тот, кто начинает есть собак, — тот делает первый шаг к людоедству. Но людоедство Вэкэту не грозило: он был один.

На третью ночь встревоженный голодом мозг не раз будил Вэкэта, и ему опять казалось, что буря утихла и за стенками палатки царит тишина. Но лень было выглянуть наружу и посмотреть, действительность ли это. Раз Вэкэт все же заставил себя отвернуть прижатый снегом лоскут палатки. Он не поверил своим глазам: на небе сияли ясные звезды, и воздух был неподвижен, словно пурги и не было.

Обрадованный, Вэкэт заснул, намереваясь пуститься в обратный путь сразу же, как только рассветет.

Пробуждение было ужасным. Ветер по-прежнему трепал палатку. Но ясное ночное небо все еще стояло перед глазами Вэкэта, и он, не веря сам себе, оделся и выбрался наружу из полузанесенной снегом палатки. Ветер швырнул его на землю и протащил несколько метров по жесткому, сухому снегу, как бы убеждая, что пурга продолжается и ночное затишье только приснилось ему.

В этот день он съел банку сгущенного молока, разведя его в огромном количестве воды. Это была последняя еда.

В душе Вэкэта появилось какое-то ожесточение. Он оценивающе думал о собаках: сильно ли они отощали. Надо было бы выйти и посмотреть их, но не хотелось двигаться, а от одной мысли, что придется на короткое время расстаться с теплым спальным мешком, пробирала дрожь. Вэкэт знал, что ему уже ничем нельзя будет восполнить потерю тепла. Когда он ляжет в остывший спальный мешок, то будет долго дрожать, прежде чем внутри мешка установится такая же температура, как температура его тела… Появилось ощущение раздвоенности. Один Вэкэт стал доказывать, что собаки вовсе не нуждаются в нем, нет необходимости выходить в бурю и ветер. А другой корил, что не годится так вот, сразу, распускаться, поддаваться унынию, думать о том, что придется есть собак. Ведь может случиться так, что пурга утихнет если не через час, то на следующий день. Обычно после такой долгой бури начинается южный ветер, который раздвигает расшатанные северным ураганом льды. Нерпы ловят этот миг и десятками выныривают в образовавшиеся полыньи, чтобы подышать вольным воздухом после долгого заточения под толщей льда. Скорее всего так и будет, и осталось совсем немного потерпеть. Надо хранить силы, беречь себя, чтобы после бури выйти на морской лед и добыть тюленя… Вэкэт прикрыл глаза и ненадолго заснул, убаюканный собственными мыслями.

А пурга продолжалась. Сила ветра стала ровной, и звук летящего снега держался на одной, постоянной ноте.

Вэкэту снились тревожные сны, заполненные едой и весельем. Просыпаясь среди ночи, он мешал сон с воспоминаниями, и это отвлекало его от мыслей и помогало снова засыпать.

В Красной палатке Вэкэт раздобыл Атлас СССР и нашел маленькую Эстонию. Он подробно изучал карту, произносил про себя названия городов и с удовольствием отметил, что некоторые названия начинаются с буквы «ы», как в чукотском языке.

Через два дня Агнес снова появилась под вечер, так что не было сомнения в том, что она будет ночевать. Вэкэт пожалел, что не заказал с очередным вездеходом простыни и теплое верблюжье одеяло, которое он видел в магазине районного центра. В прошлый раз его остановила цена, но теперь он готов был истратить любую сумму, лишь бы не ударить лицом в грязь перед такой гостьей.

— Я принесла подарки матери и отцу! — объявила Агнес с веселой улыбкой.