Москва началась сразу. Огромными домами, бесконечными улицами.

Теперь уже трудно было себе представить, что этот бесконечный ряд домов может где-нибудь кончиться.

Мелькнули звезды кремлевских башен. Вэкэт пожалел, что не успел их как следует рассмотреть. Такси подкатило к вестибюлю гостиницы «Россия». Вэкэт расплатился, забрал свой чемодан (новенький, приобретенный в Магадане) и вошел в холл. Возле администраторов толпились люди. Выбрав одну, как ему показалось, на вид симпатичнее и добрее, Вэкэт направился к ней. Он слышал, как к ней обращались: "Римма Ивановна".

Римма Ивановна вопросительно уставилась на Вэкэта:

— Вы тоже на слет?

— Да… то есть нет…

— Вы откуда?

— С Чукотки. Я никогда еще не был в Москве, Римма Ивановна.

Римма Ивановна улыбнулась, оглядела Вэкэта и, бросив: "Подождите минуточку", удалилась за стеклянную перегородку.

Вернувшись, сказала:

— Могу предложить место в двойном номере. Вас это устроит?

— Конечно! — обрадованно воскликнул Вэкэт.

Заполнив анкету и получив направление, Вэкэт направился к лифту. Поднимаясь на восьмой этаж, подумал про себя: "Ведь все впервые. Даже в лифте и то в первый раз в жизни поднимаюсь".

Приняв душ и переменив рубашку, Вэкэт вышел на улицу и подошел к стоянке такси.

— В английское посольство! — бросил он таксисту.

Таксист молча кивнул и посмотрел в зеркало на пассажира. Он был человеком наблюдательным и заметил, что дипломаты из недавно получивших независимость стран резко отличались по возрасту от других членов дипломатического корпуса. Этот парень, кроме того, прекрасно говорил по-русски, что было вовсе редкостью. "Далеко пойдет", — одобрительно подумал шофер и повел машину под Большой каменный мост. Он искоса наблюдал за пассажиром, который вертел во все стороны головой, словно мальчишка. "Впервые в Москве, — подумал шофер. — А русский язык изучал где-нибудь на специальных курсах".

Со второго моста, на который въехала машина, открылся вид на странное здание, похожее на нагромождение скал у мыса Секлюк. С одной стороны скалистого массива было написано "Театр эстрады", а вдоль улицы шли магазины. Сбоку, словно снятая с чайника крышка, прилепился купол и под ним надпись: "Кинотеатр "Ударник".

Вэкэт сказал вслух:

— Какой смешной дом!

Шофера почему-то задело это замечание. Будучи коренным москвичом и зная историю некоторых примечательных зданий, он наставительно заметил:

— Между прочим, в этом доме раньше жили члены Советского правительства. Надеюсь, вам известно это?

— Нет, — чистосердечно признался Вэкэт.

"Большие пробелы в образовании у этого начинающего дипломата", — отметил про себя шофер и притормозил у фигурной чугунной ограды недалеко от милицейской будки, откуда сразу же высунулась любопытствующая физиономия. Вэкэт щедро расплатился с шофером и вышел из машины. К удивлению и шофера, и милиционера, он не направился к распахнутой калитке, возле которой его и высадил шофер, а пошел на набережную, откуда открывался вид на Кремль.

Да, Агнес была права. Прежде всего — красная стена. Она тянулась, насколько хватало глаз, и волновала воображение картинами прошлого.

Над стеной и между башнями виднелись золоченые купола.

Вэкэт медленно двинулся по набережной, не сводя глаз с Кремля.

Он хотел найти ту точку, на которой стояла Агнес и откуда она смотрела на Кремль, прежде чем пустилась в дальний путь на Чукотку. Может быть, здесь? Или вон там?

Скорее всего это место именно здесь… Справа гигантским стеклянным ящиком лежала гостиница «Россия». Потом Вэкэт вспомнил, что за спиной находится английское посольство. Вэкэт почувствовал смутное беспокойство и вскоре обнаружил его причину: на него из глубины будки пристально смотрел милиционер.

В эту минуту Вэкэт представил себе всю нелепость своего поведения с точки зрения человека, охраняющего посольство. Подъезжает такси, из него выходит какой-то парень, перебегает с места на место.

Стараясь придать себе независимый вид, Вэкэт пошел к мосту, ведущему к гостинице «Россия». Он чувствовал спиной сверлящий взгляд милиционера.

Ветер продолжал сотрясать палатку. Оттяжки ослабели, и брезент почти навис над лицом.

Вэкэт смотрел на заиндевелый брезент и думал, что надо выйти, подтянуть оттяжки, иначе нельзя будет разжечь примус. Такой низко нависший брезент слегка подсохнет, а потом вспыхнет. Вэкэт видел, как горят брезентовые палатки. Они вспыхивают и гаснут в одно мгновение, оставляя после себя лишь кучу вонючей слоистой золы.

Выбравшись из спального мешка, Вэкэт хотел встать на ноги, но стукнулся головой о провисший брезент и упал. "Даже от такого слабого толчка падаю", — невесело подумал он и принялся освобождать вход от снега. Сначала он рыл руками в оленьих рукавицах, потом сообразил, что рукавиц ненадолго хватит. Он огляделся и увидел выскобленную дочиста оловянную тарелку.

Снег уплотнился, и тарелка в руках Вэкэта гнулась и жалобно звенела.

Наконец вход был отрыт и, набрав полные легкие воздуху, Вэкэт нырнул в пургу. Как и в прошлый раз, ветер тут же бросил его на землю и принялся катать. Вэкэт ловил руками неровности снега, чтобы ухватиться за них. Мелькнула почти полностью занесенная нарта. "Часть ремней можно с нее срезать и съесть!" — сверкнуло в голове. Сделав усилие, он все же уцепился за еле видимый заструг и пополз к нарте.

Он долго пытался выдрать нарту из снега. Но сугроб настолько уплотнился, что и ножу поддавался с трудом. Тогда Вэкэт решил не вытаскивать ее целиком, а только обнажить ту часть, на которой был наиболее толстый ремень. Это там, где передняя дуга соединялась с полозьями. Ремень затвердел и высох на морозе. Сталь ножа гнулась, словно резала не кожу, а металл.

Вэкэт пилил ремень, и тягучая горькая слюна заполняла рот. Он не чувствовал голода. Это было что-то другое, скорее страх перед смертью, чем простое желание поесть. Он знал, что от этого ремня скрючит его желудок, боль согнет дугой, но надо есть, чтобы выжить.

Вэкэт отпилил несколько кусков толстой кожи. Это была хорошая кожа, еще далеко не старая, и, видимо, какие-то крохи питательных веществ еще оставались в ней.

Наскоро подтянув оттяжки, он ринулся в палатку. В примусе еще оставался бензин.

Вэкэт решил сварить настоящую похлебку. Он разыскал давно заброшенную и выскобленную до блеска алюминиевую кастрюлю, набил ее снегом и поставил на разожженный примус. Отрезав от ремня небольшой кусок, положил в рот, ожидая, пока закипит вода. Он жевал тягучую безвкусную кожу и отгонял наползающие мысли о том, как готовится лахтачий ремень, как он выдерживается в специальной жидкости до того, что становится молочно-белым, скользким. Снег в кастрюле растаял быстро. Хорошая штука бензиновый примус!

Опустив в воду куски лахтачьего ремня, Вэкэт приготовился к долгому ожиданию: чем дольше будет вариться кожа, тем мягче она будет.

Самое противное — это ощущение слабости. Даже простые движения вызывали одышку и усталость. Вэкэту раньше было совершенно чуждо такое ощущение: он никогда не болел, а если и проводил в постели один-два дня, то лишь по твердому настоянию школьного врача.

Этого жалкого количества лахтачьей кожи, конечно, совсем не много. Надо было нарезать побольше. Все равно нарты испорчены. А потяг можно привязать прямо к поперечным перекладинам. Если добавить в кастрюлю хотя бы полметра ремня, это уже будет ощутимо для желудка.

Вэкэт выбрался из палатки, дополз до торчащей из-под снега нарты и принялся пилить ремень. Он хорошо потрудился над нартой, она почти вся вылезла из-под снега. Вэкэт потрогал ее и даже попытался пошатать ослабевшими руками. Ехать на ней еще можно. Во всяком случае, до полярной станции, вон до того плато, на которое только поднимешься — и можно катиться до дома…

Из снега торчал краешек консервной банки из-под сгущенного молока. Вэкэт нагнулся и выковырял банку из снега. Она казалась целой. Сунув банку в тот же карман, где лежали куски лахтачьего ремня, Вэкэт двинулся к палатке. Войдя внутрь, он ругал себя за легкомыслие: примус продолжал шуметь. Это было непростительной небрежностью — оставлять горящий примус в пустой палатке. Одно неверное движение воздуха — и пламя может перекинуться на брезент палатки. Это только с виду кажется, что брезент сырой. Он будет гореть, как фотопленка: вспыхнет, погаснет — и нет больше палатки.