Впоследствии оказалось, что в регион вернулся знакомый многим майор Оргулов, к которому сразу перебежал Санька Артемьев и его молодая жена, которую за глаза называли Снежной Королевой. Все, затаив дыхание, ждали, что в ответ предпримет Ильяс, зная его мстительный характер, но тот просто захватил заложников и стал выдвигать Оргулову требования. В итоге вся банда Ильяса, включая женщин и детей, в прямом смысле была вырезана, а бункер в Перевальном, символ власти и военной силы боевиков, играючи захвачен.
Все болото, в которое превратился некогда боевой отряд, всколыхнулось, и у людей проснулась жажда жизни, хоть кто-то в состоянии что-то менять и не сидеть сложа руки и ждать медленной смерти.
Каждая новость от патрулей, контролирующих рынок, где циркулировали самые свежие сплетни, ожидалась как глоток чистого воздуха. И когда в бункере снова появился Артемьев со своей женой и стал отдариваться продуктами и, что было особенно невероятно, свежими яблоками и молодым медом, то обстановка сразу накалилась до предела. Семенов со своей компанией попытался изъять у людей доставленные от Оргулова продукты и потом «наладить централизованное распределение», хотя все прекрасно понимали, что потом часть драгоценного дара всплывет на черном рынке по запредельным ценам. Хотя тут Васильев заметил, что Артемьев в основном одаривал семьи людей, так или иначе входящих в оппозицию Черненко и особенно Семенову, хотя и не игнорировал остальных детей. Мысль, что Оргулов решил переманить к себе бойцов, сразу пришла в голову не только Вадиму. На злобные выкрики и угрозы Семенова спокойно и взвешенно отреагировал Черненко, не позволив произойти кровопролитию в тот вечер. На следующий день Васильев, как делегат части людей из бункера, провел переговоры с Оргуловым и реально остался доволен. Вот теперь результат: он и его люди дышат чистым воздухом, его дети накормлены свежими продуктами и получают высококлассную медицинскую помощь и, главное, его супруга сильно изменилась за эти несколько дней. В ее глазах зажглась жажда жизни. А за это стоит походить и под новым командиром, а когда он узнал, с кем ему придется воевать, то сразу понял, что к Черненко и его наглому и вороватому заму ни он, ни его люди уже никогда не вернутся.
К двум часам ночи наша колонна прошла деревню, в которой был уничтожен отряд карателей, в стороне остались дома, где не горело ни единого огонька, и не залаяла ни одна собака, такое чувство, что после карателей здесь поселилась смерть. Мы постарались побыстрее проскочить это место и выйти к полевым укреплениям, которые под управлением наших офицеров и нескольких военных инженеров из числа военнопленных возводились в срочном порядке. Горели многочисленные костры, освещающие местность, вокруг которых грелись немногочисленные бойцы и командиры, бывшие узники концентрационных лагерей. Тут же дымили две трофейные полевые кухни, где из захваченных продуктов на скорую руку готовили поздний ужин. Нашу колонну встречали приветственными криками, и сразу после остановки нас окружили полусонные от усталости люди, выясняя подробности сегодняшних боев.
Те, кто здесь оставался с ранеными, с тревогой ожидали нас, пока громили немецкие части, а мы прибыли в укрепленный лагерь с некоторым облегчением — здесь можем хоть немного передохнуть. Пока бойцы и младшие командиры радовались завершению одного из этапов нашего рейда, ужинали горячей пищей, на мне была задача — найти способ эвакуации всей этой толпы в безопасное место, и не только я понимал, что это единственный шанс для этих людей, на долю которых выпало столько испытаний.
Около трех часов ночи из Москвы пришла шифровка о том, что к нам направляется специальная группа для обеспечения контакта с адмиралом Канарисом. В ответ я попросил вместе с группой прислать около десяти тысяч доз снотворного и рекомендаций по применению препарата. Для чего, не стал разъяснять, но намекнул, что это очень важно и желательно не отказывать. Я представляю, какие физиономии были у Берии и Судоплатова, когда читали мои сочинения, но тут был свой смысл, который пока не хотел раскрывать, и времени было очень мало.
Собрав расширенное совещание, я приступил к разработке следующего порядка действий.
— Работаем по такой схеме. Лейтенант Павлов, на тебе оборудование артиллерийских позиций, маскировка, создание противотанковых засад на дальних подступах, размещение зенитных орудий, учитывая вероятность их применения по наземным целям. Ты уже подобрал себе артиллеристов, прошерсти еще раз людей, может, кого еще найдешь. Подготовь корректировщиков. Дальше. Левченко. На тебе общая оборона лагеря. Окопы, блиндажи, укрытия, маскировка, залповая стрельба из стрелкового оружия по воздушным целям. Артемьев — минирование. Фугасы и ловушки на всех возможных путях подхода противника. Все свои сюрпризы согласовываешь с Павловым, чтоб создать единую комбинированную систему противотанковой обороны. Ковальчук — формирование разведывательно-диверсионных отрядов. Это мы уже обсуждали, но еще раз повторюсь. На дальних подступах засады, с применением ручного противотанкового оружия. Нанести максимальный ущерб противнику, запереть дороги, пока он идет в походных колоннах. Васильев — на тебе формирование мобильных ударных групп для поддержки диверсионных групп Ковальчука. Силовая поддержка и при возможности контратаки. Вроде все.
Тут голос подал Малой:
— Товарищ майор, а мы?
— Я помню про вас. У нас с вами самая трудная задача будет. Мы возвращаемся в бункер и активно ищем другие точки выхода так, чтоб выйти на территории, контролируемой советскими войсками. Иначе все наши подвиги будут тут раздавлены двумя немецкими пехотными дивизиями и танковым батальоном. Все. Приступаем к работе.
В районе портала охрану территории лагеря предусмотрительно несли наши бойцы, поэтому, пользуясь темнотой, мы спокойно дошли до точки перехода и перешли в бункер, где я попал в объятья своей супруги. На людях она не стала выказывать эмоции, но когда на несколько минут утянула в наш бокс, я выслушал много интересного о себе и о своих умственных способностях. Самое интересное, что от всего этого получал несказанное удовольствие. Как мне этого не хватало; наверно, только в такие минуты понимаешь, как ты дорог и нужен своим родным.
Быстро приняв душ и переодевшись в чистый камуфляж, давно уже приготовленный заботливой супругой, перекусил бутербродами из трофейных галет и кофе, запах которого уже стал забывать. После чего опять вернулся к насущным проблемам. Сейчас от меня зависела судьба уже нескольких тысяч советских солдат, поэтому каждая минута промедления потом будет стоить десятки жизней.
Вот снова они, стены бункера, которые за два года стали такими родными и привычными. Я шел по галерее и провел кончиками пальцев по бетону, как бы пытаясь ощутить энергетику этого мощного сооружения, принявшего нас в трудный момент и защищающего поныне. Не знаю, почудилось ли мне, но в этот момент почувствовал какой-то прилив уверенности в своих силах и в правильности выбранного пути. Получив такой заряд бодрости, я уже целенаправленно пошел в серверную — готовить параметры для нового пробоя в прошлое. Пока я там возился, два наших снайпера и привязавшийся ко мне как персональный охранник Егор Карев готовились к новому выходу. Теперь каждый человек был на счету, и держать большую группу поддержки уже не было возможности.
Пока техника рассчитывала новые параметры трех вероятных точек выхода, я прошел в медицинский сектор, там суетились Марина с Ольгой, потому что недавно привезли четверых раненых из отряда Васильева. Я удивленно рассматривал обновившуюся обстановку. Новые стеклянные шкафы и стеллажи с заботливо расставленными банками и упаковками медикаментов, аппаратура и приспособления, которых здесь раньше не было. Тут чувствовалась заботливая рука Борисыча, который, как хомяк, самое лучшее тащил для своих друзей.
Хотелось поговорить с ранеными, узнать состояние и психологический настрой. Мне, как командиру, было немного не по себе, учитывая такие потери среди новичков. Несмотря на все, люди не жалели, что пошли к нам, и всячески старались это показать. Я на несколько минут зашел к ним в медицинский бокс, попробовал поговорить и относительно погибшего, но один из легкораненых, бывший контрактник с узла связи штаба бригады береговой обороны, философски заметил: