Отсмеявшись, мы с поднявшимся настроением уже спокойнее смотрели на мир.

— Ладно, Женя. В общем так, с тобой все понятно, в качестве стажера ты принимаешься. По твоим людям решение будем принимать чуть позже, исходя из результатов твоей проверки.

Увидев, как погрустнело его лицо, я дружески похлопал его по плечу.

— Ну а ты что думал? Что просто так повяжут красный галстук и ты скажешь «Всегда готов» и сразу в бой? Нет, Женя, у нас задачи намного серьезнее, поэтому подбор кадров очень тщательный.

— Я понял.

— Ну вот и хорошо. Давай готовь свою «троечку», сейчас будем уходить к нашим.

Он удивленно поднял голову.

— Как?

— Ну вот сейчас и увидишь. Все, давай без разговоров. Своих орлов в машину, ко всем остальным, а сам садись за мехвода и гони эту немецкую колымагу, она нам еще пригодится.

Когда Шестаков, ведомый Васильевым, подгонял танк к порталу, я еще раз обернулся и в свете начинающегося рассвета окинул взглядом перепаханное воронками и окопами поле, разбитую технику, которую уже не было возможности вывозить, и многочисленные коробки сгоревших немецких танков, многие из которых еще дымились. Рядом со мной стоял Санька, Егор Карев, который при первой возможности вернулся на эту сторону, и капитан Васильев. Странное зрелище: четыре человека, облаченные в форму Российской армии начала двадцать первого века, стоят и встречают рассвет среди войны 1941 года. Все мы понимали, что сегодня была перевернута очередная страница нашей жизни, и возврата к старому уже не будет. Такое впечатление, что рассыпалась в прах и была унесена ветром войны еще одна неприятная скорлупа нашего времени. Хорошо это или плохо, покажет время, но совесть у меня молчала, значит, мы идем по верному пути, и нас становится больше.

В шесть утра по местному времени вся тяжелая артиллерия двух пехотных дивизий, подтянутая к месту обороны русского отряда, открыла массированный огонь. Окопы, огневые точки, одиночные стрелковые ячейки, лес, где располагались тыловые службы русских, в течение двух часов методично и с немецкой педантичностью, помноженной на холодную злость потерпевших поражение солдат, выжигались и перемешивались с землей. В восемь утра плотные цепи пехоты вышли из леса и при поддержке танков оставшейся роты из приданного танкового батальона устремились к дымящимся позициям русских. За все время атаки ни одного выстрела не раздалось с той стороны, и солдаты вермахта, бегущие по полю, стали замедлять свой бег и возле самих разрушенных окопов остановились, рассматривая выжженное и развороченное взрывами поле, на котором можно было только догадываться, где были окопы, а где стрелковые ячейки. Но все равно опасение и страх перед русскими воинами, которые за пару дней упорных боев сумели заставить себя уважать, владели умами солдат вермахта. Среди них уже ходили легенды о бронированных монстрах, вооруженных длинными крупнокалиберными пушками, от которых не защищает никакая броня, о пятнистых солдатах в пуленепробиваемых панцирях и о ярости, с которой русские бросались на врага.

Густые цепи солдат в мундирах мышиного цвета стояли на границе пепелища и смотрели на разгромленные машины, пушки, разбитые ящики, все, что осталось от пятитысячной группировки русских. Но никто не видел ни одного трупа. Ни на поле, ни в лесу, где происходили рукопашные схватки, ни в лагере, который только что подвергся жуткому артиллерийскому обстрелу. Все прекрасно понимали, что это означает. Противник бережно собрал всех своих убитых и ушел, не принимая боя.

Повинуясь команде, солдаты двинулись через перепаханное взрывами поле, осторожно обходя воронки, рассматривая разбитую технику, которая только недавно принадлежала вермахту, но по злому стечению обстоятельств уничтожала своих бывших хозяев.

Один из саперов, учившийся до военной службы в университете, начал рассказывать товарищам легенду о русском воине, Евпатии Коловрате, с которым не смогли справиться ордынцы и от бессилия закидали русичей камнеметными машинами, после чего похоронили воинов со всеми почестями. До этого его рассказы о русской истории не пользовались популярностью среди сослуживцев, но теперь все, даже командир взвода, внимали с большим интересом, даже последнему фанатику и скептику стало окончательно понятно, что это другая война, и отделаться малыми потерями, как это было в Европе, уже не получится.

Посреди перепаханной позиции стоял обгоревший немецкий бронетранспортер, на броне которого, поверх копоти, на немецком языке большими буквами было выведено «Добро пожаловать в ад». Чуть ниже буквами поменьше была приписка: «Послушались бы вы своего Бисмарка, может, и выжили бы, а так все подохнете». Уровень образования у немецкого солдата всегда был высоким, поэтому многие поняли, на что им намекали безымянные авторы письма.

Посланная разведка так и не смогла найти следы ушедшего противника, особенно учитывая те разрушения, которые нанес артобстрел. Перепаханная русская земля старательно хранила следы своих защитников.

Через два часа на поле появилось большое начальство и несколько специалистов из штаба корпуса и армии, которые занимались сбором статистической информации о применении противником новых типов вооружения. Особенно их заинтересовали обгоревшие и развороченные взрывами остовы немецких танков.

Среди этой группы выделялся невысокий пожилой мужчина в адмиральском черном мундире, сопровождаемый дюжими, вооруженными до зубов охранниками. Он не вмешивался в работу комиссии, которая занималась расследованием событий под Фастовом. Адмирал Канарис безбоязненно ходил по полю и рассматривал последствия применения одного танка с такими уникальными характеристиками. То, что это машина из будущего, он и не сомневался. Слишком уж невероятным выглядел разгром танкового батальона во встречном бое и при контратаке. Его агент уже давно был у русских и успел передать всего одно послание, несомненно, под контролем Зимина, но вот содержание послания подтвердило опасения начальника военной разведки Германии. Русские не ответили «да» или «нет», как это было принято в сфере работы спецслужб, где каждая буква, каждая запятая имела особый смысл и качественно выверялась. Они позволили дать Густаву развернутый ответ, явно подтвердив свое «необычное» происхождение, подтвердив желание вести переговоры, но при этом взяв паузу, поставив условие — возвращение русского генерала. Канарис не сомневался, что советское руководство, а может, даже и сам Сталин, уже в курсе его инициативы и начнут свою игру по вербовке одной из высокопоставленных фигур Третьего рейха, и в этой ситуации Зимин будет с ними. Но вот то, что потомки являются третьей стороной, он не сомневался. Слишком много из действий человека по имени Зимин выглядело необычно и часто просто нелогично и даже глупо, но это с его точки зрения. Так всегда бывает, когда не обладаешь полной информацией, и поступки оппонента выглядят непонятными, но в данной ситуации глупыми потомки никак не выглядят. Они действуют быстро, нагло, рационально и эффективно, пользуясь своим техническим и информационным преимуществом, почему в других вопросах они должны быть наивными и недалекими? И почему они вообще стали вмешиваться в войну, которая, по их же информации, будет выиграна Советским Союзом?

«Слишком много неизвестных в этом уравнении, — думал про себя адмирал Канарис, осматривая остов T-III с большим отверстием в лобовой броне — результатом попадания бронебойного снаряда, выпущенного из танка будущего. — Чего они хотят? Судя по их действиям, тактике, против нас сейчас работают настоящие профессионалы, имеющие боевой опыт, значит, там идут войны, по-другому боевой опыт не получить. А такие люди ради острых ощущений снова под пули не полезут, скорее всего, есть очень веские причины для такого вмешательства. Уменьшение потерь в войне? Как вариант, но не настолько явный, хотя то, как они обнародовали гиммлеровский план „Ост“, говорит об определенной, явно враждебной позиции к Германии и СС в частности. Это подтверждает то, как они дрались с частями СС и безжалостно уничтожили отряд вспомогательной полиции».