Один из главных героев романа - художник, который пытается спасти от затопления древний русский город Мологу.

Философская основа романа - борьба прекрасного и безобразного. Что есть красота? Сможет ли красота спасти человека, старинный город, Россию? Что есть человек? Свободная самоценная личность? Или нечто вторичное по отношению к некой возвышенной ценности (нация, государство...)?

В приложении к роману приведены копии подлинных документов тех лет.

В отдельном файле собраны фотографии города Мологи.

Если мир не умеет и не хочет замечать красоты,

то как она может его спасти?

Да пусть спасет вначале хотя бы одну страну!

Один город. Одного человека...

Красота спасет мир...

А жаждет ли мир спасения?

С Павлом Мироновичем Деволантовым я познакомился лет пятнадцать тому назад при весьма памятных для меня обстоятельствах. Я тогда работал инженером на одном из таллиннских заводов. Мизерной зарплаты едва хватало на то, чтобы сводить концы с концами, а мне хотелось каждый вечер ходить с девушкой в кафе, делать ей подарки, путешествовать летом в горах Крыма или Кавказа... В общем, классический диссонанс между желаниями и возможностями.

Помнится, в конце февраля 1985 года у меня родилась очередная idee fixe - купить Светлане (так звали мою девушку) ко дню ее рождения подарок золотое колечко с пятью маленькими бриллиантами, собранными в бутон. Идея, конечно, родилась не случайно. Как-то раз я показал Светлане доставшееся мне в наследство от отца кольцо. В отличие от продаваемых в магазинах колец оно не имело строгой формы круга. Его поверхность была неровной, с небольшими пологими ямочками, бугорками. В одном месте она слегка сплющивалась, плавно переходя в небольшую площадку. В центре площадки возвышался крупный изумруд, поддерживаемый пятью золотыми лепестками. Его блеск оттеняла рассыпанная по краям лепестков брильянтовая крошка. С внутренней стороны кольца можно было разглядеть полустертую временем гравировку: "Дочери Варваре 11. 08. 1912 г." Я не знал, кто такая Варвара. Не знал этого и отец. По словам отца, кольцо некогда принадлежало его матери. Вероятно, Варвара была ее какой-то близкой родственницей или старшей подругой. Светлане кольцо необычайно понравилось. Но я не мог его подарить ей, так как обещал отцу хранить кольцо у себя и потом передать сыну или дочери. Не мог я и оставить без внимания немую просьбу своей девушки. Вот тогда и возникла у меня идея подарить ей увиденное однажды на прилавке ювелирного магазина кольцо с настоящими маленькими бриллиантами. Магазинное кольцо не украшал изумруд, но зато бриллианты были чуть крупнее, а поверхность кольца более гладкой и блестящей. Я буквально грезил о том, как попрошу Светлану закрыть глаза, поднесу к губам ее тонкую, слегка влажную ладонь, поцелую пальцы и на один из них, пожалуй, на безымянный, надену кольцо. Она, конечно, сильно удивится, ахнет от изумления, потом... Потом закружится от радости, прильнет к моей груди...

Нет, я не в силах был вынести напора переполнявших меня чувств, и однажды, когда зашел разговор о том, где и как встречать ее день рождения, намекнул Свете, что приготовил в подарок самое настоящее маленькое чудо.

Ну и болтун же я был! Никакой материальной базы для столь многообещающих намеков у меня отродясь не было. Единственное, на что я рассчитывал - ожидаемые со дня на день квартальная премия и следующая за ней тринадцатая зарплата. Их суммарного размера вкупе со всеми имевшимися у меня на тот момент сбережениями должно было в точности хватить на приобретение кольца

Однако накануне заседания комиссии по премированию я умудрился рассориться с комсоргом завода из-за каких-то идиотских общественных нагрузок, впал у начальства в немилость и пролетел со своими радужными надеждами, как фанера над Парижем.

До дня рождения оставалось меньше недели. В отчаянной попытке спасти мечту, спасти зароненную мною в сердце любимой девушки веру в чудо, я уложил в чемодан почти весь свой наличный гардероб и пошел в комиссионку.

В комиссионке после непродолжительного перетряхивания моих сорочек, брюк и галстуков приемщица с сожалением констатировала, что не может принять ни одной из предлагаемых на реализацию вещей, так как отечественная одежда, поношенная и вышедшая из моды еще до момента ее запуска в производство, не пользуется у покупателей спросом.

- Приносите импортную аппаратуру, джинсы, дубленки, мохер...

Иллюзии рухнули. Впереди тупик. Положение безвыходное.

Я вышел со своим тяжелым, ободранным по углам чемоданом из комнаты приемщицы в торговый зал и медленно побрел к выходу. Наверное, на моем лице довольно явственно отражалась вся гамма обуревавших меня чувств.

Покупательница-старушка, оторвав взгляд от раскиданных для нее по прилавку пуховых платков, что-то прошамкала на ухо своей более моложавой подруге и несколько раз ткнула в мою сторону указательным пальцем. Какой-то малыш, с широко открытыми глазами, прекратив ковырять нос, но так и не опустив вниз руки, стремглав бросился к матери, ткнулся лицом в подол ее платья и заревел.

Я уже взялся за массивную бронзовую ручку входной двери, как вдруг стоявший до этого неподвижно за прилавком магазина старичок-продавец окликнул меня, молниеносно преодолел разделявшие нас несколько метров пустого пространства и, опустив жилистую ладонь на мое плечо, развернул лицом к себе. Секунду замешкавшись мы удивленно смотрели друг на друга. Потом он, не отрывая от меня взгляда, сделал шаг в сторону, нагнулся, поднял с постамента у витрины гипсовую фигуру какой-то полуобнаженной женщины с мечом в руках и ткнул этим "произведением искусства" в мою грудь:

- Держи. Ты парень сильный. Я переставлю постамент, а то наша воительница здесь совсем не смотрится.

Не дожидаясь моего согласия, он надавил коленом на чемодан так, что я вынужден был поставить его на пол. Гипсовая уродина тут же очутилась у меня в руках, а старик-комиссионщик начал передвигать по всему торговому залу из угла в угол ее громоздкий постамент.

- Здесь, пожалуй, она будет смотреться лучше, не так ли? - спрашивал он моего совета, с трудом водружая постамент на прилавке, слева от кассового аппарата.

- Нет, нет. Подожди! - тут же останавливал он меня на подступах к постаменту, - прилавок слишком хрупок для такой махины .

- Может здесь поставить? - обращался он через минуту за очередным советом, передвигая постамент ближе к продолговатой нише с женскими кофточками.

Помимо своей воли я оказался вовлеченным в процесс его творческих поисков и должен был что-то отвечать, что-то делать. Процесс затягивался, статуя изрядно оттянула мне руки, но я почему-то не догадывался просто поставить ее на пол, взять чемодан и выйти из магазина.

Подошло время обеденного перерыва. В торговом зале появилась уже знакомая мне приемщица, удивленно посмотрела на меня, торчащего около прилавка с гипсовой воительницей в руках, на то, как старик-продавец волочет к стойкам с шубами украшенный непристойными барельефами постамент. Но ничего нам не сказала, вежливо выпроводила задержавшихся сверх положенного времени покупателей на улицу, заперла за ними входную дверь и вновь удалилась в свою конуру.