– Я просто разваливаюсь на части от усталости, – сказал он. – Мне давно не приходилось столько бегать и размышлять о серьезных делах. Я собираюсь вернуться на лодку и просто отдохнуть. А завтра с утра примусь за дела снова.

– Простите.

– Вам не за что просить прощения, – улыбнулся Маккалеб. – Вы искали человека, имеющего ко всему этому отношение. Да, у меня есть причина, чтобы заняться этим делом, но я буду действовать не торопясь. Вы медсестра и понимаете, что к чему.

– Понимаю больше, чем вы думаете, и очень не хочу, чтобы вы чем-то себе навредили. Из-за этого смерть Глории будет еще более…

– Не говорите об этом, пожалуйста, – перебил ее Терри.

На несколько минут воцарилось молчание, а потом разговор продолжился.

– То, что вы не даете покоя лос-анджелесской полиции, – это правильно. Я подозреваю, что с раскрытием этого преступления они особенно не торопятся и просто ждут какого-то чуда, возможно, этот тип появится снова. Они не рыпаются, поскольку в таких делах должно произойти нечто невероятное, чтобы все наконец зашевелились и начали крутиться, как караси на сковородке.

Грасиэла грустно покачала головой:

– Эти полицейские не выполняют свою работу и не хотят, чтобы вы попытались помочь. Бессмыслица какая-то.

– На полицейском жаргоне это означает: не лезь на чужую территорию. Так всегда было, – пожал плечами Терри.

– Но это ведь не игра, – пробормотала Грасиэла.

– Не игра, – согласился Терри.

– Ну так что вы теперь будете делать?

– С утра, надеюсь, я приду в себя и попытаюсь добраться до шерифа, ссылаясь на тот, другой случай – убийство у банкомата. К счастью, я знаком с ведущим следователем. Ее зовут Джей Уинстон. Мы с ней сотрудничали когда-то по одному делу. Мы тогда сработались, и думаю, двери ее кабинета передо мной открыты. Это все-таки прогресс, по сравнению с тем, что у нас получилось с лос-анджелесскими полицейскими.

Грасиэла опустила голову, но скрыть своего разочарования не смогла.

Тогда Маккалеб сказал:

– Грасиэла, я не знаю, как вы себе представляли ведение этого расследования: наверное, что войдет волшебник и все разом выяснится. Как будто у него есть особый ключик: повернул его, и все открылось. Так бывает только в кино. А мы столкнулись с жестокой реальностью. За все годы работы в Бюро у меня были случаи – очень много случаев, – когда упускали какую-то, казалось бы, мелочь. И она, эта мелочь, до поры до времени не играла никакой роли: ее просто не замечали. А потом выяснялось, что она-то и являлась ключевой. Я хочу сказать, что иногда требуется время, чтобы отыскать эту самую важную, ключевую деталь.

– Я знаю, я знаю. Меня просто убивает, что все не делалось быстрее с самого начала.

– Ну да, когда еще свежи были… – Маккалеб оборвал себя, потому что не хотел доставлять ей лишнюю боль.

– Что? – переспросила Грасиэла.

– Ничего. Просто в большинстве случаев по прошествии времени все сложнее становится отыскивать эти самые детали.

Маккалеб кожей чувствовал, что его объяснения никакого облегчения ей не приносят. Никакого волшебника она не ждала. Между тем ему все равно хотелось убедить ее в том, что так часто бывает. Необходимо всех заставить слушать тебя и видеть тебя. Прошлый раз он действовал прилично, однако не слишком убедительно. Конечно же, теперь ему было ясно, что, согласившись взяться за расследование этого дела, он просто обязан был готовить Грасиэлу к новым разочарованиям. Крайне эгоистично с его стороны было бы заявить, что отмщение не за горами.

– Этим полицейским просто все равно, – сказала она снова.

Он догадывался, что девушка говорит об Арранго и Уолтерсе.

– Да, это верно, – не стал возражать он.

Обед закончился в молчании. Маккалеб отодвинул тарелку в сторону и наблюдал за Грасиэлой, которая смотрела в окно. Даже в своей белой форме медсестры и с заколотыми волосами она пробуждала в нем давно забытые чувства. Она была такой грустной, что ему захотелось сделать что-то необыкновенное, лишь бы грусть эта исчезла. Интересно, она всегда была такой или с убийством сестры резко изменилась? Большинство людей смерть близких меняла кардинально. Даже в лицах младенцев появлялось нечто, что сложно описать словами. Это больше всего потрясало его и настораживало. Их коротенькие жизни подтверждали, что всякую боль человек чувствует изначально.

– Глория умерла здесь, в этом отделении? – спросил Маккалеб.

Она кивнула, подняв на него глаза.

– Сначала ее отвезли в Нортридж, чудом стабилизировали ее состояние и перевели сюда. Я была с ней, когда все кончилось. Ни искусственное дыхание, ни что другое уже не помогало.

Маккалеб опустил голову.

– Да, тяжко вам пришлось, – пробормотал он тихо.

– В отделении скорой помощи я каждый день вижу, как умирают люди. У нас даже шутка своя есть на этот счет, чтобы как-то снизить стресс, который приходится испытывать на себе ежедневно. Мы называем это «Три „О"»: Он(а) Определенно Отстрелялся. Но когда это касается тебя лично. В общем, мне по этому поводу шутить совсем не хотелось.

Наблюдая за лицом девушки, Терри понял, что ей хочется высказаться, «спустить пар». Некоторым людям это хоть как-то помогало справляться с душевной болью, терзавшей их.

– Расскажите мне о вашей сестре, – попросил он.

– Что вы имеете в виду?

– Вообще говоря, именно за этим я и пришел. Расскажите мне о ней, о всяких мелочах, незначительных деталях. Мне это очень поможет. Ну, сами знаете: если человека чувствуешь, а не просто воспринимаешь умом, то возникшую проблему – любую – решаешь быстрее.

Грасиэла сидела молча, поджав губы, пытаясь как можно точнее, в нескольких словах описать, какой была ее сестра.

А потом неожиданно спросила:

– На вашем катере есть кухня? Вопрос сбил Маккалеба с толку.

– Что?

– Кухня. Где вы готовите.

– Ах, вот что. Вообще-то, на судне это камбуз.

– Значит, камбуз. Там можно готовить нормальную еду? – продолжала свои странные вопросы Грасиэла.

– Ну разумеется. А почему вы спрашиваете об этом?

– Вы сказали, что хотите больше узнать о моей сестре.

– Так и есть.

– Тогда вам надо познакомиться с ее сыном. Все, что было хорошего в моей сестре, повторилось в ее сыне Реймонде. Вам нужен он, вам нужно просто познакомиться с ним.

Маккалеб кивнул головой. Кажется, ему стало ясно, что хотела сказать Грасиэла.

– Тогда что скажете, если сегодня вечером мы с Рей-мондом придем на ваше судно и поужинаем вместе? Я уже рассказывала ему о вас и о вашем катере. Ему не терпится посмотреть.

Поразмышляв с минуту, Маккалеб сказал:

– Давайте так. Мы встретиться завтра. Тогда я бы смог рассказать вам о своем визите к шерифу. Может быть, появится нечто новое.

– Завтра так завтра. Наверное, так действительно будет лучше, – согласилась Грасиэла.

– И не волнуйтесь насчет ужина. Это моя забота, договорились?

– Вы все перевернули на свой лад. Мне хотелось.

– Знаю, знаю, – не дал девушке договорить Макка-леб. – Оставим это до ужина у вас дома. А завтра вы приходите ко мне, вы – мои гости, а потому забудьте о кухне. По-моему, так будет правильно.

– Хорошо, – ответила Грасиэла, все еще немного хмурясь, но отлично осознавая, что своего решения Мак-калеб не изменит.

– Хорошо, мы придем, – улыбнулась она.

Движение по шоссе 405 в южном направлении было весьма интенсивным, и таксист привез его в шлюпочную гавань в Сан-Педро около трех часов дня. В такси не было кондиционера, и у Терри немного разболелась голова от запахов, которые неслись в открытое окно, и от острого запаха пота водителя.

Добравшись наконец до своего дома на воде, Макка-леб прослушал автоответчик, где был записан один звонок – кто-то набрал номер и положил трубку, ничего не сказав. Терри чувствовал себя полностью разбитым, ибо все его сегодняшние передвижения и действия были самой большой физической нагрузкой за последнее время. У него разламывалась спина, болели мышцы ног. Терри прошел в ванную и проверил температуру. Температура была в норме, и озноба он не чувствовал. Кровяное давление и пульс тоже не подкачали. Записав все данные в блокнот, Терри прошел к себе в каюту, сбросил одежду и бухнулся на застеленную постель.