Сколько зависит от чутья, от понимания в цветах! Бывает, нос так нос - этак гордо сидит на лице: загляденье. А и теплюша под стать, оголовок дубовый - разминай подкову. Какой девичий глаз не посочувствует? Взыграет мечта-то. А не опознан цветок - для другого елок. Как чувства ни жгучи - судьба разлучит!..
А другой-то, цветочный любитель: весь талант в чутье - оно и не подводит. Глянь на него: нос косенький, а то и вовсе пуговка, посошок тонкий, не проймет избенку, а ты его привечай - ладом мячики качай. А ежели сзади тыквочки гладит, изволь на коленки - посымает пенки, дай на каждый втык аккуратный брык.
Ладком-чередом идут собрания-то, и раз приносит Назарий Парменыч с красоты заката новую мысль. Как плавный оборот он закруглил и солнце скрылось, и в правильное время открыла себя вся наша местность - тверезым мед, хмельному честность, - рыбаки выволокли из Илека сеть. Средь улова-то щука - наполовину заглотамши судака. И сама жива, на хвост вскок-вскок, и судака подымает живого: из пасти торчуна - так жабрами и топырится.
Назарию Парменычу умыслилось. Но до собрания не разъяснил. Слаживается собрание, и выпадает ему три раза подряд у трех разных барышень опознать цветочек ноготки. Тут и выскажи: "Быть мне судаком заливным, с горошком мозговым, со стручковым перцем! Будет жена меня щучить с хреном, с приятным желе, кушать с шафранами. То и цветок подтверждает - быть мне в жениной ручке, в ее ноготках!"
Воспитанницы, гости молодые от своего увлекательного распрямились телами, взволновались: как так, небритый мыс, ерша в зевоту?! А наши собрания? Она ж к цветкам-лепесткам заревнует! Чем они повинны?
Назарий Парменыч посмеивается: "А мы возьмем обонятельную. Судачок заливной духовит! Не естся без стручка перцового - а уж горек, кажись! От хрена слезы, но на хрену и вкус. Хочу быть пробованным женой! Пусть щучит под настоечку под шафрановую. Хочу попробовать самой огневой женской ревности!"
И уезжает жениться. Думали, поездит: что, мол, в щуке? Заскучает по корзинкам с лютиками, по навздрючь-копытцам. Но приходит телеграмма из Питера: женился, скоро будем...
Ну-ну. Значит, охота попробовать огневой ревности забористой? И барышни с молодыми офицерами, чин чином, в дорогом убранстве по-модному - зонтики, перчатки, сумочки-ридикюль - прямой дорожкой к Цыганевичу. А у него во двор проведен желоб от родника; и колодец есть, но помимо поступает ключевая вода для пивоварения. Офицеры дух услышали, переглянулись: день в зное перекипает - пивца бы из погреба, а? И - в просторную избу, она поновее.
Офицерик лощеный платочком обмахнись: "Хозяин!" А там девочка деревенская, прислуга: как горохом подавилась. Глянула - наряды, погоны бело-серебряные: стоит чуркой.
В другую дверь вступает Цыганевич. Пухлые пальцы в драгоценных кольцах, мякоть так и всосала их.
Офицер гордо, с требованием: "Пиво есть?" - и из-под губы два золотых зуба блесни. Цыганевич буркалами как жиганет! "Пива нет!" рот открыл - вся нижняя челюсть золотая.
Тут барышни - они смелей смелого, задор и напор - офицерика в сторону и в один голос: "Мы не за пивом!" Зонтики солнечные закрыли, вуальки подняли, высказывают по делу... Цыганевич глядит: такая делегация. Они из ридикюлей деньги вытряхают. И кавалеры повынимали свои лопатники - бумажники из поросячьей кожи.
Цыганевич авансы посчитал, вошел в положение. И про молодую жену Назария Парменыча: видать, она у него женщина патентовая, безбоязненная к перепарке. Банный лист без рук отлепит и так же, без помощи рук, поставит забубенного подчаском хоть по пятому разу. А мы на это умудрим вязкие путы, обротаем обротью, как быка, когда его не в пору на телок подвигает.
Как тут зонтики раскрылись! Тут же и закрылись. И ну черкать воздух перед носом у Цыганевича. "Нет! Хотим полное разочарование! Что оброть? Сыми с быка - он и опять возвышен над телушкой!"
И офицеры - ага, поддакнули: вынули каждый кто по пять сотен, кто по восемь. Суют ученому в карман.
Он нижнюю губу пальцем оттянул - челюсть золотом блещет. Подумывает-раздумывает мужчина, темное лицо. Чтобы-де от патентовой женщины, да было разочарование? Это не собачачий хвост оплевать. Тут, оббить вашу медь, нужен ход ума против часовой стрелки. Следите: она душой - зверь, а телом деликатна. Так надо деликатность обратить в зверство.
Гости: "Говорите яснее!" - "Это можно. Будет и телом натуральный зверь".
А мамзели: "Только пускай - маленький зверь! Так себе зверушка". - "Сделаем и эту жестокость".
Барышни топц-топц каблучками: "Не обманул бугорок - на вот-ка и стойку! Предложено полезно!"
Цыганевич им: как-де знаю ваши важные собрания, то через них и проведем разрешение вопроса. К вечеру пришлите ко мне за делом.
И посланных снаряжает разнообразием цветков. Они, мол, досконально заговоренные. На зверя ли, на птицу, на скотину. Как у вас заведено, так и занимайтесь. Но при каждом опознанье цветочка давайте к радостному толчку приговорку: "Не боле, не мене, а впер к перемене!" К концу собрания и доймете женщину ту: переменит гладкое тело горячее, ярь-прелесть ядреную, на коростеля или ежика. Через какой-де цветок сомкнется самая жгучая желательность, тот цветок и победит. То есть заговоренное на него животное.
К примеру взять, угадал кавалер, что напестик-вкрячница зажата на лакомом месте. И с таким желанным криком толкнулись оба приналечь, елок оглобельке вовстречь, - что все собрание: "О-оо!" загляделось. Экий втык горячий, гость с избенкой плачут, а слеза густа-то всласть, а жадны-то оба - страсть!.. Ну, а на цветочек напестик-вкрячницу заговорено животное суслик. Невинный цветок, этакий мил-миленький, а любовь через него сделает далекую женщину сусликом.
Чего ж, зала ковровая привычна к своему-то. Но нет Назария Парменыча - нет и строгости. Один ухажер сунул нос в прическу да брякни: "Медуница!" А вовсе и не медуница была. Однако ж барышня дала отпасть лепестку. Помедуемся, не помнемся: и то и сдобны булки - поди ж ты! Он приговорку выкрикнул - и уж пахтают масло.
Другой принюхался к волосам, к пышности-завитости - "Напарьник!" Напарьник - так и напарь... А был-то дарьин коренец. Еще один выкликает: "Луп-залучница!" И эта смухлевала. Ясное дело: как не залучница? И вовстречь поддай кругляшами. Зев цветка-мака надену до кряка!