ЛЮДИ

Возраст героев диктует биология. Им продлевают рост мозга года на два - с восемнадцати лет до двадцати. Значит, отбирают семнадцатилетних, к работе они приступают после двадцати - двадцати двух. Прекрасный возраст для героев. С удовольствием пишу о молодых. И для молодых, как правило. Пожилые - путешественники с большим багажом. У них груз неудач, ноют старые раны, призывают к осторожности. Еще тяжелее груз удач: достижения хочется уберечь от инфляции. Пожилым трудны путешествия с пересадками: найдешь ли носильщика, перетащишь ли все чемоданы сам, не растеряешь ли что, перетаскивая? У молодых - тощий рюкзак за плечами. Сил полно, опыта нет, и все кажется легким. Рванул, рубанул, повернул на 180 градусов и разрубил гордиев узел. Обилие героев мне ни к чему. Многолюдье на страницах нужно для сравнения судеб и характеров. Мне же надо сравнить ваританта с обыкновенными людьми, особенного с рядовыми. Значит, достаточно одного. Но родится он рядовым, без выдающихся способностей, а семнадцати лет запишется в школу варитантов. Мне хочется назвать его Гурием, незатасканное имя, сравнительно редкое в жизни и на страницах. О характере его говорить непросто; в повести у него будет целых пять: сначала наследственный характер, затем Гурий станет талантливым математиком, талантливым инженером, талантливым педагогом... а еще одна способность появится в эпилоге. Каков же мой герой от природы? Средний парень, среднего роста, круглолицый, курносый, не слишком злой, но и не добренький. Способности средние, учился на четверки, по математике и тройки хватал. Немножко рисовал, но художником стать не собирался, мечтал о журналистике. Почему? Не от любви к слову, а от той самой житейской жадности, с которой я начал. Журналист везде бывает, все видит, все должен понять, прежде чем описать. И еще Гурий отличался самостоятельностью. Сам выбирал дорогу, сам выбирал друзей, сам составлял свое собственное мнение обо всем на свете. В 17 лет решился на новое, рискованное дело - мозг себе изменить. Решился, настоял на своем, поступил в школу варитантов и окончил ее четыре года спустя вместе с такими же, как и он. Жизнерадостная повесть получится, о молодых, И вдвойне жизнерадостная оттого, что все будут талантливы. Дорога побед предназначена Гурию и его друзьям. Но только ли побед? Проверяю себя мысленно. Гурию хорошо отчасти и потому, что он не единственный, из первых, но не самый первый. Он член фаланги могучих. Рядом такие же в трудную минуту подопрут плечом. Но ведь до них тоже был кто-то самый первый. Самый-самый. А первый блин, как известно, комом. Вероятно, не сразу наладилась варитантика, не без огрехов шли опыты. И нелегко было самому первому. Вырос непохожим на других, странноватый, в чем-то смешной, белая ворона среди серых. А чем хуже белая? Иная, непохожая, - вот и клюют. О трагедии одинокого гения Уэллс написал "Человека-невидимку". Единственный, тот остро ощущал свое одиночество. Подобное грозит и первому ваританту, в особенности если он мягкий по натуре человек, нуждающийся в опоре, привязчизый, чуткий к чужому мнению. Я и имя хотел дать ему мягкое Миша... Потом подумал: не лучше ли Маша? Девочки болезненнее воспринимают, как о них говорят, смотрят. Вековая традиция, ее не сразу сломаешь... Но с какой стати проводить опыт на бедной девочке Маше? Тоже надо обосновать. Допустим, родители ее были биологами-психологами, делали опыты на тех самых талантливых крысятах. Нет, при всей своей преданности прогрессу они не стали бы возлагать единственную дочь ва алтарь науки. Но оказалось, что Маша отстает в развитии. Вот отец и предложил провести курс лечения. Мать, порыдав, согласилась... и неожиданно получился перехлест, отстающая обогнала своих сверстников. Напрасно девочка умоляла сделать ее обыкновенной. Было уже поздно. Не лезть же в череп, не вырезать резервные клетки. Единственный выход: сотворить сотню подобных ей - варитантов. Сотня почувствует себя уверенно, всегда будет дружной и счастливой... Ой, всегда ли? Разве не будет конфликтов? Не без того, вероятно. Люди соревнуются, спорят, любят, не любят, ревнуют. Но, чтобы описывать любовь и ревность, нет необходимости изобретать варитантов. Литературный конфликт должен быть органичен: у невидимки от невидимости, у моих героев от смены талантов. Ведь они время от времени становятся другими людьми. А это может не понравиться их "обыкновенным" друзьям. Предположим, Гурий полюбил девушку. Самую обычную, любовь для нее - наиглавнейшее в жизни. Вот и назовем ее Любой. Возможно, первое ее увлечение было неудачным: сильный человек, но жесткий, прямолинейный, не умеющий чувствовать деликатно. И по контрасту приятным показался Гурий, в то время талантливый педагог, чуткий, внимательный... Но вот педагогический этап завершен, у Гурия иные задачи глобальные, иной талант - всеохватный, иной подход к людям. Нет больше интереса к настроениям отдельного человека; чуткий стал суховато-рациональным, несколько циничным от трезвой рассудочности. Чужой, неприятный, даже напоминает первого возлюбленного. А она-то не изменилась... Вот и перечислены необходимые герои: Маша, ее родители, Гурий, Люба. И все прочие: другие ваританты, другие ученики. Материал имеется. Можно разложить его по главам.

ПЛАН-СХЕМА

Начнем со школы. Старший класс. Приходит новенькая - невзрачная девочка Маша. Вялая, ко всему безразличная. И учится странно. Тройки, тройки, тройки с минусом... И неожиданная пятерка с плюсом по географии - карты рисует на доске наизусть. А через месяц уже не помнит ни рек, ни гор. Зато блестящие успехи по математике. Послали ее на конкурс - провалилась. И "общественное мнение" - нет судей безжалостнее девочек - выносит суровый приговор: новенькая задается, надо ее на место поставить. Но у Гурия собственный взгляд. Он никогда не старался примкнуть к большинству. Не курил, только чтобы показаться взрослым. Не осуждал Машу лишь потому, что другие ее осуждали. Демонстративно сел за одну парту. И когда родители взяли Машу из школы, потому что ей трудно было заниматься по стандартной программе, одному только Гурию открыла она тайну своих успехов и неудач. А позже, когда оказалось, что опыт удачен, безвреден и нужна целая школа для варитантов, Маша тотчас известила Гурия. И он был принят. Отец и мать возражали, но Гурий настоял на своем... Второй этап: школа варитантов. Здесь выращивают в человеке конкретный талант. Как это делают? Тоже надо обдумать. Есть два способа совершенствования организма. Назовем их гимнастический и гастрономический. Гимнастические избирателен: в плавании работают такие-то мускулы, в прыжке - такие-то, в боксе - совсем другие. Боксер упражняется со скакалкой, борец с тяжелым мешком, конькобежец на велосипеде. Упражняют самые нужные мускулы. Гастрономический применяется в столовых. Вот тебе, едок, котлеты, жуй и глотай. Организм сам разберется, какие ферменты пускать в ход, как и что переваривать, а что не переваривать. Профессионалы применяют оба способа. Художники - гимнастический: натюрморты, натура, эскизы, этюды, наброски, выезды на природу, уголь, гуашь, акварель... Для писателя же главное - жить полнокровной жизнью. А уж как удалось отобразить эту жизнь на бумаге, оценит читатель... Чисто гастрономический способ, Думается, что и школа варитантов пойдет по этому же пути. Уважаемый мозг, тебе дана разервная мощность, дана задача, сам решай, какие отделы снабжать кровью, куда направлять подкрепления. И мозг разберется. Не было способности - она появится, разовьется, укрепится, придет умение, возникнут новые интересы. Неважное прежде станет насущным и увлекательным. Говорилось уже, что мальчиком Гурий любил рисовать. Большого таланта не было, но склонности намечались. Во всяком случае, Гурий видел мир как художник, видел в кроне дерева десятки оттенков - красноватых, буроватых, желтоватых, синеватых, лиловых в тени, почти черных... На чистом снегу смаковал синие, сиреневые и желтые блики. И на прогулках каждый пень и каждую лужицу хотелось ему перенести на холст - не для коллекции, а потому, что, только прорисовывая, разглядываешь как следует каждый листик, каждую веточку, каждую трещину коры, а все они достойны любования. Но вот окончена школа варитантов, и в Гурии просыпается математик. Не формы видит он, а формулы; вместо цветных пятен - кривые линии на координатной сетке. Увлекательная взаимосвязь величин открывается ему: каждому уравнению соответствует кривая, каждой кривой - уравнение. Реальный мир уходит на задний план. Гурий рассчитывает орбиты астероидов, но нет в голове мрачных скал, висящих на звездном фоне. Любой вопрос переводит он на язык производных и интегралов. В этом очищенном мире Гурий чувствует себя шахматистом за шахматной доской. Условия даны, фигуры расставлены: требуется найти правильный ход. Желательно, чтобы решение было простым и красивым - неожиданным, новым, эффектным. Как выигрыш с жертвой ферзя. И у математика Гурия это всегда получается. На втором этапе ваританты становятся инженерами. Математические точки приобретают объем, превращаются в массивные глыбы, которые надо вести по расчетным кривым, подгонять и притормаживать, поворачивая так и этак, обрабатывать лучами и взрывами... Предметы снова становятся зримыми... но не такими, какими видел их мальчик Гурий, любитель карандаша и кисточки. Инженер Гурий с удовольствием думает о кубических метрах и километрах, ощущает их плотность и массу. У него инженерное чутье, он без вычислений находит удачные решения: как и где подтолкнуть, чтобы разом перевернуть и уложить на место подлетающую гору. Красивые решения: остроумные и неожиданные, не решения - изобретения настоящие... Технические открытия. Да, радостно быть талантливым. И сменная талантливость утвердилась, оправдала себя на практике, потребовалось массовое обучение. Ваританты первого призыва становятся наставниками, инструкторами, педагогами. И конечно же, тоже талантливыми. Третий этап. Гурий - педагог, инженер душ человеческих. И этот новый Гурий снова мыслит конкретно. Зн интуитивно понимает, кто из его учеников на что будет способен, какие склонности надо развить, какие шероховатости убрать, как сгладить острые углы, как подогнать людей друг к другу, чтобы не толпа была, а коллектив. Скульпторы так ощущают мраморную глыбу. Для посторонних - бесформенный камень, а для ваятеля очертания фигуры. Здесь надо отсечь, здесь сгладить, тогда проступит наружу скрытая в камне красота... Приятно ваять красивые души... и душам приятно становиться красивыми. Радостно принимать благодарность оперившихся, сознавать, что делаешь благородное дело и делаешь его хорошо. В чутком, с полуслова все понимающем педагоге и нашла Люба то, что не хватало ей в жизни. Итак, мне предстоит описать счастливого человека. Великолепный математик, великолепный инженер, великолепный учитель. Везде удачи, все достается легко. Материал покоряется, даются красивые решения, лепятся добрые души. Что еще? Чего мне не хватает? Мне, автору?