Билдер (совершенно новым для него голосом). Что я скажу? Как он смел прикасаться ко мне, к судье? Я стукнул свою дочь раза два тростью, в частном доме, за то, что она мешала мне увести домой жену...
Мэр. Это обвинение снято, и мы не станем входить в подробности. Что вы имеете сказать о вашем сопротивлении полицейскому?
Билдер (глухо). Ничего, черт бы вас побрал!
Mэр (в замешательстве). Я... я вас не расслышал.
Чантри. Ничего... Он сказал: ничего, господин, мэр.
Мэр (откашлялся). Следовательно, насколько я понимаю, вы не желаете дать никаких объяснений?
Билдер. Я считаю, что со мной обходятся возмутительно, и отказываюсь отвечать на дальнейшие вопросы.
Мэр (сухо). Прекрасно. Мисс Мод Билдер.
Мод встает.
Когда вы говорили, что обвиняемый был ослеплен гневом, что, собственно, имели вы в виду?
Mод. Я хотела сказать, что отец был очень сердит и не понимал, что делает.
Чантри. Скажем, например, так же сердит, как... э... сейчас?
Mод (с легкой улыбкой). О, гораздо сильнее!
Ральф Билдер встает.
Ральф. Разрешите мне дать показания, господин мэр.
Мэр. Вы собираетесь говорить на основании собственных наблюдений, мистер Билдер?
Ральф. О душевном состоянии моего брата... Да, господин мэр, вчера он был, несомненно, очень возбужден; некоторые обстоятельства - семейные и другие...
Мэр. Вы хотите сказать, что он, если можно так выразиться, был вне себя?
Ральф. Вот именно, сэр.
Мэр. Вы видели вашего брата перед этим?
Ральф. Я видел его незадолго до этого прискорбного случая.
Мэр кивает и делает Ральфу и Мод знак сесть; затем наклоняется и тихо совещается с Чантри. Все остальные сидят или стоят с таким выражением, словно каждый из них находится один в комнате, за исключением репортера, который быстро пишет и при этом довольно явно набрасывает портрет Билдера.
Мэр. Мисс Атена Билдер.
Атена встает.
Этот молодой человек, мистер Херрингем, насколько я понимаю, - друг вашей семьи?
Снова напряженная пауза.
Атена. Н-нет, господин мэр, он не является другом ни моего отца, ни моей матери.
Чантри. Ваш знакомый?
Атена. Да.
Мэр. Прекрасно. (Откашливается). Поскольку обвиняемый, как мы полагаем, совершенно напрасно отказывается дать какие-либо разъяснения, суду придется опираться на свидетельские показания. Существуют некоторые разногласия относительно удара, который был, несомненно, получен полицейским. В связи с этим мы склонны опереться на показание мистера...
Харрис подсказывает.
...мистера Херрингема как человека, наименее заинтересованного лично в данном деле и поэтому наиболее беспристрастного свидетеля. Его показание сводится к тому, что удар был нанесен случайно. Нет сомнения, однако, что обвиняемый употреблял некорректные выражения и оказал сопротивление полицейскому, исполнявшему свои обязанности. Свидетели указывали, что обвиняемый был в возбужденном состоянии, и, возможно, - я не говорю, что это служит ему оправданием, - но возможно, он предполагал, что его звание судьи делает его... э...
Чантри (подсказывает ему). Женою Цезаря.
Мэр. Э? Мы полагаем - принимая во внимание все обстоятельства и тот факт, что он провел ночь в тюремной камере, - полагаем справедливым... э... отпустить его, но сделав ему предупреждение.
Билдер (себе под нос). Предупреждение, черт вас дери! (Выходит из комнаты.)
Репортер хватает блокнот и бежит за ним. Билдеры встают и толпятся у двери,
а затем их, вместе с Херрингемом, выпускает из комнаты Xаррис.
Мэр (вынув большой платок и вытирая лоб). Ф-фу! Однако!
Чантри. Как вам нравятся эти новые полицейские, мэр? А Билдеру, видимо, придется уйти в отставку: Черт бы побрал этих газетчиков, все они пронюхают! Великие бессеребренники! Опять нам достанется! (Вдруг расхохотался.) "Ладно, будет болтать!" - говорю я, насколько мне помнится! Ха-ха-ха! Сегодня мне не удастся подстрелить ни одного фазана! Бедняга Билдер! Для него это не шутка. Вы хорошо провели дело, мэр, хорошо провели. Британское правосудие в надежных руках. Но, конечно, это он подбил парню глаз, который тот "предъявил в качестве вещественного доказательства"! Ох, не могу! Вот это лучше всего!
Его безудержный хохот, так же, как и унылая улыбка мэра, с молниеносной быстротой сменяется неестественной торжественностью, когда открывается дверь и перед ними в сопровождении сержанта Мартина предстает мрачный объект следующего судебного дела.
Mэр. В чем он обвиняется?
Сержант выступает вперед, чтобы прочесть обвинительное заключение, и в это
время занавес падает.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Полдень того же дня. Кабинет Билдера. Топпинг стоит у открытого окна, глядя на улицу. Раздается голос мальчишки-газетчика, выкрикивающего последние новости. Голос приближается слева.
Топпинг. Эй!
Голос мальчишки. Сейчас, хозяин! Джонни Билдер на скамье подсудимых!
В окне появляется рука с газетой.
Топпинг (протягивая монету). Что ты там болтаешь? Смотри у меня...
Голос. А вот, прочитайте! Джонни Билдер лупит свою жену! Подсудимый оправдан!
Топпинг. Замолчи, щенок!
Голос. Чего это вы? Ой, да ведь это дом Джонни Билдера! (Резко свистнув.) Эй, купите еще! Он, верно, захочет почитать про себя! (Уговаривая.) Купите еще номер, хозяин!
Топпинг. Убирайся! (Отходит от окна и разворачивает газету.)
Голос (удаляясь). Газеты! Последний выпуск! Мировой судья на скамье подсудимых! Последний выпуск!
Топпинг (читая про себя). Вот так штука! Фью! Понятно, почему их всю ночь не было дома.
В это время из передней входит Камилла.
Подите-ка сюда! Вы это видели, Камилла, - в экстренном выпуске?
Камилла. Нет.
Стоя рядом, они жадно читают.
Топпинг (заканчивая вслух). "...пыталась помешать отцу силой заставить мать вернуться домой, за что он ударил ее. Она отказалась от обвинения. Арестованный, заявивший, что действовал при провоцирующих обстоятельствах, был оправдан, но получил предупреждение". Черт меня побери! Он-таки сделал это!
Камилла. Синяк под глазом.
Топпинг (поглядев на нее). А не замешаны ли в этом и вы? Я ведь видел, как вы строили ему глазки. Вы, иностранцы, народ распущенный!