До последней минуты Дутов оставался в Оренбурге. Только когда уж по улицам бежали ворвавшиеся матросы, атаман с комендантом города высадили с извозчика какого-то седока на мостовую и на рысаке в сумерках помчались из Оренбурга.

За голову Дутова большевики объявили награду, но так и ушел от красных матросов казачий атаман, увезший с собой только булаву, и, засев в Верхнеуральске, созвал войсковой Круг Оренбургских казаков, чтобы снова отсюда вести сопротивление большевикам.

В русскую революцию и гражданскую войну многие белые и красные военачальники освежали в памяти биографию Бонапарта. Не забыл ее и Дутов. У Дутова были данные: военный талант, храбрость, ораторский дар, уменье поднять войска; но люди близкие атаману знавали и иные черты казачьего офицера: легкомыслие и любовь к удовольствиям жизни, из-за которых подчас на многое махал рукой веселый атаман.

В 1923 году в Западном Китае, к штабу уже выбитого из России Дутова подскакал степной киргиз, привезший для атамана "секретный пакет". Дутов вышел к посланцу на крыльцо. Подкупленный агентами ГПУ киргиз подал атаману левой рукой пакет, а правой выстрелил в упор в Дутова и убил наповал. Так кончил жизнь казак, атаман А. И. Дутов.

Но тогда в 1918 году в Верхнеуральске за ним пошли старики - казаки, башкиры, сформиро-вались партизанские юнкерские и офицерские части, и Дутов двинулся на север на захват железнодорожного узла у Челябинска.

План Дутова был правилен: отрезать от большевистской России Сибирь. Но этот план поняли и в Москве. Против Дутова из Великороссии пошли первые красногвардейские отряды всевоз-можной шпаны и матросов. Эти отряды были б малострашны, если б внезапным сильным противником атаману не встал самарский комиссар, неизвестный Блюхер, пошедший на него из Самары.

Еще в штабе генерала Савич-Заблоцкого Блюхер и Мельников получали из Оренбурга тревожные вести: казаки организуются, создают фронт. Дутов раздувает огонь борьбы и в любой час может стать угрозой красной Самаре. Блюхер начал спешную организацию сопротивления: сформировал боевые батареи, двинул надежные красные отряды. А когда к весне угроза Дутова в Оренбургских степях назрела, Блюхер сам пошел во главе отборных войск.

Не в сравнение с прочими сколотил Блюхер свой красный "кулак". Сказалась главная черта неизвестного военачальника: основательность. В отрядах Блюхера - военнопленные немцы, мадьяры, красные казаки, большой процент коммунистов, но на командных должностях старые офицеры. Отряды первоклассно снабжены и снаряжены и, как сообщает один из бойцов, Баландин: "в кассе отряда имелось более полутора миллионов рублей". Блюхер пошел воевать "всерьез и надолго".

Летом 1918 года о Блюхере, бросившемся на помощь зажатым Дутовым красным, у белых пошла уж молва, как о "немецком лейтенанте". В раскаленный жар, доходивший до 35 градусов, когда от солнечного удара гибли люди и лошади, торопясь на выручку партизанских "Боевых Организаций Народного Вооружения", Блюхер ехал верхом по безводным степям впереди своего интернационального войска. Вел его быстрыми переходами. И в момент, когда сопротивляющиеся Дутову красные, взятые белыми в кольцо, в Оренбургских степях уж изнемогали, к ним неожиданно под Белорецком с двух сторон подошла помощь. С одной - Блюхер. С другой - Николай Каширин, авантюрный красный подъесаул оренбургского казачьего войска.

Под жарким небом, в степях, цветших ирисом и тюльпанами, разыгрались жестокие бои у Дутова с Блюхером и Кашириным. В отчаянных степных атаках, в рубке на всем скаку сходились здесь с белыми офицерами, башкирами, киргизами навербованные Блюхером мадьяры и немцы, белые казаки-отцы с красными сыновьями; теперь это - смертельные враги.

"На взмыленном коне летит отец на сына, оба казаки, оба знают приемы, когда-то первые уроки рубки давал сыну отец, а сейчас он ловким казацким ударом с выворотом раскроит сыну череп. Но сын скрылся за коня, оставаясь на одном стремени, держась за луку; шашка разрезала воздух, сын поставил на дыбы коня, повернул за отцовским; момент, и плеть накинута на шею отца, и сын крутит черен плети, стягивая туже шею врага; еще один-два поворота старый казак, брызнув слюной, мешком катится с лошади" - так описывает один из блюхеровцев эти бои, когда раненые раненым "вывертывали локтевые суставы и откусывали носы". Красными командовал в этих боях беспощадный командир Блюхер. За "твердокаменную" железную руку и признали в Блюхере настоящего начальника, с бору с сосенки собранные красные партизаны, воскресившие в тех же степях времена пугачевщины. Только не казак-Емельян, а неизвестный Блюхер вел их.

Когда-то из-за весеннего разлива Урала недавшаяся Пугачеву Верхне-Яицкая крепость - Верхне-Уральск - далась теперь разномастным беспощадным отрядам Блюхера. Напрасно наступали вновь от Троицка казаки Дутова, Блюхер отбросил их и, выйдя за Верхне-Уральск, стремительно погнался за атаманом, по пути дотла выжигая мятежные, помогавшие Дутову, станицы. Блюхер пытался догнать, доконать непокорного Московскому Кремлю атамана.

В оренбургских станицах пошел разрастаться слух - "идут красные, мадьяры, немцы, казаки, конницей командует венгерец, по-русски слова не говорит, а над всеми - командир-немец Блюхер. Сами слышали, как с военнопленными по-немецки говорил".

Но как ни спешил за Дутовым Блюхер, дымя по степям гарью сожженных станиц,- не догнал. Далеко в Тургай ушел Дутов, скрывшись в киргизских кошах.

А военный успех изменчив. Когда Блюхеру в тургайских степях уж казалось, что всему оренбургскому казачьему войску он нанес удар, после которого казаки не встанут, телеграф принес в степной штаб неожиданное известие: в Челябинске против красных восстали чехи, вместе с белыми произвели переворот, за Челябинском пала Самара, вся железная дорога Челябинск - Самара - Оренбург - уже в их руках, под властью нового Самарского правительства "Комитета Учредительного Собрания".

Восстанье чехов под командой полковника Чечена жестоко заставило призадуматься Блюхера. И к Дутову в степи дошли эти вести. Из Тургая атаман снова двинулся на Оренбург. А Блюхер с красными отрядами внезапно оказался зажат, окружен и отрезан от красной России.

Среди блюхеровско-пугачевских войск стала вспыхивать паника. Видя полное окруженье, начали по ночам разбегаться в степи, куда глаза глядят. В эти дни погиб один из красных командиров страшной смертью. Свои же обозленные партизаны бросили в реку и, когда тонущий кричал: "Товарищи, спасите, со мной сто тысяч денег... все вам отдам..." - "Тони, собака, и с деньгами!" - отвечали, и ни один не шевельнулся с берега.

Холодный, жесткий, малоразговорчивый командир, слывший "немецким лейтенантом", Блюхер под Белорецком собрал совещанье начальников; тут Николай и Иван Каширины, Никита Опарин, Борцов, Дамберг, Калмыков, Каюков, Енборисов; но выбранный командующим всеми отрядами Блюхер перебил сразу шум спорящих командиров.

- Судить да рядить не приходится. Известно, что отрезаны, надо одно разрабатывать скорей план прорыва, а время на ерунду терять нечего. Главное - держать отряды в железной дисциплине, если кто дрогнет - на месте пулю в лоб!

И Блюхер предложил три варианта прорыва: 1. На Самару, 2. в Туркестан и 3. через Верхне-Уральск и Миасс на Екатеринбург.

- По сути дела, нам лучше тут прорываться, путь короче, да и местность не так разорена, только сломить дутовцев под Извозом, и пойдет легче. В Пермской же губернии наверняка должна быть наша 3-я красная армия.

В споре, волненьях, криках партизанов Блюхер настоял на третьем варианте. И названный "Южно-Уральским" отряд в 10 000 человек на рассвете под командой Блюхера и Каширина двинулся прорываться на Екатеринбург.

Труден был прорыв. От Белореченского завода до Верхне-Уральска, на расстоянии пятидесяти верст, красные двигались с непрерывными боями, в сутки отбивая по четыре версты.

В прорывавшейся по степям длинной ленте Южно-Уральского отряда, тянувшегося с обозом, женами, скарбом, детьми, то и дело вспыхивала паника. Проезжавший верхом мимо ленты обозов главком Блюхер бормотал ругательства: скарб, бабы задерживали подвижность.