- Что значит "не водить читателей за нос"?

- Это значит, что основные факты, позволяющие вывести преступника на чистую воду, должны упоминаться. В замаскированной форме, конечно, но они должны присутствовать в тексте. Так вот, Чарльз относился к уликам довольно небрежно; те из них, что он вставлял в свои романы, без труда разгадал бы первоклассник. Вдобавок он уделял почти все внимание одному или двоим персонажам, напрочь забывая про остальных, у которых и без того, по его милости, не было причин убивать.

- Я вижу, вам стоило больших усилий уговорить его согласиться на те или иные изменения.

Биллингс потряс головой.

- Больших - это слишком мягко сказано. На самом деле это было практически невозможно, в особенности после выхода в свет его первой барнстейбловской книжки. Причем первые рецензии были, в основном, довольно благожелательные, хотя почти все критики единодушно сходились на тех недостатках, о которых я вам рассказал. Тем не менее Чайлдресс и в дальнейшем наотрез отказался вносить какие-либо изменения в свой текст и дело кончилось тем, что мне пришлось обратиться к Хорэсу. Он пообещал, что поговорит с Чайлдрессом и попробует его убедить, однако ничего не вышло. То есть, он с ним поговорил, но Чайлдресс стоял на своем; этот парень всерьез верил, что он новый Толстой или, в крайнем случае, Бальзак. Общаться с ним было по-прежнему невозможно, а в его сюжетах по-прежнему оставалось больше проколов, чем лунок на всех полях для гольфа в округе Вестчестер. Стоило мне только заикнуться о каких-либо изменениях, как он взвивался на дыбы. И что же? Второй роман критика восприняла куда прохладнее, причем почти все замечания относились к сюжетным огрехам.

- И после всего этого вы согласились редактировать его третий роман? спросил я.

- Мистер Гудвин, о моем согласии вопрос не стоял, - поправил меня Биллингс. - Как штатный редактор издательства "Монарх" я был обязан выполнять порученную работу. Винсону Чайлдресс нравился, да и распродавались первые две книги вполне неплохо. Поскольку уходить из "Монарха" я не собирался, мне ничего не оставалось, как постараться добросовестно выполнить свой долг.

- И тут появляется третий роман, - подсказал я.

Биллингс попытался сбить ладонью пролетавшую мимо муху, но промахнулся.

- Господи, об этом и вспомнить страшно, - процедил он. - С другой стороны, вам, должно быть, уже все об этом известно. Да, тут уж мы с Чарльзом сцепились насмерть. Он к тому времени рвал и метал: восторженности в рецензиях, на которую он рассчитывал, не было и в помине, да и поклонники сойеровских романов то и дело его клевали. А ведь Чайлдресс и без того особой психической устойчивостью не отличался. Вам известно, что он однажды уже пытался покончить самоубийством?

- Я весь внимание.

- Собственно говоря, я узнал об этом с его слов - думаю, что он надеялся встретить во мне сочувствие. Как бы то ни было, речь шла о том, что несколько лет назад он попытался отравиться газом после того, как в каком-то издательстве отклонили его рукопись.

- Это он сам сказал?

- Да, - кивнул Биллингс, откинувшись на спинку стула и сцепив пальцы на затылке. - Я даже не знал, как на это реагировать. Помню, что мы сидели в моем кабинете - я тогда ещё работал в "Монархе" - и молчали минут пять. Я был потрясен его рассказом. Никогда я не ощущал большей близости к этому парню, чем в те минуты.

- Судя по всему, это чувство сохранялось у вас недолго.

- Да. Чарльз вечно был чем-то недоволен - угодить ему было невозможно. Любые критические замечания он воспринимал в штыки и неоднократно обвинял меня в том, что я стремлюсь заменить его книгу своей. Кончилось тем, что каждое замечание я начал рассматривать через призму того, как отнесется к нему Чайлдресс. Не лучший способ редактировать рукопись, скажу я вам.

- Может, он нарочно вел себя так, чтобы вы не слишком вмешивались в его работу? - предположил я.

Биллингс развел руками.

- Маловероятно, - сказал он. - По-моему, Чайлдресс не был таким расчетливым. Он был свято убежден в собственной непогрешимости и считал, что редактор должен только подмечать ошибки и расставлять запятые. Прохладный прием, который устроила ему критика, в то время как сам он искренне уповал на настоящий панегирик, выбила почву у него из-под ног.

- Вы упомянули также о том, как отнеслись к его книгам поклонники сойеровских романов. Что вы можете о них рассказать?

- Вам известно о существовании клубов поклонников Барнстейбла? спросил Биллингс. В этот миг задребезжал телефон, но редактор не обратил на него внимания.

- Знаю только, что таковые есть, - признался я. - Сокращенно именуются, кажется, КСПОБ.

- Да, что расшифровывается как "Клуб страстных поклонников Орвилла Барнстейбла". Похоже, читателю Барнстейбл понравился ещё с самой первой книги. Когда же Дариус Сойер выпустил третий или четвертый роман, культ поклонения его главному герою расцвел с небывалой силой. Тогда по всей стране и даже в Канаде стали возникать болельщицкие клубы. А в Калифорнии начали даже выпускать специальный бюллетеня, который до сих пор распространяют по подписке. Сродни культу Шерлока Холмса в Англии. Эти люди знают про Барнстейбла абсолютно все, так что общаться с ними попросту невозможно. Я это знаю точно - мне приходилось выступать перед членами подобного клуба здесь, а как-то раз даже в Филадельфии. Однако в целом и эти люди были настроены к Чайлдрессу благожелательно - они были слишком счастливы заполучить столь желанное продолжение. Да и сам Чайлдресс, выступая в таких клубах, порой чувствовал себя героем, что, конечно же, прибавляло ему настроения. Тем не менее он время от времени получал в свой адрес критические письма с едкими, а иногда и откровенно злобными замечаниями. Я и сам, готовясь редактировать его серию, прочитал уйму сойеровских романов, чтобы, как говорится, вжиться в антураж. И выписал для себя сотни мельчайших деталей. Так вот, как ни старался Чайлдресс, читатели частенько подмечали в его книгах какие-то несоответствия, если не откровенные "ляпы". И некоторые были откровенно недовольны тем, что он посмел посягнуть на их кумира.

- Значит, ему здорово досаждали? - уточнил я.

- Да, и это его откровенно бесило. Несколько раз он настолько выходил из себя, что я в конце концов вообще перестал пересылать ему корреспонденцию. За исключением хвалебных откликов.

- Да, настоящая принцеса на горошине. Скажите, а никто из читателей не угрожал ему?

- О таких случаях я не знаю. Недовольство высказывалось, было дело, но до открытых угроз никогда не доходило.

- А вообще вам известны случаи, чтобы ему хоть кто-нибудь угрожал?

Биллингс ухмыльнулся:

- Нет, мистер Гудвин. Боюсь, что вам с Ниро Вулфом придется на сей раз прыгнуть выше головы, чтобы сварганить хоть мало-мальски убедительный сценарий убийства.

Я одарил его доброжелательной улыбкой и спросил:

- Скажите, мистер Биллингс, случалось ли с Чайлдрессом что-нибудь необычное за те годы, что вы были с ним знакомы? Травмы какие-то, личные кризисы и тому подобное.

- Вы, уже, по-моему, мечетесь как слепой котенок, да? Откровенно говоря, не служи вы у Вулфа, я бы сейчас посоветовал вам катиться на все четыре стороны, однако ради вашего непревзойденного гения так и быть сделаю уступку. Что касается личных кризисов, то их было у Чайлдресса не перечесть. Да что тут за примером ходить - совсем недавно он развязал настоящую войну на страницах печати со мной, своим агентом и этим индюком, который шлепает рецензии для "Газетт".

Биллингс на мгновение приумолк, чтобы прикрыть ладонью сладкий зевок, затем продолжил:

- Лишь раз, помню, Чарльз был всерьез огорчен из-за события, не имеющего отношения к его творчеству. Я имею в виду кончину его матери. Это было... да, года два назад. Он провел тогда пару месяцев дома, в одном из этих штатов на "И", которые у меня вечно путаются - то ли в Иллинойсе, то ли в Индиане. Смерть матери здорово его потрясла. Вернулся он оттуда... какой-то рассеянный, мягко говоря. И долго ещё был не в себе. Даже на время цапаться со мной перестал по поводу моей правки.