- Страшно; не могу я больше жить за свой собственный страх и счет; нужно, непременно нужно связать себя с общей жизнью, мучиться и радоваться, ненавидеть и любить не ради своего "я", все пожирающего и ничего взамен не дающего, а ради общей людям правды, которая есть в мире, что бы я там ни кричал, и которая говорит душе, несмотря на все старания заглушить ее. Да, да! - повторял в страшном волнении Алексей Петрович: - все это сказано в зеленой книжке, и сказано навсегда и верно. Нужно "отвергнуть себя", убить свое "я", бросить на дорогу...

- Какая же польза тебе, безумный? - шептал голос. Но другой, когда-то робкий и неслышный, прогремел ему в ответ:

- Молчи! Какая же будет польза ему, если он сам растерзает себя?

Алексей Петрович вскочил на ноги и выпрямился во весь рост. Этот довод привел его в восторг. Такого восторга он никогда еще не испытывал ни от жизненного успеха, ни от женской любви. Восторг этот родился в сердце, вырвался из него, хлынул горячей, широкой волной, разлился по всем членам, на мгновенье согрел и оживил закоченевшее несчастное существо. Тысячи колоколов торжественно зазвонили. Солнце ослепительно вспыхнуло, осветило весь мир и исчезло...

..............................................................

Лампа, выгоревшая в долгую ночь, светила все тусклее и тусклее и наконец совсем погасла. Но в комнате уже не было темно: начинался день. Его спокойный серый свет понемногу вливался в комнату и скудно освещал заряженное оружие и письмо с безумными проклятиями, лежавшее на столе, а посреди комнаты - человеческий труп с мирным и счастливым выражением на бледном лице.

1880

ПРИМЕЧАНИЯ

Ночь. Впервые - в журнале "Отечественные записки", 1880, Л 6. О противоречивом восприятии конца рассказа - см. во вступительной статье. Критик Н. К. Михайловский указывает, что, по объяснению самого Гаршина, герой "умер от бурного прилива нового чувства, физически выразившегося разрывом сердца" (Михайловский Н. К. Литературно-критические статьи. М., 1957, с. 312). И. С. Тургенев, очень точно прочитавший рассказ, в письме к Гаршину также отмечает неясность финала: "Зачем у вас в конце "Ночи" сказано: лежал "человеческий труп"? Ведь он себя не убил - да и не видно, чтобы он умер от других причин. Эта неясность производит в читателе впечатление недоумения, что особенно следует избегать" (Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем. Письма, т. XIII, кн. 2, с. 27 - далее: Тургенев И. С. Письма).