На танцевальной площадке соорудили ринг. Несколько человек сдерживали толпу. Девушки забрались на столики, чтобы лучше видеть. Все жаждали зрелища, чем более жестокого, тем лучше. На ринг вытолкнули перепуганного китайца. Он должен был ударять в огромный гонг, позаимствованный на кухне. Китаец остановился около хронометриста, что-то возбужденно бормоча себе под нос. Его узкие глаза блестели. По углам ринга поставили два стула. Около каждого находилось ведро с водой и полотенце. В "Каса Гранде" такие бои были не в новинку. Неоднократно в них участвовал и Падилья. Он был известным задирой в этих местах, что не мешало ему проникновенно играть на гитаре. Пожалуй, только латино-американцы способны совмещать в себе музыканта и матадора. Падилья наслаждался такой жизнью.

Вокруг активно заключались пари. Большинство ставило на мексиканца. Причину ссоры уже успешно забыли. Это было соперничество рас в чистом виде, когда личные качества противников почти не играют роли.

Лефти усадил Стоуна на стул и помог ему раздеться до пояса. До Стоуна, наконец, начало доходить все происходящее. Падилья отделился от группы своих соотечественников и вышел на ринг. Его талия была перехвачена кушаком. Глядя на его торс с перекатывающимися мышцами, Стоун оценил, с каким соперником ему предстоит иметь дело. Выше пояса мексиканец был сложен прекрасно; о силе же его ног можно было только догадываться, однако было ясно, что у бывшего матадора, от быстроты ног которого зачастую зависит жизнь, здесь тоже должно было быть все в порядке. Падилья выгнул грудь колесом и поиграл мышцами. Он смерил Стоуна оценивающим взглядом и повернулся к нему спиной, показав трапециевидные мышцы, которым позавидовал бы профессиональный гимнаст.

Руки Стоуна загорели до локтей. Загар покрывал его лицо, шею и глубокий треугольный вырез на груди. Остальные участки тела выглядели неестественно бледными под голубоватым светом ламп. Мышцы на его груди выглядели не так эффектно, а брюшной пресс был заметно слабее, чем у Падильи. Стоун явно не выдерживал сравнения с мексиканцем, и ставки против него резко поползли вверх.

Лефти, бывший профессионал, присев на корточки рядом со Стоуном, шепотом давал ему советы.

- Что тебе известно о таких боях? - спросил он.

- Обычно они мне неплохо удавались, - ответил Стоун.

- Насколько неплохо? Я должен знать. Это не показательные выступления. Вы будете драться до конца. Готов ли ты к этому? Кто тебя тренировал?

- Мне приходилось драться с неплохими боксерами. Не беспокойся обо мне, Лефти. Уже после первого раунда ты поймешь, на что я способен. Правда, раньше я был в лучшей форме.

- Надеюсь, что так и будет, - сказал Лефти вежливо. - С тобой все в порядке, хотя ты и попал в переделку. Ты должен выиграть. Если победит он, мы сами будем виноваты. У тебя хорошие ноги. Сохраняй спокойствие, заставь его выйти из себя. Заставь! Он сразу же начнет молотить тебя. Ты должен выдержать. Он и сам сейчас не в лучшей форме.

- Он выглядит как надо, - возразил Стоун.

- Он худой, - продолжал Лефти, - но кожа у него нездоровая. И наверняка дыхание неважное. Слишком разгульная жизнь, слишком много сигарет и спиртного. Он долго не протянет. Выпирающие мышцы еще ничего не значат. Главное, чтобы сердце выдержало. Слушай, что я тебе говорю. Ты любитель, так доверься профессионалу. Начинай потихоньку. Не работай много руками они устанут раньше времени. И, ради Бога, не раскрывайся. Делай отдельные выпады, пока я не подам знак.

По сигналу хронометриста китаец ударил в гонг и Падилья направился к Стоуну. Гигант-судья подвел их друг к другу.

- Я начинаю этот бой, - сказал он, оборачиваясь к держащему в руках часы мексиканцу-хронометристу. - Я думаю, это будет увлекательное зрелище. Затем он повернулся к Падилье:

- И чтобы никаких выходок с твоей стороны. Вытяни руки ладонями вверх. Я должен убедиться, что никто из твоих дружков не передал тебе ножа.

Падилья повиновался с хмурым видом, и Гримм тщательно его осмотрел. То же самое он проделал со Стоуном, дружески усмехаясь.

- Начинать не раньше, чем я скажу, - продолжал судья. - Кто смошенничает, будет считаться проигравшим. Раунды по три минуты. Минута отдыха. Будете драться до конца? - спросил он, глядя на Стоуна. Тот кивнул. - Пока один из вас не упадет или не признает свое поражение. Разойдитесь по углам. Итак, начинаем!

Раздался звук гонга. Судья выглядел массивней обоих соперников, но он был подвижен и знал свое дело. Дружеское расположение Гримма немного подбодрило Стоуна, хотя он понимал, что бой предстоит нелегкий. Оценивая свои шансы, Стоун решил, что у него только два преимущества перед Падильей: большая дистанция удара и хладнокровие.

Мексиканец не терял даром времени. Он пригнулся и бросился в атаку, наскакивая и отступая, делая ложные выпады, пытаясь заставить Стоуна раскрыться. Его болельщики насмехались над неповоротливым американцем. Внезапно Падилья, распрямившись словно большая кошка, сделал молниеносный бросок и ударил Стоуна сначала в скулу, затем по ребрам, а сам отскочил назад, невредимый. Толпа взревела: "Эль Торо!". Падилья, пританцовывая, отступил к самому краю ринга. Стоун не последовал за ним.

- Это гринго - бык, - прокричал по-испански Падилья. - А я - матадор!

Позади мексиканца Стоун краем глаза увидел Лолу. Она стояла на столе, безучастно наблюдая за происходящим. Когда их глаза встретились, ее лицо осветилось улыбкой. Падилья наступал снова и снова, метя в голову. Но Стоун понемногу обрел себя. За прошедшие годы он подрастерял навыки боя, часто ошибался в оценке дистанции, но постепенно тело его разогрелось и он почувствовал некую приподнятость от невнятного гула толпы и от вида ухмыляющегося Падильи. Во время следующей атаки мексиканца он, точно рассчитав момент, отклонил голову и пригнулся, а затем сам нанес удар в челюсть, от которого Падилья на секунду потерял равновесие. Не успев опомниться, мексиканец получил удар по ребрам, за которым последовал апперкот. Зрители взревели. Падилья согнулся, но тут же распрямился от нового удара, разбившего ему губу. Стоун наступал, не давая Падилье опомниться. В этот момент раздался гонг. Мексиканец повернулся и нетвердой походкой направился в свой угол. Лефти усадил Стоуна на стул.

- Ты застал его врасплох, - сказал он. - Но больше этого не повторится. Они его здорово выручили своим гонгом.

Говоря это, Лефти энергично разминал Стоуну руки. Возле гонга Джим Гримм о чем-то энергично спорил с хронометристом. Как и его брат, он снял с себя пальто и куртку. В кармане брюк у него виднелся автоматический пистолет. Он предупреждающе помахал пальцем и отошел. Брат последовал за ним.

- Теперь держись! - предупреждал Лефти. - Этот парень может драться. Он не знал, что и ты можешь. Теперь знает.

В последующих трех раундах Стоуну не удалось закрепить свой успех. Несмотря на окровавленное лицо, мексиканец держался хорошо. Он одинаково ловко владел обеими руками и мог атаковать из любого положения. Стоуну приходилось туго. Получив сильный удар по почкам, он едва дождался окончания раунда. От попыток выпрямиться на стуле его лицо посерело. Лефти с беспокойством наблюдал за ним.

- Работай локтями, - наставлял он Стоуна. - Пусть он выдохнется. И оставь в покое его морду. Бей в живот.

Грудь Падильи тяжело вздымалась, но на губах играла самонадеянная улыбка. После удара гонга он бросился вперед, атакуя. Стоун почувствовал, что его руки устали и словно налились свинцом. Сказывались годы, проведенные в праздности и развлечениях. Под натиском Падильи он отступил и вошел в клинч. Мексиканец наносил удар за ударом. Гримм закричал: "Брейк!", но Падилья изловчился и ударил Стоуна в пах, отчего у того потемнело в глазах. Гримм встал между ними, угрожающе помахав пальцами мексиканцу. Страсти накалялись. Толпа ревела, девушки пронзительно кричали, когда гонг возвестил об окончании очередного раунда и соперники разошлись по своим углам.