Лагерь, огороженный сигнальной проволокой и высоким сетчатым забором, выглядит совсем как туристический городок, если бы не полувоенная форма его обитателей. Кто тут ошивается, нам неизвестно, нас на этот счет не информировали, и вопросов мы не задаем. Впрочем, и нас никто ни о чем пока не спрашивает.

Палатки не похожи на армейские шатры, они разноцветные, с тамбурами, а некоторые даже с чем-то вроде веранды. В центре этого городка, состоящего приблизительно из трехсот палаток, устроен плац со спортивными снарядами и полосой препятствий.

Джип останавливается у большой белой палатки с крытым тамбуром. Нас приглашают внутрь. Лева с интересом осматривается, мне же здесь не очень интересно. Наш приезд остался, по всей видимости, не замеченным старожилами, или тут всем плевать, кто и откуда приезжает. Во всяком случае, любопытных не собралось. Заходим в палатку. Обстановка внутри проста и рациональна. В просторном помещении находятся два человека в таком же тропическом гибриде военной формы, но без знаков отличия, поэтому выглядят эти двое почти гражданскими. Один из них, с короткой стрижкой, седоватый, худощавый и жилистый, не поднимаясь со своего места, показывает смуглой от загара рукой на раскладные стульчики, стоящие перед низким круглым столом, мол, садитесь. На столе — фрукты, дымящиеся сигары в пепельницах и банки с пивом перед каждым из мужчин. Второй незнакомец, с мощным подбородком и крепкой фигурой атлета, развалился на стуле, — ноги, обутые в десантные высокие ботинки, он положил на стол. Поигрывая мышцами оголенного бронзового торса, он щерится на нас из-под надвинутого на глаза белого шерифского «стетсона». Ковбой хренов. Садимся на предложенные стульчики. Жилистый машет рукой, и мрачные типы, сопровождавшие нас, выходят из палатки. Мы закуриваем свои сигареты и ждем. В палатке повисает напряженная тишина. Я дымлю, полуприкрыв глаза, и мне по фигу, что местные корчат из себя крутых парней, знающих себе цену. Цену себе я знаю не хуже. Лева, не долго думая, тоже кладет ноги на стол. Ему, как и мне, глубоко плевать на местную крутизну. Если нам при первой встрече не подают руки, то пусть эти козлы полюбуются на наши ботинки. Еще с минуту хозяева молчат.

— О'кей, о'кей! — нарушает затянувшееся молчание жилистый, видимо, достаточно нас рассмотрев и сделав какие-то для себя выводы. — Нам о вас сообщили в связи с тем планом, по которому мы должны будем содействовать вашей группе…

Жилистый говорит на хорошем английском, но чувствуется, что это не родной его язык. Скорее всего, он француз. Мы молчим. Жилистый продолжает:

— Ваши друзья хотели, чтобы вы здесь немного отдохнули, привыкли к жаркому климату и, соответственно, не забыли за это время, с какой стороны давить на курок.

Сказав это, жилистый весело хохочет, будто «курок» — самое смешное слово на свете.

Мы все так же молчим, спокойно рассматривая его персону.

— А вы, парни, вообще-то говорить умеете? — вдруг интересуется он, посерьезнев.

Переглянувшись, стряхиваем пепел в чашечку, которую я поставил на пол между нашими стульями, и продолжаем смотреть на жилистого, не произнося ни звука.

— О'кей! — снова произносит он, не добившись от нас ответа и уже начиная хмуриться.

Атлет вдруг сбрасывает ноги со стола, подается вперед и указывает пальцем на Льва.

— Вот ты… — говорит он резко, — убери ноги со стола, сосунок! Ты мне не нравишься, парень!

Лева удивленно поднимает брови, усмехается и выдыхает в лицо атлета дым. Я с интересом жду развития событий. За долгую дорогу сюда мне уже осточертело бездействие. В неожиданном и красивом прыжке атлет перепрыгивает через стол, целя подошвами в ноги Льва. Лева легко пропускает парня, подтянув ноги на себя, и тут же двумя молниеносными ударами заставляет атлета присесть на. колено, четко подрубив его при посадке. Когда голова парня оказывается в зоне досягаемости моих кроссовок, он вдобавок ловит виском пятку моей ноги. Несколько секунд развлекухи, и снова скука, так как жилистый не хочет принимать участие в развитии сюжета. Лев вновь кладет ноги на стол, я тушу окурок о «стетсон» вырубленного красавчика — дело в том, что шляпа накрыла нашу пепельницу, а убирать ее нет никакого желания, да и лень жара… За все время нашей содержательной беседы мы даже не приподняли задниц со стульев и так и не произнесли ни одного слова.

Жилистый делает большой глоток пива, не спуская с нас глаз.

— О'кей! — в который уже раз произносит он. — Вы только что, ребята, отоварили моего лучшего инструктора. Предлагаю контракт на ваших условиях…

— Где мы будем жить? — игнорирую его предложение.

Он кивает и кричит:

— Мак!

Тотчас появляется один из мрачных типов и так же мрачно, не реагируя на валяющегося атлета, ждет приказаний. Атлет, кстати, лысый, как бильярдный шар.

— Проводи наших друзей и покажи все, что им может быть интересно.

Мы поднимаемся со стульчиков и следуем за мрачным парнем на выход.

— Мое предложение остается в силе… — говорит нам вслед жилистый.

Плевать нам на его предложение. И на его идиотов инструкторов тоже.

Наша палатка рассчитана на шестерых — в ней стоят три двухъярусные койки и шесть тумбочек.

Выбираем с Левой места поудобнее, падаем на койки. Мрачный стоит у выхода, ждет дальнейших приказаний.

— Отдыхай, парень, вопросов нет, — говорит ему Лев.

Мрачный выходит.

— Мне кажется, в этом пионерском лагере говнюков хватает… — говорит Лев, повернувшись на бок, и включает стоящий у стены мощный вентилятор. В нашем помещении кондиционеры, похоже, не предусмотрены.

— А где их мало? — спрашиваю его, не надеясь на ответ. Жара расслабляет, и хочется подремать, подставив голову под налетающий от вентилятора ветерок.

— Ох, и не говори, — отвечает Лев, широко зевая.

— Ты заметил, кстати, что мух тут нет? — спрашиваю его, обшаривая взглядом палатку.

Лева начинает тихо ржать. Мне кажется, что отсутствие мух — это все-таки важный момент быта, а Лева ржет.

— Да пошел ты… — беззлобно посылаю его, поворачиваюсь на другой бок и одной рукой пытаюсь снять кроссовки.

— Ага. Давай поспим лучше… — соглашается приятель.

Через минуту мне уже снится зимний Питер и генерал Румянцев, торгующий почему-то у метро газетами.

Под вечер снова появляется мрачный — мы с Левой как раз пытаемся решить проблему, где бы чего нам сожрать. Лев тут же задает ему наболевший вопрос:

— Где здесь можно купить чего-нибудь по есть?

Мрачный застывает в дверях, как призрак.

В палатке горит крохотная лампочка, и ее тусклый свет скорее утомляет глаза, чем способствует нормальной видимости.

— Пойдемте в бар, — выдавливает из себя мрачный первую за весь день фразу.

Мы поднимаемся и следуем за ним.

Невысокий ангар, обустроенный под питейное и закусочное заведение, расположен в самом дальнем углу территории лагеря. Ангар достаточно длинен и широк, чтобы здесь смогло разместиться много народу. Вечера тут проводит, похоже, как минимум треть всего населения лагеря. Правда, сразу бросается в глаза, что в баре нет девушек. Такой своеобразный мужской клуб. Музыка звучит из колонок, развешанных на стойках ангара, но никто не танцует. По два, по три человека сидят за столиками, которых тут более чем достаточно. Мебель вся из пластика. В дальнем конце ангара — несколько бильярдных столов, игральные автоматы. Игроков хватает.

Подходим к стойке бара, и мрачный тут же направляется к одному из столиков, за которым сидит его приятель, — второй мрачный, уже знакомый нам по встрече на аэродроме. Пол в помещении усыпан какими-то странными опилками, скорее всего, из синтетики, так как лесов здесь нет. Устраиваемся за стойкой. Рядом сидят еще человек пять и тянут бутылочное пиво.

Лева жестом подзывает бармена, протирающего полотенцем стаканы. Тот медленно подходит и смотрит на нас пустыми и холодными глазами. Парень здоровый, лицо волевое, правая щека перечеркнута шрамом, коротко остриженные волосы выгорели на солнце.