Дракон, похоже, задавался теми же вопросами…

Может, это его еще и держало.

Соно испытывал страсть, похожую на безумие. Такое не могло оставаться не замеченным!

«Дракон поработил разум Его Высочества! Как не осторожно он смотрит в глаза дракона… Не смотрите! Так они забирают душу! Его Высочество больше и думать не о чем не желает, только возится с этой зловредной противоестественной тварью!» — шептались во дворце, а оттуда слухи ползли дальше за пределы провинции и до самого Императора.

Видано ли, что бы дракон разгуливал, где ему вздумается, да еще с кинжалом на поясе! Дракон должен быть мертвым! Или в клетке, в крайнем случае — на цепи, а не вести себя так, как будто он здесь хозяин! Даже немногословный и суровый главный ловчий однажды согласился, что игры с драконом заканчиваются плохо. Лишь один робкий девичий голосок, попробовал заикнуться, что дракон хороший, но он был не различим в общем гуле потревоженного улья.

Соно не желал ничего знать и слушать, считая это недостойным ни себя, ни дракона!

По весне неожиданно объявился любезный братец, якобы совершающий паломничество.

Скрипя зубами, как и всякий раз, когда ему приходилось встречать это подобие человека, пародию на мужчину, Соно развлекал принца по всем правилам любезного тона и требованиям этикета. Единственным исключением, разумеется, был Перл.

Дракон был рядом, успокаивая издерганные нервы принца своим невозмутимым видом — он и бровью не вел на замечания принца Листа относительно его особы, напоминания о цирке и клетке, косые беспокойные взгляды придворных.

Соно видел: какими бы разительными не были перемены в облике дракона (а Перл даже когти укоротил), как бы тепло он сам не относился к нему — для остальных Перл в лучшем случае диковинный волшебный зверь, а еще вернее мерзкий оборотень, осмелившийся походить на любимейшее создание богов — человека…

Принц тихо бесился, и только многолетняя привычка помогала ему сохранять видимое спокойствие и демонстрировать радушие.

Весь вечер Перл просидел у его ног, и, заметив его отсутствие, принц нахмурился, а потом и вовсе забеспокоился, когда дракон не вернулся: тот считал себя обязанным выдерживать всяческие приемы и церемонии наравне с ним. Плюнув на приличия, Соно поднялся, обрывая прием, и торопливо удалился, под озадаченные шепотки. Найти дракона, зная его любовь к высоте, оказалось не трудно — Перл лежал на широких перилах балкона, устремив взгляд в звездное небо.

Прямо на пороге в остывающей луже крови валялось тело одного из слуг, — рука сама легла на рукоять кинжала.

— Перл! — напряженно окликнул дракона ничего непонимающий принц.

Дракон не ответил.

Подойдя еще ближе, Соно испугался — его туника спереди была взрезана, а такое лицо он видел в последний раз, когда Перл, еще не был Перлом.

— Что с тобой?

— Ничего, — тихо и как-то слишком спокойно отозвался дракон.

Соно показалось, что он ощутил запах вина, и наклонился еще ближе. Но ведь Перл вина не пьет…

Не пьет?!! Только сегодня за вечер, дракон, которому разумеется не ставили отдельного прибора, раз за разом осушал его, Соно, чашу до дна…

Все сразу стало на свои места.

— Оно отравлено, да? Отравлено? — принц впился в дракона взглядом и резко тряхнул его за плечи.

Слегка расширенные от боли, которую он ничем не выдал, уже мутнеющие глаза юноши обратились на него.

— Гадючье семя! Чертов упрямец! — рявкнул Соно, сгребая дракона на руки, — Что, иначе нельзя было?!

Нельзя. Опрокинь Перл кубок — ему нальют другой. И наливали же! Встань и заяви дракон, что вино отравлено, — это ничего не даст: Лист будет вопить о провокации, о том, что мерзкий оборотень подчинил себе рассудок принца… и так об этом судачат даже его собственные слуги… И тогда легко убьют их обоих — Перла на копья, а его — как придется…

И дракон попросту пил яд, пользуясь тем, что сам Соно был занят столь неприятными ему светскими любезностями. Видимо он попытался вразумить слугу, подававшего вино, но тот попробовал напасть и Перл остановил его… как смог…

Поступок дракона невозможно было толковать двояко, и невозможно было поверить в его значение — с чего?..

— Ко мне! — ревел принц и тряс согнанных дворцовых лекарей, требуя, что бы они спасали его дракона.

Перепуганные лекари мялись, мямлили, путались в складках собственных тонких одеяний. Вышвыривая последнего из них за двери своих покоев, принц кричал, что завтра с удовольствием полюбуется на их казнь, и послал за Кайтом.

Рвотный корень, примененный главным ловчим, подействовал, как ему и полагается, вот только помог ли — было не ясно. Дракон и говорить уже не мог, лицо его, даже губы, приобретали зеленоватый оттенок.

Принц, не помня себя от горя, сжимал его в объятьях, уговаривая:

— Перл, ты держись! Слышишь меня… Только держись! Ты же дракон, а драконы не сдаются! Твоим сородичам, сам черт — не брат! Они на смерть плевали и плюют! Так что ты давай, не уступай ей… Сражайся, дракон! Ты — дракон… самый настоящий дракон… Такое сердце еще поискать!

Его собственное сердце заходилось от боли: у него на руках умирал не просто последний дракон, легенда и сказка, — а нечаянный единственный друг, не пожалевший ради него жизни, не смотря на боль которую видел от него… Рука принца под тонкой тканью туники ощущала на груди дракона большой шрам от ожога: и запоздалый стыд — за клеймо, за клетку, за цепь и плеть в своих руках — пронзил его с особенной силой…

Где та неуловимая грань, когда даже дракон становится человеком, а человек — хуже зверя… Как часто мы сами губим то, что нам дороже… Как часто одним грубым прикосновением рушим неузнанное волшебство…

— Перл, ты только не умирай! Я найду тебе драконов, клянусь! Я тебя сам отведу к ним и заставлю их увидеть, что ты — самый лучший в мире дракон! Ты только живи, Перл!

Занимался рассвет. Соно медленно и осторожно, нехотя опустил на свою постель беспамятного дракона — тот еще дышал.

— Где мой брат? — сухо поинтересовался принц, выходя к ожидающим под дверьми его распоряжений придворным и слугам.

— Его Высочество принц Лист изволил отбыть еще вчера. Немедля — сочтя себя оскорбленным.

— Ах, оскорбленным… — протянул Соно и крикнул страшно, — Догнать! Взять! Сюда — к моим ногам — в цепях! Я вырву ему глаза, обрублю пальцы, вырежу язык — чтоб эта подлая тварь никогда не могла больше… не смела…

Принц задохнулся от распиравшего его бешенства.

— Вон!!! — заорал он на пеструю толпу, — Живо! Исполнять!

Удовлетворенно понаблюдав, с какой быстротой рассасываются лизоблюды всех мастей, он вернулся к дракону.

Поймав первый еще затуманенный взгляд, Соно чувствовал себя так, как будто рождался заново в этот миг. Испугавшись, что и это внимание дракон может понять превратно, — продолжением противостояния двух воль, всего лишь реализацией его властного «я не дам тебе умереть», Соно произнес слова, на которые не помышлял себя способным:

— Прости меня!

Дракон улыбнулся…

Оставив уснувшего Перла, принц снова потребовал к себе приближенных. Глядя в сторону, выслушал сообщение о том, что галера принца Листа уже в море, и с холодной и оттого еще более пугающей яростью, приказал:

— Снаряжайте флот на Соан! И на рассвете войска должны быть на марше к Убусари…

Слышавшие этот приказ принца, переменились в лице.

— Из-за дракона… мыслимо ли… — вырвалось вместо установленной фразы подчинения и исполнения у господина Юги.

Было достаточно одного короткого взгляда принца, что бы военоначальник осекся.

— Во-первых, отравить пытались меня, — вкрадчиво сообщил Соно, — А во-вторых, я ваш господин, и каждый, кто посмеет меня ослушаться, хотя бы в мыслях — будет немедленно казнен как изменник!

В своей победе Соно не сомневался, — он блокировал побережье и гонял несчастные, запущенные Листом войска по провинции, как зайцев. Временами даже забывая зачем все это, ради чего… Он был рожден для битв и с упоением сжимал в руке рукоять сабли, а не дурацкий веер! В сражении на реке Оку ему почти удалось схватить сводного братца, но кому-то тот еще был нужен: Соно в бешенстве наблюдал, как его увозят прочь на другой берег — в Хайин прямо у него из-под носа.