– Ай, какой зачет, какие пары, я себе белый яхта купил, отметить нада (когда Мурад был слегка нетрезв, в его речи прорезался сильный азиатский акцент).

Сальный взгляд 'царевича' влюбленно пожирал ладную фигурку девушки:

– И тебе подарок есть - специально для тебя из дома заказал, сегодня прислали - Мурад вытянул унизанную перстнями руку - меж его пальцев, сияя золотом и звеньями вставленных самоцветов, переливалась, словно живая, сапфировая змейка- браслет.

Весь напускной лоск и неприступность вмиг слетели с лица девушки: испустив счастливый визг, та кинулась на шею довольно усмехавшегося азиата:

–Мурадик!!! Милый!

Наблюдавший все это в открытое окно курилки огромный, браткового вида бритоголовый парень с толстенной золотой цепью на бычьей шее, покачав головой, мрачно сплюнул на пол:

– Понаехало тут зверья всякого, баб наших за цацки направо и налево имеют, а они, дуры, - рады стараться…

– Твою мать!!!

…Туарег, дымя резиной, и повизгивая на крутых поворотах, уже несся прочь, распугивая и заставляя шарахаться в стороны проходящих мимо студентов и степенно прогуливающихся старичков-преподавателей.

…Улыбающийся Мурад, под громкое, отдающее во внутренностях, уханье музыки, восторженно глядел на сидящую рядом с ним девушку, он до сих пор не в силах поверить, что эта роскошь принадлежит ему. И в самом деле: на первый взгляд, во внешности Лики не было ничего особенного - наоборот, многие земляки Мурада, мельком увидев ее на фотографиях, плевались: вот, мол, воистину, как говорят эти гяуры, любовь зла - тощая оглобля; мало того, что синеглазая (- Вай, дурной знак, каждый на востоке знает!), так еще и на полторы головы выше сына дражайшего Селима Ниязовича.

Длинноногая и голенастая, словно цапля, и, в свои восемнадцать лет, все еще по-мальчишечьи угловатая, с лицом, отличавшимся какой-то необычной, не от мира сего, далекой от азиатских стандартов красотой, она вызывала у его земляков, традиционных любителей роскошных женских форм, при заочном знакомстве, как минимум, сильное недоумение.

Но было при всем при этом в Лике Гжинской то нечто неуловимое, присущее лишь, безвозвратно вымершим в наше время, роковым женщинам из дореволюционных романов, да еще, быть может, холеным, жутко породистым кошкам, что заставляло практически всех мужчин, хоть немного лично пообщавшихся с нею, бросаться к ее ногам пачками.

От ощущения обладания чем-то недоступным большинству обывателей, гордую душу потомка одного из самых грозных и свирепых басмачей Туркестана, захватывало непередаваемое чувство лихой удали, заставлявшее все сильнее вжимать педаль в пол, мимо мелькали светофоры и перекрестки, Он счастливо улыбался, вдыхая дым раскуриваемого Ликой 'косячка'. Та же, потеряв под воздействием плавающего сизыми кольцами по салону дурмана, какое-либо чувство стыдливости, все сильнее прижималась к нему, жарко дыша в ухо и скользя руками по его торсу, опуская жадно шарящую руку все ниже и ниже, и, наконец, задержала ее на пряжке ремня…

…Когда сидящая рядом девушка склонила голову вниз, Мурад совсем потерял рассудок: ощутив смыкающиеся на своей плоти жаркие девичьи губы, он дико заревел и на секунду потерял управление ситуацией…

… Этого хватило, чтобы несущийся на скорости сто шестьдесят километров в час 'Туарег' на один миг вылетел на встречную полосу.

Последнее, что увидел в своей жизни содрогающийся от ужаса и оргазма Мурад - перекошенное от страха лицо водителя летящей им в лоб маршрутки…

Все Норны чудовищно огромного Храма Судьбы, как всегда, без устали плели свою ткань - на необъятных, грохочущих станках были растянуты гигантские полотна Судеб Миров, к ним тянулись мириады нитей от висящих в воздухе и с тонким жужжанием вращающихся разноцветных катушек. Иногда катушки сталкивались, нити, идущие от них, на какое-то время переплетались, а от места их пересечения отходила новая, тонкая, постепенно крепнущая нить, разматываемая с новой, возникающей ниоткуда катушки, и добавляющая свою нить в Узор Мира, либо несколько столкнувшихся катушек обрывали свои нити и падали на пол, увлекая за собой массу других. Время от времени на пол с тихим звоном падали катушки, с которых полностью смотались нити. Периодически от резкого толчка переплеталось слишком много нитей, и образовывался клубок, из которого дождем сыпались оборвавшие свои нити катушки. Вот тут Норны и применяли свои Ножницы - несколько своевременных щелчков острых лезвий - и начавший было образовываться клубок мягко падал вниз, успев накрутить лишь одну- две петли. От мастерства Норны зависело своевременное определение возможного места образования клубка и правильный выбор дозы вмешательства, такого, чтоб не потерять драгоценных ярких нитей, дающих основной узор, а так же не допустить уменьшение количества серых нитей основного полотна, на которое этот узор ложится.

Малютка Гретхен, называемая за глаза среди товарок еще и Дурочка Гретхен, за то, что однажды дозволила краснобайствующему проказнику Локи увлечь ее своими россказнями до такой степени, что упустила образование огромного клубка, в котором погибли практически все яркие нити ее Полотна, с завистью смотрела на огромное, ярко расцвеченное Полотно своей соседки Ирльхи:

– Стянуть бы хоть одну-единственную ниточку… - постоянно мечтала она, глотая слезы зависти при распутывании очередной блеклой нити на чахлой деревянной катушке.

– Ну, хоть на развод, но чтобы поярче да поцветастее…

Как видно, и у Богинь Судьбы есть свои небесные покровители: однажды Дурочке Гретхен несказанно повезло - Ирльха метнулась на дальний конец своего Полотна распутывать очередной огромный клубок (на большом Полотне и проблемы большие) а Гретхен, в это время, пока никто не видит, протянула ножницы к давно намеченной ярко-алой нити, вызывающей повсеместную зависть сестер лихими заворотами своего пестрого узора, и, схватив сразу пучок нитей, обрезала их…

Бережно перехватив украденные катушки с нитями, Дурочка рванула на самый дальний конец своего полотна, спеша пристроить поскорее украденное сокровище, пока никто не хватился.

В укромном уголке похитительница наконец-то смогла как следует рассмотреть свою добычу и взвыла: не все оказалось так прекрасно - вожделенная алая нить была намотана на полностью изломанную и практически непригодную катушку, все же остальные нити из пучка были не ярче ее собственных…

Тут Гретхен приняла решение, до которого не додумался бы и сам выдумщик Локи: резким движением лезвия споров тусклую нить с одной из украденных катушек, она перемотала алую нить на нее и, раскрутив в воздухе, вплела новую нить в свое Полотно, а на полу, под грохочущим станком, осиротело остались валяться похищенные катушки с блеклыми нитями, никому теперь не нужные…

…Вопль дико заоравшего водителя маршрутки разом подхватили и все сидевшие за его спиной пассажиры…

…Удар…

Хруст дробящихся под скрежет сминаемого металла, костей…

Тьма…

Холод…

Вспышкой появилось сознание…

Снова тьма…

Откуда-то издалека, на пороге людских чувств, словно с того света, доносится странный звон, лязг, людские крики, мычание, ужасный, истошный рев чего-то огромного, многоголосого, и мерный гул, напоминающий или рокот отдаленной лавины, или легкое землетрясение.

…Ощущение падения, словно проваливаешься в какой-то тоннель со стенами из мокрой, холодной мглы. Тоннель извивается, словно огромная, чудовищная кишка: от бесчисленных поворотов и извивов, проскакиваемых на огромной скорости, нападают приступы тошнотворного страха, дико кружится голова. Пытаюсь как-нибудь затормозить падение: ломая ногти, пробую ухватиться руками за стенки- руки по запястья проваливаются в бесплотный, но чем глубже, тем более сгущающийся туман.

Стены мгновенно твердеют, сходство с чьей-то огромной клоакой все сильнее; Пальцы, от холода превратившиеся в скрюченные когти, дерут в клочья стенки этого странного кишечника, на поднятое вверх лицо потоком хлещет черная, ледяная кровь… Пытаюсь заорать, но рот, едва открытый, тотчас же забивают безвкусные клочья содранной со стен плоти…