- Я высоко ценю великодушие Субудая, - сказал я, улыбаясь, - но еще более я благодарен вам, мой господин Чуцай.

Мои слова польстили ему.

- Запомните, любой щит хорош ровно настолько, насколько сильна рука, держащая его, - предостерег он. - У вас есть могущественный враг здесь, в Каракоруме. Так что будьте осторожны.

- Благодарю вас, мой господин. Я запомню ваши слова.

Во второй половине того же дня, когда Агла нервно металась по нашей хижине, а я пытался сконцентрировать свои мысли на том, что сказать Угэдэю, слуга принес мне новую одежду, в которой я должен был появиться перед лицом Великого хана. Подарок от Елю Чуцая.

Агла была восхищена.

- Ты выглядишь в ней как хан. Прекрасный, могучий хан.

Я улыбнулся ей, хотя движение лицевых мускулов и причинило ощутимую боль моему свежевыбритому лицу. Бритье при помощи каменного ножа и без горячей воды серьезное испытание для кого угодно.

От удовольствия Агла раскраснелась, как маленькая девочка, но все-таки не могла скрыть от меня все усиливавшегося беспокойства. Мы оба хорошо знали, что посетители шатра Великого хана иногда возвращались домой, отягощенные золотом, рабами и даже лошадьми, но не менее часто их уносили оттуда мертвыми, после того как расплавленное серебро заливалось им в уши.

- Ты должен быть очень осторожным, - в который раз предупреждала меня Агла, глядя на меня грустными, испуганными глазами.

- Обещаю, что в точности выполню все твои наставления.

- Прислушивайся к словам Елю Чуцая. И ни в коем случае не показывай им свою силу, иначе ты просто испугаешь их.

- Как ты думаешь, Ариман тоже будет присутствовать?

Ее огромные серые глаза еще больше расширились от страха.

- Не знаю. Может быть.

Раздался повелительный стук в дверь.

- В независимости от того, будет он там или нет, мне пора идти, сказал я, - пришли охранники, чтобы отвести меня в шатер Великого хана.

- Как бы я хотела пойти с тобой, - прошептала Агла, обнимая меня.

- Все будет хорошо, - пообещал я.

Поцеловав ее на прощание, я открыл дверь. Четверо воинов из личной охраны Великого хана стояли на пороге.

Еще раз улыбнувшись Агле, я последовал за стражниками. Когда я в последний раз оглянулся назад, она еще стояла на пороге, наблюдая, как мы медленно пересекали площадь.

Я прошел между двумя кострами и терпеливо постоял перед входом в шатер, пока воины обыскивали меня. Надо сказать, свое дело они знали. От их взгляда, наверное, не ускользнула бы и булавка, окажись таковая при мне. Наконец мне было разрешено войти в шатер. Четверо воинов, двое впереди, двое сзади, сопровождали меня. Так встречали либо почетных гостей, либо особо опасных пленников. Очевидно, Угэдэй и его советники так окончательно и не решили, к какому сорту людей меня следует отнести.

Шатер был огромен. Такого мне еще не приходилось видеть. Персидские и китайские ковры устилали пол. Гобелены и шелковые ткани закрывали войлочные стены. Сбоку от входа находился длинный серебряный стол, заставленный сосудами с кобыльим молоком, блюдами с фруктами, мясом и солью - символ гостеприимства у кочевников. По всему периметру шатра, на расстоянии примерно шага один от другого, стояли личные телохранители Великого хана. В глубине на невысоком помосте под балдахином сидел сам Угэдэй, Великий хан монголов. Слева от него разместились шесть молодых, блиставших красотой любимых жен Кагана, а справа человек двенадцать высших военачальников и чиновников империи, среди которых находился и Елю Чуцай. Одетый в роскошный голубой халат, расшитый золотом, он стоял рядом с троном Угэдэя, чуть позади него. Аримана среди них не было. Это показалось мне хорошим знаком.

Все сидели тесным полукругом на коврах и шелковых подушках. Один Угэдэй сидел выше других на золотом троне, вывезенном еще его отцом из дворца китайского императора. Это был плотный, коренастый человек лет пятидесяти, с открытым круглым лицом. В правой руке он держал золотой кубок, инкрустированный драгоценными камнями. За его спиной стоял мальчик-китаец с золотым кувшином, полным вина.

Воины остановились, не доходя трех шагов до помоста. Следуя избранной мной роли посла, я не собирался падать ниц перед Угэдэем и ограничился лишь низким поклоном.

- Великий хан, - произнес Елю Чуцай, - этот человек и есть Орион, посол из страны, лежащей далеко на западе, от которой нас отделяют горы, равнины и Великое море.

Угэдэй махнул рукой, и мальчик с кувшином торопливо наполнил его кубок. Великий хан сделал большой глоток, облизал губы и бросил на меня любопытный взгляд. Осмотрев меня с ног до головы, он неожиданно оглушительно рассмеялся.

- Вы только посмотрите, - воскликнул он, указывая на меня пальцем, - да на нем нет сапог.

17

Немедленно все монголы, находившиеся в шатре, присоединились к смеху своего повелителя. Не смеялся один Елю Чуцай, чье обычно невозмутимое лицо выглядело на этот раз смущенным и расстроенным.

На мне все еще оставались мои старые, изношенные сандалии, выглядевшие в глазах монголов совершенно нелепыми в сочетании с роскошной экипировкой, которую прислал мне старый мандарин. Разумеется, его подарок включал и кожаные сапоги, но они, по обыкновению, оказались слишком малы для меня. Правда, и вся остальная одежда была мне маловата, но путем различных ухищрений мне удалось кое-как напялить ее на себя. С сапогами этот номер не прошел.

Угэдэй едва не зашелся от смеха. Остальные придворные, в меру своих способностей, старались не отстать от своего властелина. У меня закралась крамольная мысль, что Великий хан был уже достаточно пьян еще до того, как я появился на пороге шатра, этот факт и послужил единственной причиной столь неудержимого приступа веселья. Со своей стороны я не видел ничего смешного в том, что произошло.

- Никогда мне еще не приходилось видеть колдуна в столь странной обуви, - все еще давясь от смеха, смог наконец произнести Угэдэй.

Это замечание Великого хана вызвало новый взрыв общего смеха, который затянулся на несколько минут.

Несмотря на смущение, я почувствовал и известное облегчение. По-видимому, Великий хан был не склонен серьезно воспринимать возводимые против меня обвинения. Люди редко смеются до упаду, глядя на возможного убийцу или злого демона. Наконец Угэдэй более или менее успокоился, и в шатре вновь воцарился относительный порядок. Телохранители, веселившиеся вместе с придворными, снова замерли. Елю Чуцай продолжал бесстрастно смотреть в пространство мимо меня.