Дико заржав, она взвилась на дыбы. Всякий, кроме разве что монгола, тут же оказался бы на земле. Угэдэй выронил поводья, которые он беспечно держал в левой руке. Фляжка, описав в воздухе широкую дугу, упала на землю. Но сам хан, ухватив лошадь за гриву, сумел удержаться в седле.

То, что произошло, я увидел краем глаза, хотя все мое внимание было сконцентрировано на вепре. Я видел его красные, налитые ненавистью глаза и даже клочья пены, падавшие с кинжалоподобных клыков. Бестия неслась прямо на Угэдэя, стремясь расправиться с ним в отместку за все пережитые страхи и унижение. Моя собственная лошадь, испуганная не меньше, чем конь хана, попыталась выбросить меня из седла, поэтому мне не удалось остановить кабана ударом копья.

Не колеблясь ни секунды, я соскочил на землю, отбросив бесполезное теперь копье, и выхватил из-за пояса дамасский кинжал. В прыжке, достойном футболиста-профессионала, я ударил животное сбоку, чуть позади правого уха. Мы оба покатились по земле. Сжимая горло бестии левой рукой, я продолжал наносить удар за ударом. За спиной я слышал стук копыт и храп испуганных лошадей, но у меня не было времени обращать внимание на подобные мелочи.

Наконец вепрь вытянулся и затих, придавив меня к земле всем весом своей колоссальной туши. Я с трудом встал на затрясшиеся от внезапно нахлынувшей слабости ноги. Около дюжины монгольских всадников окружили меня, держа пики наперевес, готовые добить животное, если бы оно проявило признаки жизни. Еще несколько воинов с натянутыми луками ждали чуть поодаль. Среди них был и Угэдэй. Некоторое время все молчали. Я выплюнул грязь и траву, набившиеся мне в рот, и отряхнулся. Побаливало правое плечо, но все кости были, по-видимому, целы.

- Человек с запада, - услышал я голос Угэдэя, - так вот как твой народ охотится на кабанов у себя на родине?

Напряжение разом спало. Послышался смех. Я тоже рассмеялся, хотя и не понимал причины всеобщего веселья. Если бы я был лучшим наездником, вероятно, мне не пришлось бы прибегать к столь крутым мерам и рисковать без нужды собственной жизнью. Мальчик-монгол подвел моего коня, и я вспрыгнул в седло. Довольный Кассар оскалил зубы, что, по-видимому, должно было означать у него приветливую улыбку. Убитый им ранее волк лежал сейчас поперек седла. Я придержал своего жеребца, давая Кассару возможность занять привычное место, по правую руку от его царственного дяди.

- Нет, - остановил меня Угэдэй, - оставайся рядом со мной на тот случай, если нам встретятся другие кабаны.

Я поклонился в знак признательности и улыбнулся Кассару, который воспринял этот жест Великого хана с очевидным неудовольствием.

Подобно дружбе, скрепленной на поле брани, узы, связывавшие меня и Угэдэя, еще более окрепли в этот день. Мы оставались рядом до конца охоты, закончившейся, как и предполагалось, поголовным уничтожением всех оказавшихся внутри круга животных.

На следующий день мы вернулись в Каракорум. Позади нас на добрую милю растянулся обоз из повозок, на которых были навалены туши убитых животных - зайцев, белок, антилоп, кабанов и волков.

Угэдэй становился все более мрачным, по мере того как мы приближались к его столице. Не берусь судить, что было тому причиной, но от его недавнего беззаботного настроения не осталось и следа. Когда мы достигли окраин Каракорума, он выглядел усталым и подавленным. Я, со своей стороны, не мог не задуматься о неминуемой встрече с Ариманом, в результате чего к концу пути выглядел не менее озабоченным, чем сам Угэдэй.

- Мой повелитель, Великий хан, - обратился я к нему, когда мы достигли окраин Каракорума, - настало время поговорить об Аримане.

- Ты собираешься убить его?

- Да, если ничего другого мне не останется.

Угэдэй отрицательно покачал головой.

- Нет, я не допущу нового кровопролития, мой друг с запада. И прошу тебя не вынуждать меня прибегать к крайним мерам.

- Он так нужен вам, Великий хан?

Если Угэдэй и был удивлен моей осведомленностью, то, во всяком случае, не показал этого.

- Этот человек дает мне лекарство, помогающее уснуть, всего-навсего, объяснил он, невесело усмехаясь.

- А вы не подумали, Великий хан, что в его намерения может входить заставить вас уснуть навеки?

- Ты говоришь о яде? - Угэдэй повернулся в седле, не в силах на сей раз скрыть своего изумления.

Он не ответил на вопрос, только посмеялся над моими словами, словно счел их необычайно удачной шуткой.

Я сам был, пожалуй, не менее удивлен его реакцией и попытался вернуться к интересующей меня теме, но Угэдэй был не склонен продолжать разговор. Очевидно, хан уже принял решение и не собирался отступать от него.

Было уже за полночь, когда мы остановили наших лошадей перед шатром Великого хана. Многочисленные слуги кинулись освобождать от поклажи тяжело нагруженные повозки.

Появился Елю Чуцай с докладом о важнейших событиях, случившихся во время отсутствия Великого хана. Дела огромного государства не могли ждать.

Я окинул взглядом собравшуюся толпу в надежде увидеть лицо Аглы, но ее нигде не было видно.

"Вероятно, она решила подождать меня дома", - решил я.

Огромного кабана, убитого мной, преподнесли мне в качестве подарка Великого Хана, и сейчас несколько слуг торопливо свежевали его. Учитывая размеры животного, нам с Аглой должно было хватить его мяса на много недель.

Аримана я также нигде не увидел, но я и не рассчитывал найти его среди толпы праздных зевак. По моим расчетам, он скорее всего должен попытаться увидеть Угэдэя поздно ночью, когда простые смертные предпочитают отдыхать после трудного дня.

Наконец Великий хан разрешил своей свите удалиться. Я одним из первых покинул его и, добравшись до своего жилища, откинул кожаную занавеску, ожидая найти Аглу, встречавшую меня на пороге.

Я ошибся. Тщетно обыскав две наши маленькие комнаты, я понял: произошло то, чего я все время опасался. Агла исчезла.

20

Я не колебался ни секунды. События минувших суток отчетливо встали перед моими глазами, словно я сам был их свидетелем. Выскочив из дома, я бросился бежать по кривым улочкам Каракорума в направлении логова Аримана.