Меня частенько (к огромному моему удивлению) обвиняют в том, что я пишу с юмором. О, я, конечно, пытаюсь, но очень осторожно, и мне долго казалось, что никто этого не замечает.

Дело в том, что юмор не имеет четких критериев. Можно сочинить загадочный рассказ и не дотянуть до нормы; тогда у вас получится сравнительно загадочный рассказ. По аналогии, можно написать сравнительно романтический рассказ, сравнительно интересный, сравнительно жуткий и даже сравнительно научно-фантастический рассказы.

Но что получится, если вам не удастся юмористический рассказ? Выйдет ли в результате нечто сравнительно смешное? Конечно, нет! Сравнительно смешное замечание, не совсем остроумная реплика и недостаточно ироничный эпизод на деле соответственно означают: скучное замечание, глупая реплика и нелепый эпизод.

Так вот, стал бы я палить навскидку, имея перед собой цель размером с беличий глаз? Разумеется, нет! Я фантастически отважен, но я не идиот.

Поэтому в своих рассказах я лишь изредка пытался острить и старался делать это очень мягко и ненавязчиво (как в "Здесь нет никого, кроме..." В тех редких случаях, когда я специально хотел написать смешную вещь, результат меня не удовлетворял.

Поэтому я стараюсь, чтобы основной фон моих рассказов оставался суровым и мрачным (что вы, наверное, уже успели заметить).

При этом я не могу совершенно отказаться от желания пошутить. Однажды по настоянию мистера Бушера я попробовал себя в пародии на Гилберта и Салливана и наконец (во всяком случае мне так показалось) попал в точку. Перечитав рассказ, я хохотал до упаду.

Вот оно. Я нашел свое юмористическое амплуа. Для того чтобы писать смешно, мне надо было усвоить псевдовозвышенный викторианский стиль. Дальше все шло как по маслу.

Только не подумайте, что я тут же ринулся в научную фантастику свежеоперившимся юмористом. Вовсе нет. Я стараюсь держать юмор на прежнем уровне и храню серьезность и мрачность. До сих пор у меня получалось неплохо.

Как бы то ни было, с середины шестидесятых я взялся за серию юмористических статей для "ТВ гида", где практикую исключительно этот вид юмора. Мне статьи нравятся. (Временами приходится бесхитростно заявлять, что мне нравится собственная писанина. А почему бы и нет? Как можно тратить по семьдесят часов в неделю на писание и сопутствующее чтение и при этом еще не любить то, что пишешь? Оставьте!..)

Ну и последнее, что касается "Современного волшебника"... Совершенно не обязательно вначале читать "Волшебника" Гилберта и Салливана, но, если вы его прочтете, мой рассказ покажется смешнее.

Меня всегда удивляло, что Николас Найтли, будучи мировым судьей, оставался холостяком. Атмосфера его профессии просто предполагала супружество, даже не верилось, как ему до сих пор удавалось избежать сладких уз Гименея.

Несколько дней назад я высказал это соображение в клубе за бокалом джина с тоником, и Николас со вздохом ответил:

– Совсем недавно я едва не попался.

– Вот как?

– Очаровательная молодая девушка, ласковая, умная, чистая и поразительно страстная, способная разжечь огонь в сердце даже такого старого пня, как я.

– Как же вы могли ее упустить? - спросил я.

– У меня не было выбора, - кротко улыбнулся он, и его мягкая розовая физиономия, мягкие седые волосы и мягкие голубые глаза придали ему почти святое выражение. - Видите ли, это была скорее вина ее жениха...

– Вот оно что. Она была помолвлена с другим?

– ...и профессора Веллингтона Джонса, который, будучи эндокринологом, являлся также современным волшебником. По сути дела, вышло так... - Николас вздохнул, пригубил свой напиток и улыбнулся широко и добродушно, как человек, собирающийся сменить тему разговора.

– Подождите, старина Найтли, - твердо сказал я. - Вы не можете так просто махнуть рукой на то, что юная соблазнительница сделала вам ручкой.

Он поморщился моему каламбуру (который, должен признаться, стоил мне немалых усилий) и заказал еще порцию спиртного.

– Некоторые детали, - произнес он наконец, - я узнал гораздо позже.

Профессор Веллингтон обладал выдающимся носом, искренними глазами и удивительным даром заставлять одежду казаться на нем слишком большой.

– Любовь, дорогие мои дети, - изрек он, - дело химии.

Дорогие его дети на самом деле детьми ему вовсе не приходились, а были его студентами по имени Александр Декстер и Алиса Сэнгер. Судя по тому, как они прижимались друг к другу и держались за руки, Александр и Алиса приняли добрую порцию химикатов. На двоих им было около сорока пяти, количество прожитых лет распределялось почти поровну.

Александр Декстер воскликнул:

– Vive la chemie!⁽¹⁾

Профессор Веллингтон осуждающе улыбнулся и добавил:

– Или эндокринологии. В конечном итоге наши эмоции зависят от гормонов, поэтому не удивительно, что следует особо стимулировать чувство, которое мы называем любовью.

– Это так не романтично, - пробормотала Алиса. - Я уверена, что мне не нужна никакая стимуляция. - Она преданно посмотрела на Александра.

– Дорогая моя, - произнес профессор, - гормоны проникли в ваш кровеносный поток, и вы, как принято говорить, влюбились. А выделение оных было стимулировано... - будучи высокоморальным человеком, профессор запнулся, подбирая нужное слово, - факторами окружающей среды и прежде всего присутствием вашего молодого человека. Дальше все пошло по инерции. Я могу легко продублировать этот эффект.

– Отлично, профессор! - с мягкой нежностью воскликнула Алиса. Мне будет очень приятно, если вам это удастся. - При этих словах она игриво стиснула руку Александра.

– Я не собираюсь, - профессор кашлянул, скрывая смущение, - лично воспроизводить или дублировать условия, которые привели к образованию гормона. Я хотел сказать, что могу ввести вам уже готовый гормон. Хотите подкожно, хотите орально. Гормон является стероидом. Мне, видите ли, - тут профессор снял очки и гордо протер стеклышки, удалось получить его в чистом виде.

– Вот это да! - Александр резко выпрямился. - И вы ничего никому не сказали?

– Вначале я должен сам все изучить.

– Выходит, - пролепетала Алиса, и ее очаровательные карие глазки засветились радостью, - вы можете заставить людей испытать неземное наслаждение и божественную нежность истинной любви при помощи... таблеток?

– Да, я легко могу вызвать эмоции, которые вы описали столь слащавыми терминами.

– Тогда почему вы этого не делаете?

– Подожди, дорогая, - поднял руку Александр. - Тебе мешает твоя страстность. Наше счастье и предстоящая свадьба заставили тебя забыть о некоторых особенностях человеческого существования. Представь, что по ошибке этот гормон примет женатый человек...

– Позвольте мне сразу, объяснить, - несколько высокопарно провозгласил профессор, - мой гормон, или, как я его называю, аматогенический состав... (Профессор, как и многие практические ученые, весьма ценил изысканную красоту классической филологии.)

– Назовите его лучше любовным зельем, - томно вздохнула Алиса.

– Мой кортикальный аматогенический состав, - строго повторил профессор Джонс, - не действует на женатых людей. Гормон теряет свои свойства, если на него влияют посторонние факторы, а семейное положение является, безусловно, фактором, отрицательно воздействующим на любовь.

– Я тоже об этом слышал, - мрачно произнес Александр, - но намерен оспорить это грубое утверждение в отношении Алисы.

– Александр, - прошептала Алиса. - Любовь моя.

– Я имел в виду, - уточнил профессор, - что семейная жизнь отрицательно влияет на внебрачные чувства.

– Как сказать, - проворчал Александр, - мне приходилось слышать и обратное.