– Черт тебя возьми! Будь ты проклят! Кто, ты думаешь, ты такой? Ты считаешь себя слишком гениальным для этого здания? Хочешь, чтобы я стыдился его? Ты отвратительный, тщеславный ублюдок! Кто ты такой? У тебя не хватает ума признать себя неудачником, недоучкой, нищим! И ты еще берешься судить! Ты один против всей страны! Против всех! Почему я должен тебя слушать? Я не боюсь тебя! Ты не можешь мне ничего сделать! За меня весь мир! Не смотри на меня так! Я всегда ненавидел тебя! И всегда буду! И когда-нибудь я растопчу тебя, клянусь, я это сделаю!

– Питер, – сказал Роурк. – Зачем так выдавать себя?

Питер задохнулся. Он в изнеможении повалился на стул, свесив по бокам руки.

Наконец, он поднял голову и спросил:

– Господи, Говард, что я тут наговорил?

– Тебе лучше? Ты можешь идти?

– Говард, прости меня. Я потерял голову. Я просто устал. Я не хотел обижать тебя. Я не знаю, почему я говорил все это.

Он взял чек, зажег спичку и сжег его.

– Говард, давай забудем все. Если хочешь, я извинюсь.

– Тебе сейчас лучше уйти.

Выйдя за дверь, Китинг почувствовал облегчение. Он теперь точно и определенно знал, что ненавидит Роурка. Он уже не сомневался в этом. Он ненавидит Роурка. Почему? Неважно, почему. Важно, что он должен его ненавидеть. Ненавидеть слепо, терпеливо, беззлобно. Только ненавидеть и никогда ничего не забывать. Никогда.

Вейдлер, наконец, сообщил Роурку, что после долгой борьбы его проект принят, и он должен явиться на заседание правления компании.

Когда он пришел, ему предъявили одно условие: фасад здания должен быть слегка изменен. Спереди должен быть надстроен дорический портик, а на фасаде должны быть традиционные греческие украшения.

Роурк говорил долго. Он объяснял, почему его здание не может быть украшено в классическом стиле. Он объяснил, что честное здание, как и честный человек, должно быть цельным, и что одна маленькая фальшивая деталь может убить всю идею, лишить творение жизни. Роурк отказался изменять проект своего здания.

– О, господи! – воскликнул Вейдлер. – Вы понимаете, от какого выгодного заказа вы отказываетесь? Вы молоды. У вас никогда больше не будет такого случая. И вам нужно это сейчас! Я-то знаю, как вам это нужно!

Роурк собрал чертежи и вышел.

Он вернулся в свою контору, забрал все чертежные принадлежности, запер дверь и отдал ключ владельцу дома. Он заявил, что закрывает свою контору. Он отнес все вещи домой и отправился к Майку.

– Нет? – сразу понял Майк.

– Нет, – сказал Роурк.

– Что случилось?

– Я расскажу тебе как-нибудь в другой раз.

– Сволочи!

– Ничего, Майк.

– Как же теперь с конторой?

– Я закрыл ее.

– Навсегда?

– На время.

– Черт бы их всех побрал, Рыжий!

– Хватит, Майк. Мне нужна работа. Ты можешь мне помочь?

– Я?

– Я никого не знаю из строителей. Не знаю, кто бы мог меня взять. А ты их всех знаешь.

– Каких строителей? О чем ты говоришь?

– Я говорю о стройках. Я работал на них раньше.

– Ты имеешь в виду – простым рабочим?

– Да.

– Ты с ума сошел! Ты просто идиот!

– Кончай, Майк! Ты найдешь мне работу?

– Но какого черта?! Ты можешь найти себе хорошую чистую работу где-нибудь в архитектурном бюро.

– Я не хочу, Майк. С меня хватит!

– Почему?

– Я не хочу прикасаться к их чертежам. Не хочу видеть их. Я не хочу помогать им делать то, что они делают.

– Ты можешь найти работу в другой области.

– На хорошей чистой работе я должен буду думать. Я не хочу думать. Не хочу думать, как они. Куда бы я ни повел, это значило бы быть с ними. Я хочу такую работу, где мне не надо было бы думать.

– Архитекторы не работают просто рабочими.

– Это все, что этот архитектор может делать сейчас.

– Ты мог бы изучить что-нибудь за короткий срок.

– Я не хочу ничего изучать.

– Ты хочешь, чтобы я устроил тебя где-нибудь здесь, в городе?

– Именно.

– Не, катись к черту! Я не могу! Я не сделаю этого!

– Почему?

– Рыжий! Ты хочешь, чтобы все эти сволочи видели, до чего ты докатился? Чтобы эти сукины дети знали, до чего они тебя довели? Чтобы они все злорадствовали?

Роурк засмеялся.

– Мне наплевать на них, Майк. Почему это тебя так трогает?

– Ну а я не позволю тебе сделать из себя посмешище! Не доставлю им такого удовольствия!

– Майк, – мягко сказал Роурк. – У меня нет другого выхода.

– Черта с два! Есть! Я тебе еще раньше предлагал! И теперь ты будешь слушать, что тебе скажут умные люди. У меня есть деньги на первое время…

– Майк, если ты еще когда-нибудь предложишь мне деньги, нашей дружбе конец.

– Но почему?

– Не спорь, Майк.

– Но…

– Я прошу тебя о гораздо большей услуге. Я хочу эту работу. Ты не должен меня жалеть.

– Но… что будет с тобой, Рыжий?

– Когда?

– Я имею в виду твое будущее.

– Я накоплю денег и начну все сначала. Или, может быть, кто-нибудь пошлет за мной еще раньше.

– Ладно, Рыжий. – согласился Майк.

После долгого молчания он сказал:

– Я не стану искать тебе работу в городе. Я не могу. У меня все внутри переворачивается при этой мысли. Но я найду тебе что-нибудь в этом духе в другом штате.

– Хорошо. Что угодно. Мне безразлично.

– Я знаю, что у этого негодяя Франкона есть каменоломни в Коннектикуте. Я когда-то у него работал. У меня там есть знакомый подрядчик. Он сейчас здесь, в городе. Ты когда-нибудь работал в карьере?

– Один раз. Давно.

– Думаешь, тебе это подойдет?

– Вполне.

– Я скажу ему, что ты мой друг. И больше ничего.

– Спасибо, Майк. – Майк потянулся за своим пальто, но внезапно снова обратился к Роурку:

– Рыжий…

– Все будет хорошо, Майк.

Через два дня Роурк уехал в Коннектикут.

В тот же вечер в ресторане «Стар Руф» состоялся банкет в честь назначения Питера Китинга компаньоном Гая Франкона. Питер произнес речь:

– Мы все, собравшиеся здесь, служим одной великой цели. Может быть, самой великой и благородной. Мы многое достигли, и, может быть, часто ошибались. Но мы всей душой стремимся проложить путь нашим потомкам. Все мы лишь простые смертные, и мы только пытаемся нащупать этот путь. Но все лучшее, что в нас есть, мы отдаем поискам истины. Все, что есть в нас возвышенного, мы посвящаем этой задаче – найти правду. Это великая задача! За будущее американской архитектуры!