– Вы тоже так сделали в свое время?

– Самонадеянный нахал! Какое право вы имеете сравнивать?… – Он остановился, увидев, что Роурк улыбается.

И вдруг он тоже улыбнулся. Это было самое тягостное зрелище, которое Роурку когда-либо приходилось видеть.

– Нет, – мягко сказал Камерон. – Этот номер не пройдет. Ну, что ж, вы правы. Вы знаете себе цену. Но я хочу поговорить с вами. Я не знаю, как убедить вас. Я не знаю, как убедить вас. Я…

– Вы напрасно тратите время.

– Не грубите. Вы должны выслушать меня. Вы будете слушать и молчать?

– Да.

– Из всех архитекторов я последний, к кому вы должны были придти. Я совершу преступление, если буду держать вас здесь. Я не смогу помочь вам. Вместо того я буду толкать вас в том же направлении. Из-за меня вы останетесь таким же, какой вы сейчас, а это будет для вас гибелью. Через месяц я не смогу отпустить вас. Поэтому не спорьте со мной и уходите сейчас, пока еще не поздно.

– Вы думаете, я смогу? Нет, нам с вами уже поздно что-либо менять. Собственно, для меня было поздно уже 12 лет назад.

– Попытайтесь, Роурк. Многие возьмут вас, несмотря на то, что вас исключили из института. Я вас рекомендую. Они могут смеяться надо мной за моей спиной, но они всегда готовы украсть у меня идею и прислушиваются к моему совету. Я дам вам письмо к Гаю Франкону. Он когда-то у меня работал. Я, кажется, его выгнал, но это не имеет значения. Идите к нему. Вам сначала у него не поправится, но потом вы привыкнете. А через много лет скажете спасибо мне.

– Зачем вы мне все это говорите? Ведь это не то, что вы хотите сказать. И не то, что вы сами сделали.

– Поэтому я и говорю вам об этом. Именно потому, что сам я сделал по-другому. Послушайте, Роурк. В вас есть одна вещь, которой я ужасно боюсь. Это не то, что вы делаете. Я бы не возражал, если бы вы были обыкновенным экзибиционистом и старались привлечь к себе внимание. Нет, дело совсем в другом. Вы любите свою работу. И в этом весь ужас. Скоро они поймут это. И тогда вы в их руках… Вы когда-нибудь обращаете внимание на людей, идущих по улице? Вы не боитесь их? Я боюсь. Они проходят мимо вас, на голове у них шляпы, а в руках свертки. Их сущность в том, что они ненавидят тех, кто любит свою работу. Вы раскрываете себя для каждого их них в отдельности и для всех вместе.

– Но я никогда не замечаю людей на улице.

– Вы видите, что они сделали со мной?

– Я знаю только, что вы их не боялись. Почему же вы хотите, чтобы я их боялся?

– Именно поэтому. – Он наклонился вперед, стиснув кулаки. – Роурк, вы хотите, чтобы я это произнес? Вы жестокий человек. Ладно, я скажу: вы хотите кончить так, как я? Хотите быть тем же, что я сейчас?

Роурк встал и подошел к окну.

– Если, – сказал он, – к концу своей жизни я буду таким, какой вы сейчас здесь, в этой конторе, я буду считать это честью, которой я не заслужил.

– Сядьте! – закричал Камерон. – Я не терплю позерства!

Тут только Роурк заметил, что он стоит, и удивился: – Простите, я не заметил, что я встал.

– Садитесь и слушайте! Это, конечно, очень мило с вашей стороны. Но вы ничего не понимаете. Я думал, что нескольких дней будет достаточно, чтобы все ваше геройство с вас слетело. Оказывается, этого было мало. И вот вы стоите здесь и думаете: «Какой герой этот старый Камерой, какой благородный борец и великомученик». И вы готовы умереть со мной на баррикадах и всю жизнь питаться в дешевых харчевнях. Я понимаю, что для вас все это выглядит чистым и красивым, в вашем «преклонном» возрасте 22 лет. Но вы знаете, что это такое? 30 лет борьбы. Это только звучат красиво. А вы знаете, сколько дней в 30 годах? А что происходило в каждый из этих дней? Я расскажу вам, потому что хочу, чтобы вы знали, что вас ждет. Будут моменты, когда вы посмотрите на свои руки, и вам захочется раздробить их, потому что они будут напоминать вам о том, что они могли бы сделать и чего вы их лишаете, не давая им работы, и вам станет постыло ваше живое тело, потому что где-то в чем-то оно предает ваши руки.

Наступит день, когда, войдя в автобус, вы не сможете уплатить 10 центов, потому что у вас их не будет, и вы будете чувствовать, что вы ничтожество, что кондуктор смеется над вами, что у вас на лбу написано то, за что вас так ненавидят. Придет время, когда вы будете стоять в углу зала и слушать какого-нибудь оратора, который будет говорить о зданиях, о вашей любимой работе, и то, что он будет говорить, вызовет у вас желание раскроить ему череп. И тут вы услышите аплодисменты, и вам захочется выть, потому что вы перестанете понимать, происходит ли это во сне, или наяву, находитесь ли в комнате с пустыми черепами, или кто-то только что выпотрошил мозги из вашего собственного черепа. Ну что, вам мало этого? Ну, что ж… Наконец, наступит день, когда перед вами будет лежать законченный проект дома, перед которым вам самому захочется преклонить колени – вам даже не поверится, что это сделали вы. Вам будет казаться, что жизнь прекрасна, что в воздухе пахнет весной, что вы любите всех людей, потому что на земле нет зла.

И вы будете уверены, что первый, кто увидит ваш проект, не сможет устоять, чтобы не осуществить его. Но вы зря обольщаетесь. В дверях вашей квартиры вас остановит человек, который пришел, чтобы отключат у вас газ. Все это время вы жили впроголодь, так как надо было экономить деньги, чтобы закончить проект, но все же вам приходилось время от времени что-то готовить. И вот вы не заплатили за газ. Ну, ладно, это еще пустяки. Но вот вы приходите в контору со своим чертежом, и вам самому станет противно, когда вы услышите свой просящий, умоляющий голос. Презирая себя за это, вы будете лизать их ноги. Но вам будет равно, лишь бы вам дали возможность построить это здание. Вы будете готовы вывернуться наизнанку, лишь бы они увидели, что у вас внутри. Потому что вы будете думать, что если они увидят это, они обязательно разрешат вам строить. Но человек, к которомy вы пришли, скажет, что он сожалеет, но заказ уже отдан Гаю Франкону. И вы пойдете домой. И будете делать, знаете что? Вы будете плакать. Плакать, как женщина, как пьяница, как животное. Вот ваше будущее, Говард Роурк. Вы хотите этого?

– Да. – сказал Роурк.