- Сюжет, - сказал я. - С меня пиво. Имечко не запомнили?

- А нам память ни к чему, у нас картотека. Джейн, милочка, принеси карточку того черного папы, его еще звали так забавно...

- Джон-Джейкоб Смит, - сказала красивая Джейн. - Шестнадцатый отряд разведчиков, южная граница первого региона, поселок Веселая Собака.

- Вы сказали "черный папа" - он негр, что ли?

- Великолепный негритянище, я бы не удивился, если бы ему добрая сотня отбарабанила.

"Мы, собравшиеся здесь, - мужчины и женщины, белые и черные"... Черные. Джон-Джейкоб Смит... Жан-Жак!

Ох, как это все походило на правду!

11

Собаки в поселке Веселая Собака были грустные. Лежали под сваями домиков в тени, распластав хвосты по серой пыли.

Отец рассказывал, что, когда на Руссо завезли собак, они в первое время рычали, лаяли и выли без передышки. Их земной ум не мог примириться с местной фауной - шестиногой, и когда они стаей загоняли маленького безобидного длинноухого олешка и тот, припав на четыре копытца - средние и задние, в ужасе отмахивался от них передними, то даже бравые псы-вожаки отшатывались и пускались наутек.

Наши собаки жмутся к жилью, для охоты они непригодны Знаменитый зверолов и зоолог Спаркс носится с идеей приручить черного коня - не для вьючной работы, а именно чтобы охотиться с человеком (я у него на сей счет брал интервью), но это, по-моему, невозможно. Во всяком случае, хрип и зубовный скрежет табуна, в котором низкорослая самочка достигает трех метров в холке - самая кровь леденящая музыка нашей планеты.

Поселок был по-дневному пуст. Издалека - оттуда, где синел лес, - слышался грохот механизмов. Я свистнул, и тотчас послышался ответный свист. С высокого порога ближнего домика спрыгнул мальчик в разведчицкой шляпе набекрень.

- Вы кто?

- А ты кто?

- Я на вахте.

Это был подлинный юный переселенец, независимый, уверенный и настороженный, в комбинезоне на голом коричневом теле. Точь-в-точь я десять лет назад в шестом, отцовском отряде.

- Мне нужен Джон-Джейкоб Смит. Старый негр. Знаешь такого?

- Знаю. Это повар. Только вы ему кто? У него никого нет родных.

- Я из газеты, - проговорил я заветную фразу, которая все и всем всегда объясняла.

- О! Послушайте, ведь у "Скорунды" с "Валендией" будет переигровка, верно? У нас сломался приемник.

- Конечно, будет, - сказал я. - Послушай, а какой он - Джон-Джейкоб Смит? Добрый, сердитый?.. Он старик, он много, наверное, историй знает...

- Может, и знает, но вам из него их не выкачать. Он молчит и рисует на песке цифры

- Что рисует?

- Всякие цифры и значки. Он не злой, но и не добрый. Не знаю какой. Просто старик, который молчит. Его кухня во-он там - вправо от опушки, возле ручья.

Опушка сельвы была искорежена исполинскими вывороченными пнями, ямами и следами гусениц. Сине-зеленая чаща трещала и рушилась в полусотне метров отсюда. Хижина притулилась к сизому стволу прекрасного пальмового клена, который разведчики пощадили, обрубив только нижние ветки, чтобы какое-нибудь шестилапое не обрушилось ненароком на крышу. В огромном медном котле, висящем над костром, аппетитно скворчало. Я присел на полированный обрубок - давно он, видно, служил табуретом. Возле него на песке, перемешанном с пеплом, было и вправду что-то начерчено.

Я вгляделся.

Это был интеграл вероятности Гаусса, именно он, - я же в техническом полгода оттрубил, прежде чем сбежать в репортеры.

Старый повар на досуге развлекался высшей математикой.

...Смит показался снизу, от ручья. Он нес ведро с водой, и только когда приблизился, я понял, что передо мной великан - согнутый, скрюченный, но великан. Я смотрел прямо на него, а он меня словно не видел. Темно-бронзовая кожа его лица обвисла, глаза были скрыты под складками, только макушка блестела сквозь седой пух. Я сидел и смотрел, пока он приподнял крышку котла, плеснул туда воду, понюхал вздыбившийся пар, полез в карман, что-то достал и бросил в свое варево, аккуратно прикрыл котел и лишь потом покосился на незнакомца.

- Здесь интересно получится, если ввести суммы Дарбу, - сказал я и ткнул прутиком в формулу. - Не пробовали?

Он проворчал что-то неразборчивое, влез в хижину и вылез с железной палкой в руке. Я вспотел. Но это не мне предназначалось - у него, оказывается, висел гонг возле хижины, и он, видно, собрался звонить на обед.

- Постойте, - сказал я. - Не сбежит ведь никуда каша. Все равно я знаю, кто вы, и теперь вам не отмолчаться.

- Все он знает, - пробасил старик нараспев. - Пришел сюда такой, все знает. А за ручьем лошадки топочут. О-ох, надо ему уходить.

- Изящная позиция, - сказал я. - Двадцать два бога создали мир и умыли руки. Разбирайтесь без нас. В мире все, может, сикось-накось, а мы кашу варим.

- Что вам от мену надо? - Это был другой голос, по другому модулированный. Таким голосом можно и об интегральном исчислении толковать.

- Прежде всего меня интересует, есть ли у вас экземпляр "Клятвы".

- Предположим. Но вы, полагаю, должны знать, что там написано.

- Смит, это ваша планета, и на ней неладно. Из "Клятвы", которая хранится в музее, вырезано несколько страниц. Кому-то невыгодно, чтобы полный текст был известен людям. Для вас это новость?

Он снова скрылся в хижине и вернулся с бумажным свертком.

- Уходите в поселок. Там сейчас все дома пустые - садитесь и читайте. Сюда придут люди и будут есть. А я буду думать. Потом приходите.

Когда я вернулся, он мыл котел - скреб изнутри песком. Он спросил;

- Что они из нее вырезали?

- Кто "они"?

- Жаль, что вы об этом спрашиваете у того, кто не может знать.

Я прочел ему то, что переписал в свой блокнот. Он кивал головой точно в такт стихам, с умиленным и светлым лицом. Когда я закончил, он не проронил ни слова.

- Сколько вас осталось?

- Не знаю.

- Вы никого из них не встречали за полвека?

- Полвека... - Он выговорил это слово, будто вдумываясь в его непостижимость. - Полвека... Лет двадцать назад здесь... Не здесь, конечно, тогда мы работали севернее, у истоков Блэк-Ривер, убили охотника. Убил не зверь, а человек. Когда его хоронили, я узнал. Это был младший Баттон Юджин... Как вы сказали тогда: "Двадцать два бога умыли руки"?.. Полвека - это срок, чтобы подумать. Тем более если нет книг.

- Послушайте, Смит, но ведь книги - это доступно. Не в тюрьме же пробыли вы все эти годы.

- Меня зовут Теренс Тейлор, а тюрьму я выстроил сам. Чтобы быть как все, кто вокруг меня. Я учил себя подчиняться людям и обстоятельствам, чтобы не заболеть жаждой ими управлять. Похоже, что это ложная посылка. Хотя я не должен тек говорить. Один я не могу признать неправоту всех, моя информация слишком бедна, да и ваша, я вижу, немногим богаче. Но у вас еще есть время. Наша история только началась, полвека - это для нас страшно, а для нее, друг, смешно.

- Чем я могу быть вам полезен?

- Есть прекрасная древняя книга. "Дон Кихот Ламанчский". Достаньте мне ее.

12

"Продолжается допрос свидетеля Ульриха Земана (27 лет, холост, род занятий - профессиональный футболист, полузащитник команды "Валендия").

Адвокат:

- Свидетель, вы утверждаете, что ударили игрока "Скорунды" потому, что он вас оскорбил.

- Так это... Конечно. Шестиногим желтопузиком он меня обозвал. Обидно. И нервы. Вот как получилось.

- Свидетель, вы извините меня за вопрос: нормально ли функционируют ваши слуховые органы? Иными словами, не почудилось ли вам?

- Это что, глухой я, что ли? Ну нет, вот уж нет!

- Между мной и вами сейчас пятнадцать метров тридцать два сантиметра. Между мною и судейским столом - тринадцать метров девяносто сантиметров. Теперь я отставляю микрофон и произношу фразу... Прошу извинить, миледи, вы меня слышали?

Судья:

- Нет, адвокат.

- Свидетель, вы меня слышали?

- Так вы же спиной ко мне повернулись!